во все временные квоты,
но только теперь не кто-то,
а именно я проиграл.
наивно отброшен чёт/нечет.
красный (церковные свечи),
чёрный (стремительный кречет);
и еле допивши ром,
с ни на что не похожим zero
я опускаюсь на дно.
кто не рискует, тот ловит такси до дома.
кто опрометчив – навряд ли выйдет из комы.
кто непомерно умён – роет в себе катакомбы.
а я, ни в чём не достигши предела,
сверху смотрю на остывшее тело
временем радостно, временем злобно.
мечтаю, что крест, мне заказанный – белый,
что каменщик вовремя выполнит дело,
и представляю, как ты многословна.
после
фауст
грустно мне, бес. пустота/тишина ещё никого не спасали.
меня оставляют люди, как тени в кромешную ночь.
я знаю, что нет, но хочу, чтобы она ходила по дому босая,
смеялась чисто, пила вино.
и ничего не могла рассказать о том, что такое дно.
и ложилась спать, не помышляя кошмарных снов.
чтоб мы просыпались вместе в одной постели, прогретой без одеяла.
зацени, как мне мало нужно, бес, ничтожно мало.
курили одну на двоих: то её, то мои.
топились умышленно в этом тепле, как «варяг» и тому подобные корабли.
вот если чуть-чуть отсюда мотнуть назад…
и хорошенько представить, закрыть глаза,
то в лесах ещё снег, и рельсы звенят струной.
тёмно-зелёный скорый, по всей видимости, ночной,
несёт её ко мне так уютно, словно домой.
но это всё будет, бес, скоро, если на небе дадут добро.
а теперь посмотри на меня: видишь, вспорота бровь.
от нескончаемой боли вокруг я становлюсь больней.
как мало было коротких и много длиннющих дней.
я себя уличаю в том, что думаю только о ней.
страшно, что это кончится с утром или глотком коньяка.
представляешь, в первый день марта соседская сука домой принесла щенка.
а я мысленно превращаюсь во всё, чего коснулась её рука.
я тебе сейчас рассказываю о том, о чём не принято говорить.
посмотри на эту тонкую между нами с ней нить,
бес, это единственное, что мне хочется длить.
презрение
когда ты интересуешься у яндекса про пробки,
а у моего gps – про опасно левеющий поворот,
я знаю: в твоей черепной коробке