Семейный портрет спустя 100 лет

Семейный портрет спустя 100 лет
Нетта Юдкевич

Роман, как и большинство литературных произведений – о любви. Истории знакомства и брака моих дедушек и бабушек, моих тётушек и родителей были известны своей исключительной страстью, верностью, преданностью моих родственников. Мы с сестрой слышали об этом с детства. В книге дети и внуки наследуют эту черту – способность полюбить и пронести чувства через всю жизнь, рано встретить своего партнёра, свою вторую половину.

И на фоне бурного, иногда трагического, вместе с тем социально и технически необыкновенно прогрессивного 20-ого века, основным фактором в жизни и быту героев остаётся – любовь

Роман посвящается последнему поколению: детям и внукам моей семьи, чтобы сохранить память и передать им истории о прародителях, потомками которых они являются.

Нетта Юдкевич

Семейный портрет спустя 100 лет

От автора

Роман, как и большинство литературных произведений – о любви. Истории знакомства и брака моих дедушек и бабушек, моих тётушек и родителей были известны своей исключительной страстью, верностью, преданностью моих родственников. Мы с сестрой слышали об этом с детства. В книге дети и внуки наследуют эту черту – способность полюбить и пронести чувства через всю жизнь, рано встретить своего партнёра, свою вторую половину.

И на фоне бурного, иногда трагического, вместе с тем социально и технически необыкновенно прогрессивного 20-ого века, основным фактором в жизни и быту героев остаётся – любовь.

Роман посвящается последнему поколению: детям и внукам моей семьи, чтобы сохранить память и передать им истории о прародителях, потомками которых они являются.

Пояснения по оформлению текста:

Основной текст

Размышления героини

Исторические экскурсы и другая информация

Лирические отступления, – курсив

Нетта Юдкевич. Масло на холсте. 2004–2006 годы. «Когда Мир был Черно-Белым»

* * *

Всё возвращается на круги своя…

    Экклезиаст

Глава 1

Родители папы

Мой дедушка со стороны отца родился в 1895 году в Сквире, довольно крупном еврейском местечке Киевской губернии.

Назвали мальчика Михаилом. Мать его была повивальной бабкой. Она ходила из города в город, из деревни в деревню, от женщины к женщине и принимала роды. Когда не принимала роды – рожала сама.

Детей в семье было тринадцать.

Её муж в это время учил Тору, Гемару, Мишну, Талмуд, набираясь мудрости, от которой не было никакого проку ни в материальном благосостоянии семьи, ни в быту, ни в заботах о детях и ни в каких-либо других сферах, из которых состоит человеческая жизнь. Иногда сквиряне приходили за советом, обращаясь к нему «ребе Эфраим», хотя ни на какой должности официально он не состоял.

Прадед всегда мог блеснуть своими знаниями, цитируя наизусть священные книги, поспорить с такими же мудрецами, которых интересовали философские аспекты смысла жизни, добра и зла и вечного их противостояния; грешности человека; жизни, данной нам исправлять грехи, сотворённые в прошлых наших существованиях; всех тех невзгод, преследующих еврейский народ в течение трёх тысяч лет. Проблемы, которые можно было обсудить и о которых поспорить, не кончались. Поэтому мой прадедушка был всегда занят.

* * *

Согласно иудаизму, женщина не должна постигать премудрости библейских наук, то ли потому, что эти знания были изначально заложены в ней, то ли потому, что рожать детей, растить и воспитывать их является высшей миссией с точки зрения Создателя.

Как бы не трактовали библейские мудрецы разницу в требованиях к мужчине и к женщине, одно ясно, что все религии без исключения ставят женщину в положение неравноправное. Ни в одной из религий женщина не занимала важный сан, равный тем, которые занимал противоположный пол. История не знает женщин-священников, епископов, далай-лам. А если и появлялись эдакие, то благодаря профанации, афере, прикидываясь мужчинами.

В иудаизме от женщины религиозный закон требовал соблюдения элементарных заповедей, связанных с приготовлением пищи, и личной гигиены. Ей Галахой (религиозным законодательством) предписывались ежемесячные ритуальные бани после менструации, из чего можно сделать вывод, что личная гигиена и правильное питание являлись важной частью служения Всевышнему. Хотя религия говорила об омовениях не как о чистоте тела, а как об очищении духовном.

Еврейская религия строга в отношении гигиены и к мужчинам. Мужчинам-иудеям, проснувшись, следует в обязательном порядке совершить обряд омовения рук. И только после этого, повернувшись на восток, поблагодарить Господа за все его деяния и, главное, за то, что сотворил его мужчиной.

Так что обряды и служение Господу не занимали у женщин много времени. Дети постарше смотрели за младшими, а женщины в семьях, где мужчины с утра до ночи изучали библейскую премудрость, становились единственными кормилицами. Они владели бакалейными лавками, производили молочные продукты и продавали их. Женщины содержали трактиры и пекарни; подрабатывали модистками, шляпницами, а также свахами, повивальными бабками и целительницами.

У евреев образование, знания являлись высшими ценностями, а вовсе не богатство и роскошь, как это иудеям приписывалось другими народами. Как и все люди (будь то китайцы иль папуасы), евреи хотели жить в достатке, не нуждаясь, – стремления, свойственные человеку вообще.

Народ же по сути своей был прост, со скромными запросами, не гоняющийся за комфортом и роскошью. От молитвенных домов и кладбищ до самой манеры погребения всё поражало скупостью, убожеством убранства священных мест, что так удивило римлян, захвативших Иудею две тысячи сто лет тому назад.

В Израиле проводили опрос общественного мнения – какую профессию народ считает наиболее престижной. Восемьдесят пять процентов высказались за доктора наук в теоретической физике. Короче, проголосовали за Эйнштейна и Нильса Бора, которых будут помнить столько, сколько суждено существовать этому народу, наряду с другими мудрецами, как Экклезиаст и Спиноза, ничем особым эту память не заслужившими.

Что же касается денежных мешков, их имена исчезают с летописей быстрее, чем их наследники умудряются растратить доставшееся им добро.

* * *

Мой прадедушка грыз гранит неопределённых наук, пока не преставился. Прабабушка Дора продолжала так же ходить по деревням и местечкам. Она славилась тем, что роженицы у неё умирали редко, работы ей всегда хватало. Как и прежде, прабабушка принимала роды в нищих, многодетных семьях, но больше не рожала сама. Возраст её отпрысков колебался от десяти месяцев до семнадцати лет. Старших дочерей пятнадцати и шестнадцати лет прабабушка выдала замуж, семнадцатилетнего сына женила и пристроила в дом тестя с тёщей, как было принято у евреев.

Девушек-сирот замуж брали неохотно. Но находились и такие – вдовцы, у которых жёны умирали при родах; бедные ремесленники; музыканты, у которых не было постоянного заработка, а так – от свадеб до похорон. Старшую дочь прабабушка научила своему ремеслу и выдала замуж за скрипача. Другую, которая занималась знахарством, отдала за кантора старше девушки лет на пятнадцать. Ни прабабушка, ни её дочери не волновались, как мужья будут обеспечивать семью. Кантор получал жалование в синагоге. Иногда, на праздники, его приглашали петь в дома богачей. Еврейские канторы пели не хуже, чем оперные певцы. Но исполняли они не арии, а молитвы. Их сыновья и внуки с развитием ассимиляции в начале двадцатого века выступали на сценах в ролях Фигаро и Мефистофеля в оперных постановках.

Дочери не играли на скрипке и не пели. Зато они умели позаботиться о хлебе насущном. Прабабушка считала скрипача и певчего лучшими партиями, чем, скажем, сапожника и плотника. Не из-за социального статуса, а из-за утончённости натуры.

Детей от шести до четырнадцати Дора отдала в люди, на службу. Десятимесячного малыша оставила при себе. Двухлетнего и четырёхлетнего – со старшими сёстрами.

Прабабушка не делала никаких различий между национальностями рожениц. Украинки, русские, польки, еврейки рожали абсолютно одинаково, страдали одинаково, орали одинаково, умирали одинаково, доказывая, что нет разницы между людьми – то, что прабабушка давно поняла. Она была воистину эмансипированной женщиной с либеральными взглядами. Только слов таких не знала.

Моего будущего дедушку Мишу прабабушка пристроила прислугой в дом священника. Батюшка произвёл на неё впечатление человека доброго и справедливого. Как и что мог делать в доме служителя христианской веры шестилетний еврейский мальчик, могло бы остаться тайной. Но дедушка сам рассказывал о своём детстве.

Поп познакомился с ребёнком и спросил:

– Считать умеешь?

– Да, – ответил мальчик.

– А до скольких?

– Считать можно до бесконечности. Всегда к последнему числу можно прибавить единицу.

– Кто тебя этому научил? – удивился батюшка.

– Никто. Я сам догадался.