Лето печали

– Похож на Франкенштейна, – заметил парень. – Однако девушка очень красивая.

Максим Михайлович нехотя согласился:

– Очень.

Ему пришло в голову, что наброски можно показать мистеру Генри Джеймсу.

– Но вряд ли ее сиятельство княжна маячила рядом с мисс Перегрин, – хмыкнул Сабуров. – Она слишком осторожна. Однако дамы переписывались и остается проклятая фотографическая лаборатория.

Сабуров представлял себе, что за снимки обрабатывались в потайном чулане.

– Очередная мерзость для удовлетворения низменных инстинктов преступников, – он вздохнул.

Сабуров хотел встретиться и с другими знакомыми мисс Перегрин, в надежде, что они узнают мистеров Январь и Февраль, у которых во рту остался тот же знак. Теперь Пьетро Дорио хотя бы не отрезал языки своим жертвам.

Разглядывая крохотный, но четкий символ на обрывке бумаги, Сабуров насторожился.

– Погодите, – сказал он Грину. – Занимайтесь клочком. Мне в голову пришла одна мысль, надо отправить курьера на Пэлл-Мэлл. Я вернусь и вы прочтете мне записку, вернее, немногое, оставшееся от нее.

Под тусклым газовым фонарем в коридоре Максим Михайлович опять рассмотрел вычерченную второпях карту Лондона.

– Я был прав, – его пальцы заледенели. – Три убийства – только начало. Нас ждет больше жертв, они хотят наложить на Лондон кровавую печать Цепи, но мы такого не допустим.

Сунув блокнот в карман сюртука, он спустился в участок, где за дубовой дверью стрекотал телеграфный аппарат.

Мистер Браун, постукивая тростью, прошелся по скрипучим половицам.

– Я погорячился, назвав это лабораторией, – усмехнулся чиновник. – Надеюсь, что доктор Якоби приедет сюда не с пустыми руками, мистер Гренвилл.

Сабуров уверил его:

– Непременно. Я ожидаю ответной телеграммы из Парижа сегодня вечером.

Максим Михайлович надеялся, что фрейлейн Амалия никуда не уехала. Девушка работала над новыми красителями и часто посещала текстильные фабрики. Сабуров решил, что одинокая барышня, пусть и с цюрихским докторатом, вряд ли станет разъезжать по провинции, где такое еще считалось неприличным.

Степень фрейлейн Амалии обошлась ей малой кровью. Швейцарские профессора знали ее отца.

– Многие учились у него, – написала девушка. – Наука, как и в средневековье, остается цеховым делом, но я сожалею обо всех даровитых женщинах, не сумевших пробиться за частокол косности.

Фрейлейн Амалия провела в Цюрихе только год. Работая в университетской лаборатории, девушка умудрялась и навещать Германию.

– В Гейдельберге я познакомилась с замечательной русской студенткой, – написала Амалия. —Ей всего девятнадцать, однако она твердо решила стать профессором математики. Фрау Ковалевской пришлось фиктивно выйти замуж, чтобы получить заграничный паспорт, – перо Амалии словно запнулось. – Хорошо, что в Европе такого не требуется.

Она продолжила с новой строки.

– Зимой следующего года фрау Ковалевская едет в Берлинский университет. Я предложила ей остановиться в моей квартире. Я, кажется, окончательно влюбилась в Париж и собираюсь здесь остаться.

Свернув письмо, Сабуров желчно сказал Тоби:

– Я больше, чем уверен, что она влюбилась не только в Париж, но и в парижанина. Мне нечего ей предложить, милый, – Тоби тоскливо завыл. – Квартира у меня съемная, а частных сыщиков не бывает, пусть я и называю себя консультантом.

Сабуров предполагал, что может стать инспектором Скотланд-Ярда или присоединиться к неведомому, но всесильному отделу мистера Брауна, однако Максим Михайлович ценил свою независимость.

Передавая Брауну листок с расшифровкой обрывочных слов на записке, он заметил:

– Доктор Якоби привезет сюда нужные реактивы. Можно обосноваться в этой комнате, она удобно расположена в центре города, – Сабуров помолчал. – Однако у меня небольшая квартира, а доктор Якоби уважаемый человек…

Браун удивился.

– Разумеется, снимите ему номер в приличном пансионе. В Блумсбери их хватает, а расходы мы оплатим, – чиновник прищурился. – Получается, что перед нами шифр?

Мистер Грин почтительно сказал:

– Так точно, сэр, – Сабуров понял, что напарник ходил не на торговых кораблях. – Однако разгадать его – дело непростое.

Они с Грином потратили два часа, складывая из разрозненных букв бессмысленные слова. Повесив на стену лист чертежной бумаги, доставленный младшим констеблем из ближайшего писчебумажного магазина, Максим Михайлович сказал:

– Подойдем к делу организованно, – он перенес слова на бумагу. – Придется перебрать несколько вариантов, чтобы понять, о чем идет речь.

Мистер Браун остановился напротив листа.

–Вижу, что вы принялись за дело, – он склонил голову. – Действительно, пока выходит абракадабра, однако шифрование сложная наука. Наброски с лицами ваших знакомцев отправились дипломатической почтой в Рим.

Браун недовольно пожевал губу.

– Слова по телеграфной ленте мы передавать научились, а с фотографиями и рисунками дело обстоит плохо. Покажите эскизы мистеру Генри Джеймсу и поработайте со артистической богемой. Мистеры Январь и Февраль могут происходить именно оттуда.

Чиновник перевел взгляд на большую карту Лондона, принесенную тем же констеблем. Улицы и площади, парки и ленту Темзы пересекали проведенные Сабуровым четкие черные линии.

Браун вынул сигару изо рта.

– Это что такое?

– Возможные места будущих преступлений, – спокойно ответил Сабуров.

Томик стихотворений лорда Байрона занял свое место на полках красного дерева в гостиной, где Сабуров держал романы мистера Диккенса, мисс Бронте и мисс Элизабет Гаскелл. Он покупал французские книжные новинки и захаживал в эмигрантскую читальню в Сохо, куда с опозданием привозили издания из империи.

Максим Михайлович, однако, избегал появляться там по вечерам, когда читальню наполняли сомнительные, как о них отозвалась бы миссис Сэвилл, посетители в потрепанных пальто и старых шляпах, распространяющие ароматы пива и табака. Читальню облюбовали анархисты и социалисты, последователи Бакунина и Маркса, которых в Лондоне было достаточно.

Сабуров предполагал, что недремлющее Третье Отделение содержит в Лондоне агентов.

– Мою отставку приняли без лишних вопросов, – сказал он дремлющему Тоби. – Случившееся в столице и Баден-Бадене замели под ковер, но, буде меня заметят в подобной компании, моя скромная персона может опять заинтересовать империю.

Судя по всему, Третье Отделение не занимала судьба окончательно порвавшей с Россией княжны Литовцевой. Не будучи анархисткой или последовательницей Маркса, девушка могла рассчитывать на спокойную жизнь. Дело Литовцева отправили в архив и не собирались его оттуда доставать.

За обедом со столь любимой мистером Брауном жареной рыбой с картошкой Сабуров кратко рассказал чиновнику и мистеру Грину о петербургских убийствах, случившихся полтора года назад.

Мистер Грин пыхнул дешевой папироской.