и скоро стану так хорош для мира,
что кто-то ночью мне откроет дверь,
ведущую на небо из квартиры.
вот вечерами собирая чемодан,
я сочиняю длинный список хлама,
который по задумке мне заменит там
леса, друзей и городскую панораму.
но что-то всё всегда не то.
в таких делах никто спешить не любит.
и утром выудив со дна пальто,
я спешно обнуляю сборы,
себя вторгаю в шумный город,
и мне, как никогда, приятны люди.
1000 и 1 ночь
пусть эту сказку расскажет потом ходжа насреддин,
такую муторную и пустую, как опиатный дым.
про то, что я всё потерял и везде наследил.
прожорливей «красина» разгрызает льды
весна. аллергия, герпес и гайморит.
в затрапезном кафе белолицая девочка уверенно говорит,
что по слуху едва отличишь, идиш это или иврит.
а я думаю о тебе – я теряю сердечный ритм.
мой мир теперь сделан из одноразового пластикового стакана,
покуда его не наполнишь – я не стану даже живым, не то чтобы пьяным.
играю не в города, но перебираю страны,
куда бы сбежать от этой чумы, а вирус уже обживает раны.
и единственное лекарство – сыворотка в твоей слюне,
а она во рту, в голове, голова на плечах, а я в тюрьме.
и как не выплёвывай крючок – он в жабрах, как ночь – во сне.
солнце втянул крокодил с моими мечтами о светлом дне.
я всё время молчу, потому что слова изречённые – это ложь.
моя жизнь – перекати-смешанное-поле-пшеница-рожь.
а я верю, что ты появишься и всё залечишь, и заберёшь.
за окном три часа ночи, снег обращается в воду. а ты не идёшь.
фигня
из моей невнятной, недолгой истории,
пестрящей людьми, как конго или китай,
не более редкой, чем увлечение кёрлингом
или на плечи наброшенный горностай,
можно легко забрать каждого первого
без особых едва заметных потерь.
люди видятся фишками или кеглями.
но только не ты. и не теперь.
мне всё время кажется, что при глубоком выдохе,
с каждой каплей вытекшей крови
я теряю тебя. знаешь, на думских выборах
я бы всех обошёл при таком многословии.
но мне хочется быть только тобою выбранным.
кровавое – всегда самое дорогое.
я разобрал все полки и всё прошедшее выкинул,