Стражи белых ночей

    Генрих Сатир. «Единоборство»

Никто из новых Стражей, занятых путешествием во времени, не мог видеть, что происходит на Месте встречи. Обычно, то есть сто и двести лет назад, ничего особенного и не происходило. Несколько минут церемонии проходили в разговорах: Стражи вспоминали прошлое города, обсуждали его настоящее и готовились к возвращению на свои места после того, как Пьетро произнесёт Заклинание Цепи. Но сегодня случилось что-то странное. На Стражей напало непреодолимое желание… Поспать минутку-другую. Это было более чем подозрительно, если учесть, что Стражи никогда не спят.

Прежде чем Пьетро понял, что творится неладное, его веки сомкнулись, и голова свесилась вниз. Через секунду все храпели, фырчали и сопели.

– Быть по сему, – услышала Василиса свой голос, и открыла глаза.

– Ты это видела?! – воскликнул Елисей и даже замурлыкал от избытка чувств.

Василиса кивнула. Теперь она любила всё в этом городе, даже своего нахального соседа.

– Почему все спят? – спросила Урсула.

Василиса огляделась и увидела, что Стражи, кроме новеньких, застыли на своих местах. Глаза их были закрыты, они храпели, сопели и сонно урчали.

– А где поздравления, где фанфары? – возмутился Чижик-Пыжик.

– Нашли время спать, – зарычал Сердитый лев.

– Это так и положено? – удивился Конь Чапаева.

– Церемония явно нарушена, – сказал Алессандро.

– Ссспят! Сссёстры, проссснитесссь!

В этот момент где-то пробило пять часов. Василиса вздрогнула. Этого не может быть! В пять они уже должны сидеть на своих местах! Сердце опять заколотилось: раз, два, три… раз, два, три…

Пьетро поднял голову, встрепенулся.

– Ужасное видение… – пробормотал он.

– Пьетро, я видел кошмарный сон! – вскричал Николя.

– И мы тоже! – заржали Кони-близнецы.

– Шёл дождь, всё скрылось под водой, небо было словно горелый хлеб! Ужасно, – заохал лев-философ.

– А мне виделось, что по Неве плыл кораблик с Адмиралтейства. И вокруг было пусто, словно до Рождения города, – сказал 23-й безбородкинский лев.

– Братцы, мне снилось, что будто потоп, а на крыше дома стоит девочка, совсем малютка, плачет и машет медвежонком плюшевым, – расстроился Топтыга.

– Неужели мы все видели один и тот же сон? Не к добру это, – покачал головой нытик Покровский.

– А я словно бы узрела, что сбылось проклятие: стало Петербургу пусто, – пискнула ящерица.

Если бы кони могли хвататься за голову, то Пьетро несомненно это бы сделал.

– Это был не сон. Мы не превратились! Мы не стали памятниками! Мы живые, но и не настоящие, никому не нужные существа! Без Стражей город погибнет через три дня. Такое уже случалось: Стражи ожили, но не превратились обратно. Я никогда не думал, что это произойдёт у нас.

– Где это было, Пьетро? – в один голос спросили кони-близнецы.

Пьетро вздохнул, потупился и тихо, словно против воли, ответил: – В Атлантиде.

Над Местом встречи повисла тишина. Василиса почувствовала, как шерсть становится дыбом. Конечно, они все знали об Атлантиде. Это знание было получено не от их творцов: люди ведь уверены, что уход под воду прекрасного острова – не более чем легенда. Но Стражам известна истинная причина гибели атлантов. Стражи Атлантиды не вернулись на свои места. Неизвестно, по какой причине это случилось, но цепь разорвалась, и Атлантида была обречена. За три дня она исчезла с лица Земли. И никто, никто не смог этому помешать.

На глазах у Василисы выступили слёзы, сердце словно сжала холодная каменная лапа. Стало страшно, очень страшно.

Где-то вдалеке закаркали вороны. Настоящие вороны.

Воздух заколебался, стал слоистым, вязким, поплыл, как в жару. Памятник Крылову вдруг замерцал жемчужно-серым цветом, и на его пьедестале, среди рельефных зверей, стало медленно проступать какое-то изображение. Чёрные линии, сверкая, сливались в неясные контуры и обрастали густой чернильной тьмой. Появился странный силуэт, и постепенно, как печать на камне, прорезались когтистые лапы, изогнутый хвост и большие крылья. Стражи застыли на месте, скованные ужасом. Над памятником повисла воронка темноты. Неясный рисунок постепенно стал чётким.

На Стражей пустыми глазницами смерти смотрела Химера. Плоская, нарисованная и в то же время живая.

Василиса почувствовала себя маленькой и беспомощной. Холодный крюк впился в голову, и в ушах зазвучал чужой шёпот. «Стражи, слушайте. Столетиями я ждала этого! Наконец совпало всё – день, час, человек и место. Лишь раз в сто лет, самой короткой ночью в году мой образ может возникнуть в невинной душе ребёнка. Я – разрушение! Искусство, красота спасут мир? Бред! Никакое искусство не спасает от войн, краж, болезней, от пьяных драк и автомобильных аварий. Всё, что построено в этом городе, уродливо от начала до конца, ибо построено назло природе. Я – природа! Вода – начало и вода – конец! Погибали целые цивилизации, не то что какой-то жалкий провинциальный городишко! Он уйдёт под воду на закате третьего дня! Навсегда!»

Шёпот прекратился. За мгновение небо над Крыловым очистилось, и Химера исчезла, словно её и не было.

Несчастные Стражи молчали. Всё происходящее настолько не укладывалось в голове, что даже смотреть друг на друга животные не решались. Прошло несколько минут. И вдруг послышался странный, незнакомый звук. Это урчали их собственные животы. Голод! Самое неприятное последствие превращения в «настоящих». В течение волшебного часа он никогда не ощущался. А что бывает после этого часа?

«А ведь, пожалуй, у этого Чижика-Пыжика под пёрышками найдётся кое-что», – подумала Василиса. Подумала и тут же одёрнула себя: как не стыдно! Журавль под взглядом Сердитого льва нервно переступал с одной длинной ноги на вторую. Быки перестали жевать, подняли головы из кустов и увидели, что все львы смотрят на них с нескрываемой нежностью. На всякий случай они повернулись к обществу лицом, то есть мордами, и выставили вперёд острые рога. Новые львы подвинулись поближе к верблюду, перешёптываясь о том, много ли мяса в «этой фигне» у него на спине, а совы стали как-то нехорошо поглядывать на ящерицу.

«Мамочки! Вот это влип так влип! Бежать отсюда надо. Ножки мои, родные, давайте-ка, не подкачайте».

– Заинька, ты куда это? – спросил Семнадцатый, дружелюбно улыбаясь целой обоймой острых клыков.

Достаточно было одного резкого движения, одного взмаха когтистой лапы, чтобы Летний сад превратился в идеальное место для съёмок передачи «Дикая природа». Но Пьетро, разумеется, не дал животным инстинктам Стражей взять верх над разумом.

– Если кто-то из здесь присутствующих собирается напасть на своего собрата, – он обвёл Место встречи таким укоризненным взглядом, что все сразу почувствовали себя, если можно так выразиться, последними свиньями, – то пусть знает, что, сделав это, он лишит жизни и себя. Предатель исчезнет и будет всеми забыт. Мы сейчас должны думать о том, что делать, чтобы предотвратить катастрофу. Мы – не какие-нибудь звери, – это слово он произнёс с явным чувством превосходства, – для которых главное – полное брюхо. Помните себя! Мы обязательно найдём пропитание, но не ценой жизни собратьев.

– Хорошо тебе говорить, – проворчал под нос Сердитый лев, – сам-то травой наешься.

– Оставаться здесь опасно. Уже утро. Люди испугаются львов, и может произойти непоправимое. Теперь мы живые, а значит, смертные. Спрятаться за пределами города тоже нельзя, мы должны быть недалеко друг от друга, чтобы в нужный момент произнести Заклинание Цепи.

– В какой момент? – ляпнул Чижик-Пыжик.

Пьетро серьёзно посмотрел на него и сказал:

– Мы должны спасти город. Скроемся и будем думать.

– Тьфу! Куда же нам идти? – спросил Верблюд.

– А я знаю, я знаю! – заверещал Чижик-Пыжик, – рядом с моим местом есть заброшенный дом. Это совсем близко. Мы там засядем и будем разрабатывать план. Вперёд!

Протяжный крик пронёсся над Летним садом. Звери замерли.

– Мы забыли про Обезьяну, – сказал Пьетро, – а ведь она одна из самых почтенных Стражей нашего города. Её надо предупредить.

– Я сссейчассс ссскажу, – голова одной из змей поднялась над травой.