Воры вне закона

– Ну, какая же она моя? Марианна, а ты что, ревнуешь? – натягивая в голос нотки весёлости, в действительности очень раздражаясь (не хватало ещё теперь и перед этой отчитываться), ответил вопросом Валерий.

– Конечно, ревную! Разве не со мной ты должен ходить в театры?

«И этой я чего-то должен», – злясь и на женщину, и на себя, подумал Валерий, а вслух с соответствующей гримасой красиво соврал:

– С тобой я лучше бы занялся чем-нибудь более интересным. А в театр я ходил с Чижовой в наших с тобой интересах.

– Ну-ка, ну-ка!

– Мне важно сейчас уговорить её отказаться от поездки в Германию.

– И что? Уговорил? – с нотками ехидства в голосе спросила Марианна.

– Ты зря так, дорогая. Я действую по поручению Максима Дмитриевича.

– Аааа, так бы и сказал! А то я, как дура, ревную тут.

– Ревнуешь? – опять с наигранной весёлостью переспросил Валерий. – Значит, любишь!

– А ты сомневался?

– Ну, как тебе сказать… Сегодня у тебя будет шанс доказать мне это…

***

По настоятельному предложению Максима Дмитриевича сразу же после подачи заявления в ЗАГС Валерий с Марианной стали жить вместе в загородном доме Юценко. Собственно, и подача заявления в ЗАГС была инициирована Максимом Дмитриевичем. Сам Валерий, возможно, ещё подумал бы, что-то его смущало, внутренний голос немного роптал, но, убеждённый директором в том, что женатому на Марианне ему легче будет выехать с ней в Германию, он сделал дочери директора предложение выйти за него замуж, на которое та тут же согласилась. Всё это – и женитьба, и совместная жизнь молодых были этапами плана Максима Дмитриевича. Совместные фотографии Марианны и Валерия, незаметно сделанные нанятым им фотографом, в том числе и при подаче заявления в ЗАГС, – тоже входили в этот план. Целью плана было сделать имя своей дочери в научной среде и выдать её замуж. Конечно, в мужья своей Марианне Максим Дмитриевич желал бы кого-то состоятельного, но «на безрыбье и рак – рыба», потому остановил свой выбор на нищем, зато, как казалось ему, покладистом, любящем его дочь Валерии. Понимая, что Марианна бездарна и вряд ли когда внесёт свой вклад в науку, Максим Дмитриевич решил прибегнуть к старому, проверенному веками методу – воровству, тем более, что в стенах возглавляемого им института сотрудница Чижова шла к открытию революционной силы. Наведя справки о Елизавете Чижовой, Максим Дмитриевич убедился, что встать на её защиту вряд ли кто сумеет: родственники её – простые интеллигенты, далёкие от властных структур, друзей – влиятельных лиц у неё тоже нет. В институте никто против него не пойдёт. Так что, всё складывалось, по разумению Максима Дмитриевича, как нельзя лучше.

***

Александр Германович, зная, что поступает подло, чувствовал себя неловко, тем не менее, виду он старался не подавать, и это ему почти удавалось. Он приветливо пригласил Елизавету сесть напротив себя и мягко, даже чуть распевно, заговорил:

– Елизавета Петровна, Вы всегда выглядите замечательно, но весна, похоже, действует на Вас как-то по-особенному.

– Не могу не согласиться с этим. Думаю, на всех она действует по-особенному.

– Ну, не скажите… Действие весны на меня в годы моей молодости и сейчас очень разнится. Сейчас я просто…

Заведующий отделом, чуть поговорив о весне, о её действии на себя в разные годы, перешёл к разговору, для которого была приглашена Елизавета.

– Вы, должно быть, знаете, что выделен грант на научную работу…

Девушка, ожидая продолжения, никак не отреагировала на слова декана, и он был вынужден продолжить:

– Причём, получивший грант должен будет поехать в Германию. Разумеется, по логике получить грант должен самый перспективный учёный. По моей оценке, это Вы, Елизавета Петровна. Но, как Вы понимаете, грант этот и место в Германии Максим Дмитриевич выбивал для Марианны. Вы знаете, она его дочь. А получить грант, это значит… – Тут Александр Германович, понимая, что говорит лишнее, пресёк сам себя и продолжил уже о другом. – Конечно, хотим мы того или нет, Максим Дмитриевич пошлёт в Германию свою дочь. Это не обсуждается! – декан смолк. Последние его слова прозвучали жёстко, а потому особо выделились на фоне его предыдущей тягучей речи. «С чем Максим Дмитриевич пошлёт свою дочь?» – подумала Елизавета. – «И зачем мне говорит это Александр Германович?», но продолжила молчать. Её молчание не понравилось заведующему отделом, и он, чуть раздражаясь, спросил:

– Ну, чего Вы молчите?

– Что Вы хотите услышать от меня?

Вместо ответа заведующий отделом стал сетовать:

– Вы же понимаете, что от меня ничего не зависит! Ровным счётом ничего!

Последние слова заведующий отделом почти выкрикнул. Лицо его покраснело. Девушке стало жалко его.

– Не волнуйтесь Вы так, Александр Германович, – сказала она, – я ведь не рвусь…

Заведующий отделом прервал девушку криком: – Ну как не волноваться! – и тут же прервал себя и заговорил уже спокойно: – Ну и правильно, что не рвётесь: чужая страна, чужой менталитет, чужой язык. Вы ведь не знаете немецкий?

– Не скажу, что в совершенстве, но могу на нём общаться, – ответила Елизавета на немецком языке.

Александр Германович тоже перешёл на немецкий язык: – Вот как? – изумился он. – А я и не знал… Где ж Вы так обучились? Выезжали в Германию?

– Нет. У меня был хороший преподаватель – моя мама, – продолжая говорить по-немецки, ответила Елизавета.

– А Ваша мама немка?

– Нет. Она преподаватель языков.

– А я родился в Германии, мой отец был военным, – радуясь возможности отойти от щекотливой темы, на хорошем немецком языке сказал заведующий отделом и стал рассказывать о своём детстве, проведённом в Германии. Закончив рассказ о детстве, он перешёл на русский язык:

– Так значит, Вы готовы к тому, что пошлют в Германию не Вас, а Марианну?

– Простите, не совсем поняла вопрос. В чём должна выражаться моя готовность?

– Ну… Понимаете, институт сам решает, кого выдвинуть на получение гранта, тут нет указчиков, но… – заведующий отделом снова заговорил тягуче – было бы лучше, если бы Вы, Елизавета Петровна, написали отказную.

– Отказную? – переспросила Елизавета, дивясь и самой ситуации, и слову.

– Да… Ну, чтоб всё было формально обоснованно, обстоятельно – скажем так. Этот документ, разумеется, никуда не пойдёт, но пусть бы он был… Это скорее для успокоения совести Максима Дмитриевича.

– Как легко успокоить совесть человека, – ухмыльнулась девушка.

– Вам, молодежи, этого не понять, но мы, старшее поколение, привыкли к порядку…

– К порядку? Выдавать гранд лицу, далёкому от науки, это порядок?

Заведующий отделом поморщился.

– Мы говорим о разном. Я имею в виду документацию.

– Я поняла, что вы имеете в виду. А когда будет назначена комиссия по моей работе?

Вопрос о комиссии вырвался неожиданно даже для самой Елизаветы.

– Это вам надо обсудить с Максимом Дмитриевичем. Думаю, завтра он захочет встретиться с вами.

***