Иван Крылов – Superstar. Феномен русского баснописца

Положение спас книгопродавец И. В. Слёнин. Он тоже понес убытки, но коммерческая привлекательность басен Крылова была так велика, что он решился заново профинансировать издание и выплатить автору гонорар.

10 января 1825 года «Северная пчела» оповестила читателей:

<…> Иван Васильевич Слёнин, старающийся всегда соглашать коммерческие выгоды с пользою общею и честию русской литературы, приобрел новое издание Басен знаменитого нашего Баснописца Ивана Андреевича Крылова при самом начале печатания за 19000 рублей. Сверх назначенных к сему изданию 7 картинок И. В. Слёнин вознамерился украсить оное портретом любимого публикою Автора. Картинки и портрет гравируются под надзором одного известного любителя и знатока художеств. <…> Г. Слёнин надеется выдать сии Басни в марте месяце текущего года[264 - СПч. 1825. № 5 (10 января). Л. 2 об.].

Эти расчеты не оправдались. Что помешало издателю выпустить книгу в намеченный срок, неизвестно, но Оленин воспользовался возникшей паузой, чтобы восстановить некоторые элементы своего первоначального замысла. Хотя к тому моменту о погибшем «кабинетском» издании напоминали только иллюстрации, он все-таки испросил дозволения украсить книгу посвящением императору. В конце августа 1825 года через Аракчеева ему было передано высочайшее согласие[265 - ОР РНБ. Ф. 542. № 107. Л. 1 – 1 об.], и в дополнение к простому наборному титульному листу был изготовлен еще один – гравированный, с изображением крылатого гения, склонившегося перед двуглавым орлом с вензелем Александра I.

Однако в остальном издание в руках Слёнина получило чисто коммерческий характер. Об этом свидетельствует в первую очередь заглавие, развернутое и броское:

БАСНИ

Ивана Крылова

В семи книгах

Новое, исправленное и пополненное издание

Покупателей должен был привлечь и новый портрет автора – гравюра И. П. Фридрица по рисунку П. А. Оленина, где Крылов представлен сидящим в задумчивости, опершись на два тома с надписями на корешках «АE?????» и «LA FONTAINE», – как русский баснописец, равный своим великим предшественникам. Но главное, Слёнин решительно увеличил тираж до 10 тысяч экземпляров; из них лишь несколько сотен самых дорогих имели полный набор иллюстраций и титульных листов, к большинству прилагался только портрет[266 - Смирнов-Сокольский Ник. Рассказы о книгах. М., 1959. С. 246.].

Это издание открывает собой новый этап литературного позиционирования Крылова. Прямо соотнося себя с Лафонтеном и его собранием басен в двенадцати книгах, он переходит к делению на книги вместо частей. В оглавление он вводит звездочки для обозначения переводов и подражаний, и сразу становится видно, что его собственных, оригинальных произведений – абсолютное большинство, 131 текст из 165[267 - На это сразу же обратила внимание «Северная пчела»: «…одно число оригинальных басень кроме других поэтических достоинств, отличающих талант его от всех писателей басень, и наших, и иноземных, дает ему неоспоримое право на титло первого русского баснописца» (СПч. 1826. № 41 (6 апреля). Л. 1 об.).]. Впервые появляется и «Алфавит басням», своего рода предметный указатель, подобающий книге классика. В дальнейшем и звездочки, и «Алфавит» станут неотъемлемой частью большинства прижизненных изданий.

Ил. 6. Крылов с книгами Эзопа и Лафонтена. Гравюра И. П. Фридрица с оригинала П. А. Оленина. 1825.

Внесение разного рода изменений замедлило выход книги. Но судя по тому, что на цельногравированном титуле значится «1825», Слёнин намеревался выпустить ее до конца года – вероятнее всего, к Рождеству, в самое выгодное для книжной торговли время. Однако и эти планы разбились о непредвиденное препятствие, на сей раз политического свойства.

Когда тираж, по-видимому, был уже отпечатан, в Петербург пришла весть о смерти Александра I. Между тем на «Баснях в семи частях» красовалось благодарное посвящение ему, не слишком уместное на фоне междуцарствия и последующих событий. Выпускать ли книгу в таком виде, переделывать ли, меняя формулировку посвящения, или вовсе изъять все элементы, указывающие на покойного государя, – на любой из этих шагов требовалась санкция нового императора. Получить ее мог только Оленин, но Николаю I долгое время было не до подобных мелочей. Обсудить с ним этот вопрос, вероятно, удалось лишь после похорон Александра 13 марта 1826 года, и 20 марта издание, без каких-либо изменений, наконец увидело свет. Время было удачное – три недели до Пасхи. Роскошные экземпляры продавались по двадцать и даже тридцать рублей, обычные – по двенадцать[268 - СПч. 1826. № 41 (6 апреля). Л. 1.].

Видимо, вскоре произошло событие, оказавшее решающее влияние на будущую судьбу Крылова, – аудиенция у молодого императора. Поводом послужило, очевидно, поднесение книги, а выхлопотал ее, скорее всего, тот же Оленин, озабоченный тем, чтобы как можно скорее ввести своего протеже в милость и установить его отношения с новым двором. В мае Булгарину уже было известно, что государь оказал баснописцу «ласковый прием», и он отмечал, что это повлияло на настроения литераторов и публики[269 - См.: Видок Фиглярин: Письма и агентурные записки Ф. В. Булгарина в III отделение / Изд. подготовил А. И. Рейтблат. М., 1998. С. 47.].

Официально об аудиенции не сообщалось, однако подтверждение исключительного царского благоволения – косвенное, но вполне убедительное – не заставило себя ждать. 29 апреля в самом, казалось бы, неожиданном месте – на первой полосе Journal de Saint-Pеtersbourg, официоза российского Министерства иностранных дел, появилась анонимная статья о новом издании басен[270 - Journal de Saint-Pеtersbourg. 1826. № 52 (29 avril / 11 mai). P. 205–206.]. Начав с похвал виньеткам, шрифту, бумаге, иллюстрациям и портрету, «поражающему своим сходством», ее автор переходил к тезисам, которые могли быть прочитаны как в чисто литературной, так и в идеологической перспективе. Крыловым, пишет он, восхищаются не только на родине; он давно пользуется европейской известностью. Но, сравнивая его с Лафонтеном как безусловным эталоном жанра, подчеркивается далее, следует смотреть на них как на равных, причем

уроки, которые извлекает из своих апологов Лафонтен, в своей всеобщности объемлют все эпохи и страны, тогда как нравственные формулы Крылова более применимы к тем краям, где он появился на свет.

Journal de Saint-Pеtersbourg читали как за пределами России, так и внутри страны. Но если заграничную аудиторию сообщение о том, что где-то далеко живет второй Лафонтен, пишущий на непонятном для нее языке, вряд ли могло сильно заинтересовать, то русские видели здесь и утверждение национального достоинства через культуру, и ясный намек на то, каким будет направление нового царствования.

Пройдет два с половиной месяца, и в высочайшем манифесте от 13 июля будет выражена уверенность в том, что в России «любовь к монархам и преданность к престолу основаны на природных свойствах народа», а залогом сохранения и укрепления этих свойств является «нравственное воспитание детей», очищенное от чужеземного влияния – тезисы, в высшей степени созвучные многолетним настроениям Крылова. А в следующих словах – объяснение того, почему он сам и его басни займут исключительное место в культурном и идеологическом ландшафте следующих двадцати лет:

Не от дерзостных мечтаний, всегда разрушительных, но свыше усовершаются постепенно отечественные установления, дополняются недостатки, исправляются злоупотребления. В сем порядке постепенного усовершения всякое скромное желание к лучшему, всякая мысль к утверждению силы законов, к расширению истинного просвещения и промышленности, достигая к Нам путем законным, для всех отверстым, всегда будут приняты Нами с благоволением <…>[271 - Манифест «О совершении приговора над Государственными преступниками» (ПСЗРИ. Собр. 2?е. Т. 1. № 465. С. 773–774).]

Впервые этим ветром на Крылова повеяло именно со страниц Journal de Saint-Pеtersbourg. От Министерства иностранных дел газету в то время курировал Д. П. Северин – бывший арзамасец, сделавший с тех пор дипломатическую карьеру и хорошо знавший баснописца. Он в качестве цензора подписывал номера в печать, однако статья принадлежала, скорее всего, не его перу. Во всяком случае, в этом был уверен П. А. Вяземский, который, прочитав ее в Москве, сердито вопрошал А. И. Тургенева: «Кто пишет эти рецензии? Как Северин допустил хвалить Крылова так безусловно и исключительно?»[272 - Архив братьев Тургеневых. Вып. 6. Переписка Александра Ивановича Тургенева с кн. Петром Андреевичем Вяземским. 1814–1833 годы / Под ред. и с примеч. Н. К. Кульмана. Т. 1. Пг., 1921. С. 26 (письмо от 8 мая). О многолетних попытках Вяземского настаивать на превосходстве И. И. Дмитриева как баснописца над Крыловым см. ниже.] Об авторе этого материала можно лишь догадываться, но он явно был близок оленинскому кругу, где, собственно, и вызрела та патриотическая концепция, которая теперь получила полуофициальную апробацию. Изложить ее для Journal de Saint-Pеtersbourg мог и сам Оленин, и Лобанов, и, конечно же, Уваров[273 - 8 июля в той же газете появится написанный Уваровым мемориальный очерк A la mеmoire de l’Impеratrice Elisabeth.].

Издание 1825 года оказалось последним, к которому хоть какое-то отношение имел Кабинет, но Крылов более и не нуждался в государственных субсидиях. Сотрудничать с ним для издателей стало уже не только выгодно, но и престижно. Совершенно логичным следующим шагом станет знаменитый контракт с А. Ф. Смирдиным, подписанный 20 апреля 1830 года[274 - Точную дату приводит В. С. Порошин в рецензии на посмертное Полное собрание сочинений Крылова (СПбВ. 1847. № 114 (24 мая). С. 526). В описи несохранившегося архива Смирдина, в частности, упомянуто «условие на 40 т. экз. басен» (ОР РНБ. Ф. 696. № 66. Л. 23; сообщено А. С. Бодровой).]. За 40 тысяч рублей баснописец уступит исключительные права на выпуск полного корпуса басен (теперь уже в восьми книгах) в течение десяти лет общим тиражом 40 тысяч экземпляров.

В отечественной практике эта сделка была беспрецедентной по сочетанию трех факторов – суммы гонорара, срока контракта, планируемого тиража. Нечто похожее имело место давно, в 1818 году, когда братья Иван и Яков Слёнины за 50 тысяч рублей в рассрочку на пять лет выкупили у Карамзина право выпустить вторым изданием «Историю государства Российского»[275 - См.: Письма Н. М. Карамзина к князю П. А. Вяземскому. 1810–1826. СПб., 1897. С. 51 (письмо от 29 апреля 1818 года).].

Поэты же не были избалованы крупными гонорарами; платить им хорошие деньги стал только Смирдин. Показательно, что в том же апреле 1830 года он заключил контракт с Пушкиным, обязавшись в течение четырех лет выплачивать ему ежемесячно по 600 рублей ассигнациями за право переиздавать его сочинения[276 - Сидоров И. С. На литературном рынке (1833 год) // Сидоров И. С. В поле пушкинского притяжения. М., 2023. С. 35.]. Но если годовой доход Пушкина таким образом оказывался больше, то общая сумма и срок контракта были в пользу баснописца. Чутье подсказывало издателю, что басни Крылова уже превратились в классическую книгу, которая всегда будет пользоваться спросом[277 - Уже во второй половине 1830 года Смирдин предложил Департаменту народного просвещения скидку при покупке у него большого числа экземпляров «Басен». К началу следующего года на соответствующий запрос Департамента отозвались Ришельевский лицей в Одессе и дирекции тобольских и томских училищ, которые в общей сложности пожелали приобрести 110 экземпляров (РГИА. Ф. 733. Оп. 104. № 47).].

В литературной среде крыловский контракт стал символом коммерческого успеха. Уже через несколько месяцев московский издатель Н. С. Степанов, явно подражая Смирдину, также за 40 тысяч, но только на два года приобрел у М. Н. Загоскина еще не оконченный роман «Рославлев, или Русские в 1812 году». Таких денег у Степанова не было, и, чтобы рассчитаться с автором, он, в свою очередь, запродал еще не вышедшую книгу торговцам, готовым платить вперед[278 - См.: Аксаков С. Т. Биография Михаила Николаевича Загоскина // Москвитянин. 1853. № 1. Отд. I. С. 143. Об исторических романах как коммерческом продукте см.: Rebecchini D. Il business della storia. Il 1812 e il romanzo russo della prima met? dell Ottocento fra ideologia e mercato. Salerno, 2016. P. 105–150.]. И даже в 1842 году Гоголь, редактируя «Ревизора», заставит Хлестакова вдохновенно врать, что Смирдин дает ему 40 тысяч за то, что он «поправляет статьи» для его журнала[279 - Действие 3, явл. 6. См.: Гоголь Н. В. Полн. собр. соч.: В 23 т. Т. 4. М., 2003. С. 44, 804–805.].

Как именно Смирдин выплачивал Крылову деньги, единовременно или частями, к сожалению, неизвестно; в любом случае, эта сделка принесла поэту крупнейший в жизни литературный заработок и свидетельствовала об уверенности обеих сторон – и автора, и издателя – в том, что спрос на басни Крылова и впредь останется высоким[280 - Характерно, что уже в конце 1831 года персонаж повести Е. В. Аладьина «Брак по смерти», провинциальный чиновник, радуется тому, что Смирдин выпустил дешевые издания «Истории» Карамзина и басен Крылова: «Куплю-с, непременно куплю-с! Зимою по вечерам стану читать их жене и детям; ведь мы тоже люди грамотные-с» (Повести Егора Аладьина. Ч. 2. СПб., 1833. С. 131; цензурное разрешение 11 декабря 1831 года).].

Таким образом поэт, которому перевалило за шестьдесят, в самом деле завершал свою литературную деятельность. Он напишет еще только десять басен, причем последнюю – за десять лет до смерти, в 1834 году. Рассматривая басни как некий аналог имения, он достиг такого равновесия, когда они сами по себе, без дополнительных усилий, приносили достаточный доход. Этим «имением» Крылов управлял как рачительный хозяин, уже к 1832 году, по подсчетам Лобанова, составив «изданиями своих басен до 100 000 рублей»[281 - КВС. С. 90.].

Однако с середины 1830?х годов литературные заработки в его бюджете оттесняются на второй план государственными выплатами.

12

Беспечен как Лафонтен. – Уваров и начало огосударствления. – Баснописец его величества

В 1820 году Оленин смог добиться удвоения пенсиона, назначенного баснописцу в 1812?м. Сделать это было непросто. Как директор библиотеки он мог официально ходатайствовать перед министром А. Н. Голицыным лишь о награждении своих подчиненных чинами и орденами. 3 марта он подписал коллективное представление на отличившихся сотрудников, в котором дал Крылову весьма нестандартную служебную характеристику:

Коллежский асессор Крылов, столь известный приятными, а сверх того и полезными своими баснями, вопреки природной наклонности к беспечной жизни, уже несколько лет, к удивлению всех, ревностно и неутомимо отправляя свою должность по Императорской Публичной библиотеке, занимался ныне с отличным рвением и успехом составлением каталогов Русских книг. Сверх того он трудился для Библиотеки, сочиняя поучительные и прекрасные Апологи в стихах для чтения в публичных ее собраниях. Сии достойные его творения всегда были принимаемы публикою с отличным удовольствием, в чем Ваше Сиятельство сами изволили участвовать. А при том он еще содействовал и умножению собственных доходов библиотеки, будучи одним из членов составленного мною на сей предмет частного комитета[282 - Об участии Крылова в работе так называемого «домашнего хозяйственного комитета» см.: Бабинцев. С. 48.] <…>

За все эти заслуги баснописец представлялся к ордену св. Владимира 4?й степени, но Оленин считал нужным выхлопотать ему и «вещественнейшее» награждение,

уважая отличный стихотворческий его талант, которым пользуются с равною выгодою и дети, и юноши, и взрослые, и престарелые; уважая равным образом его добродушие, соединенное с отменною остротою ума, а притом зная тесные его обстоятельства[283 - РГИА. Ф. 733. Оп. 15. № 74. Л. 4 – 4 об.].

Именно эти качества Крылова, не имеющие к службе никакого отношения, директор библиотеки считал важнейшими и заслуживающими поддержки со стороны верховной власти. Заметим, что здесь пока еще вперемешку с другими аргументами возникает первый набросок формулировки, постулирующей универсальную ценность крыловского творчества.

Однако пока еще это было не для всех очевидно, и Оленин вдогонку за официальным представлением послал министру личное письмо, посвященное исключительно Крылову. Там он ссылался в качестве прецедента на аналогичные милости, оказанные другим неимущим литераторам – А. П. Буниной и В. А. Жуковскому[284 - Поэтессе Буниной, постоянно нуждавшейся в деньгах, в том числе для лечения, пенсионы назначались несколько раз; последний, в сентябре 1816 года, – в размере 4 тысяч рублей в год (см.: Амелин М., Нестеренко М. «Девица Анна Бунина»: Хроника жизни и творчества // Бунина А. Неопытная муза: Собрание стихотворений. М., 2016. С. 40). Жуковскому такой же пенсион был пожалован 30 декабря того же года, не только как знак высочайшего одобрения его творчества, но и «для доставления нужной при его занятиях независимости состояния» (цит. по: Остафьевский архив князей Вяземских. Т. I. СПб., 1899. С. 67).], и приводил дополнительные резоны:

Иван Андреевич Крылов, смело в том вас могу уверить, сиятельнейший князь, по долговременному опыту, есть самый честный, добрый и благомыслящий человек. <…> по беспечности, принадлежащей особенно поэтам его именно рода, он беден как Лафонтен <…> И наш собственный Иван, будучи в этом самом положении, содержит еще брата своего родного, подобного ему бедняка![285 - РГИА. Ф. 733. Оп. 15. № 74. Л. 5об., 16 – 16 об. «Наш собственный Иван» – игра с именами национальных баснописцев: Жан Лафонтен – Иван Крылов.]

Ходатайство увенчалось успехом. Уже 27 марта 1820 года последовал императорский указ Кабинету от об увеличении ежегодного пособия Крылову с 1500 до 3000 рублей, который, впрочем, не содержал упоминаний о литературных заслугах. Формально это было поощрение «в воздаяние засвидетельствованной начальством усердной и похвальной службы»[286 - Сб. 1869. С. 303.].

На этом рост постоянных доходов Крылов надолго прекратился. Предпринятая Олениным в январе 1827 года попытка обеспечить всем сотрудникам библиотеки, прослужившим в ней не менее пятнадцати лет, дополнительный пенсион в размере жалованья не увенчалась успехом[287 - См.: РГИА. Ф. 733. Оп. 15. № 74. Л. 30.].

Между тем Крылову, находившемуся уже в солидном возрасте, в конце 1820?х годов пришлось иметь дело с очень крупными поступлениями в Русское отделение библиотеки. В декабре 1827 года у Смирдина было закуплено 2285 томов, в следующем году известный библиофил купец Е. В. Косицкий пожертвовал 641 книгу, а в марте 1829?го у Смирдина было приобретено еще 955 томов. Принимать, систематизировать, вносить в каталог и расставлять по полкам это богатство должны были два человека – библиотекарь и его помощник, однако помощника, предусмотренного по штату, у Крылова не было с тех пор, как весной 1825 года с этой должности был уволен А. А. Дельвиг. До октября 1827?го ему помогал один из писцов библиотеки, а затем баснописец остался с колоссальной массой книг один на один[288 - О штате Русского отделения см.: Бабинцев. С. 42–44. О названных книжных поступлениях: Императорская Публичная библиотека за 100 лет, 1814–1914. СПб., 1914. С. 100; Бабинцев. С. 51–53.].

27 февраля 1829 года Крылов пожаловался Оленину, что «при всем усердии» не в состоянии выполнить все, что от него требуется, «тем более, что с беспрестанным получением новых книг и труд в исправлении службы возрастает»[289 - Цит. по: Бабинцев. С. 44.]. В помощники себе он выбрал тридцатилетнего И. П. Быстрова, который и был немедленно принят в библиотеку в качестве писца. Скоро он превратится в «подбиблиотекаря» и возьмет на себя основной объем работы по Русскому отделению. Двадцать лет спустя Быстров запишет свои первые впечатления от общения с баснописцем:

Когда я поступил в Библиотеку (6 марта 1829), то Ив. Андр. постоянно являлся к должности в 11-ть часов, садился на громаду книг (это ему служило месяца два вместо стула) и беспрестанно курил сигары. Ровно в 2 часа уходил домой.

Здоровье Крылова пошатнулось после перенесенного в 1823 года «удара», и наконец ему, видимо, стало трудно подолгу дышать книжной пылью. «Уберите, мой милый, груду эту… вот что я сижу… Хоть в два ряда на полки поставьте…»[290 - Цит. по: Сухоруков Л. Поэт и библиограф. Каталоги русских книг Императорской Публичной библиотеки, составленные Иваном Андреевичем Крыловым. С. 92.] – таково было первое задание, которое он дал Быстрову.

На этом фоне в общественном статусе Крылова происходили качественные изменения; в 1830 году в результате ряда символических актов он из простого смертного, пусть и знаменитого литератора, превратился в живого классика. В апреле заключен десятилетний контракт со Смирдиным, и когда в августе первые книги, изданные в рамках этого небывалого культурного проекта, увидели свет, одна из них была поднесена императрице (судя по великолепию переплета, не автором, а издателем)[291 - См. в Музее книги РГБ (МКIV-59975) подносной экземпляр уменьшенного формата с экслибрисом Александры Федоровны.]. А в декабре баснописец был пожалован в статские советники (чин V класса), «в изъятие из правил», требовавших обязательного университетского образования. Официальным основанием послужило его членство в Российской академии и то, что он

давно уже известен любителям отечественной словесности, в особенности же своими баснями, снискавшими ему отличную славу не только в России, но и в чужих краях[292 - Представление Оленина к производству Крылова в чин от 28 мая 1830 года см.: Сб. 1869. С. 42–43. Ранее аналогичным образом чин статского советника получили Гнедич (1828) и Греч (1829). К тому времени Крылов уже стал фигурой европейского масштаба: по количеству и качеству переводов на иностранные языки с ним не мог сравниться ни один из русских поэтов. См. об этом: Бычков А. Ф. О баснях Крылова в переводах на иностранные языки // Сб. 1869. С. 82–93, 100–102; Cross A. Anglo-Russica. Aspects of Cultural Relations between Great Britain and Russia. Oxford; Providence, 1993. P. 180–186; Добрицын А. Басни Крылова: переложения с французского и на французский // Россия и Франция: XVIII–XX вв.: Лотмановские чтения. М., 2013. С. 125–132.].

Тогда же император Николай I подарил двенадцатилетнему наследнику престола на новый 1831 год бюст Крылова[293 - См. об этом: СПч. 1831. № 98 (5 мая). Л. 1 об.] – копию работы С. И. Гальберга, созданной в 1830 году (видимо, по заказу Оленина). Современники нашли этот портрет чрезвычайно похожим, при этом благодаря антикизации русский баснописец прямо уподоблялся классическим авторам древности. Примечательно, что в учебной комнате наследника изображение Крылова соседствовало с бюстом Петра Великого.

Ил. 7. Бюст И. А. Крылова работы С. И. Гальберга. 1830. Отлив сер. XIX века.

Ил. 8. Бюст Крылова на портрете М. Н. Загоскина работы В. А. Тропинина. Конец 1830?х – начало 1840?х годов. Фрагмент.

Такое конвертирование литературной репутации в государственные заслуги было настолько ново и необычно, что потребовалось еще несколько лет для того, чтобы за символическим признанием последовали соответствующие меры финансового характера. Этого неустанно добивался Оленин.

В сентябре 1831 года произошло долгожданное общее повышение окладов сотрудников библиотеки. Жалованье Крылова возросло до 2700 рублей в год[294 - См.: ПСЗРИ. Собр. 2?е. Т. 6. Ч. 2. СПб., 1832. № 4794. Приложения. С. 1.], но менее чем через три месяца Оленин запросил для него еще две тысячи. Понимая, что это может выглядеть чрезмерным, он писал министру финансов Е. Ф. Канкрину неофициально и заранее оговаривался: «Если мое ходатайство не успеет, то прошу его считать comme non avenu»[295 - Недействительным (франц.). Не успеет – не возымеет успеха.].