Последний билет

В конце стройного ряда разноцветных деревянных домов важно поблескивало крышей на солнце белое кирпичное здание. Над его внушительной железной дверью красовалась большая жестяная вывеска с выведенной на ней белой краской надписью "МАГАЗИН". На высоком бетонном крыльце магазина сидели, свесив ноги, две девочки лет 10. Одна из них, светловолосая и пухлощекая, увлеченно лизала кирпичик мороженого, которое таяло быстрее, чем она успевала его есть. Вторая девочка грустно смотрела на белые капли, которые срывались с обертки и, пролетая мимо заплывших жиром коленей ее подруги, падали на землю, где уже скопилась приличная молочная лужа.

К крыльцу магазина подошла старушка в голубом платочке.

– Здравствуйте, – сказала девочка, оторвав взгляд от молочной лужи.

– Здравствуйте, дзяучаты, – лицо старушки засветилось добродушной улыбкой, – хлеб яшчэ не привезли?

– Нет, ждем вот.

Старушка, тяжело дыша, поднялась по высоким бетонным ступеням, потянула за железную дверную ручку и, покинув ослепительно солнечную улицу, вошла в магазин. Там словно был другой мир, в котором в полумраке гудела пестрая толпа престарелых женщин, стены были завешены полками с аккуратно выложенными на них товарами, на которых царственно лежал слой пыли, достойный музейных экспонатов, с потолка свисали длинные желтые ленты, украшенные черными дохлыми мухами. Была и хозяйка этого мира. Она, в нарядном белом чепчике, стояла за прилавком и улыбалась, сверкая золотым зубом. Иногда она поглядывала на очередь, и ее лицо принимало серьезное почти одухотворенное выражение. Вся очередь: женщины в платках всевозможных цветов, молчаливый хмурый старик, молодая девушка, к который прижимался маленький мальчик, обнимая ее ногу, и даже двое пацанят со скучающими лицами, – все беспрекословно принимали авторитет хозяйки в белом чепце.

– Здравствуйте! – с порога сказала старушка. В ответ наперебой посыпалиcь "здравствуй", "добры дзень" и "и ты здарова будзь".Она подошла к сгорбленной старушке, которая стояла в самом конце очереди, прижавшись боком к стене и опираясь обеими руками на палку.

– Здарова, Серафима!

– И ты здаровенька будь! – ответила старушка с палкой.

-Нешта хлеба сёння доуга няма…

– Ну, уже скора коровы прыйдуць, а машины ящчэ не было. Хлопцы гляньце на дарогу, мо ужэ едзе! – тот пацан, что был помладше, пулей вылетел на улицу. Через несколько минут он появился на пороге и радостно закричал:

– Едет!

Очередь всколыхнулась и перестроилась, образовав стройный ряд. Все подтянулись, словно ученики при виде директора школы. Раздался грохот грузовой машины и гул мотора, который сначала становился громче и громче, а потом затих, лязгнула дверь. В магазин бордо вошел мужичок в залихватски сдвинутой на бок кепке. В руке у него была папка с документами. Он подошел к продавщице.

– Галка, здорова! Ну-ка, чиркани мне в накладных! Десять черного, четыре белого.

– Здарова, Вовка, – продавщица вся просияла, – не спешишь ты сегодня в наш край.

– Не одни вы у меня, – улыбнулся в ответ Вовка, – ты давай скорей подписывай, меня в Смоличах ждут еще!

– Там не так скучают, как здесь… – негромко сказала Галка, робко глядя на водителя исподлобья.

– Ты мне давай поменьше разговоров! Некогда мне.

Галка нахмурилась, взяла ручку и стала яростно чиркать по накладым, вырисовывая свою подпись. Когда на последнем листе появилась мудреная подпись Галки, водитель, не удостоив ее даже взгляда, схватил документы с прилавка и вышел. Через мгновение он с деревянным лотком, полным хлеба, снова зашел в магазин через открытую дверь, которую один из пацанят подпер камнем. Лоток с хлебом грохнул о прилавок. Словно сдавая норматив на скорость, Галка быстро стала снимать хлеб с лотка и выкладывать его на полку, сжимая между своих сильных рук сразу по четыре буханки. Только она успела убрать хлеб, как возле прилавка снова появился водитель с полным лотком. Второй пацаненок, быстро стащил пустой лоток и поставил его возле стены, полный лоток стукнул по прилавку, и Галка снова схватила четыре буханки. Все их действия были настолько слаженные, словно они долго репетировали и теперь устроили показательное выступление. Очередь терпеливо ждала, все притихли, словно боясь разговором сбить ритм. Когда все четырнадцать лотков оказались на полке, раскрасневшаяся и запыхавшаяся Галка, с грустью посмотрела на отъезжающий грузовик, смахнула тыльной стороной ладони пот со лба, повернулась лицом к очереди и сурово спросила:

– Што вам?

– Две чорнага и буханку белага.

-–

На дорогу уже легли тени, когда старушка в голубом платке подошла к дому. Из-за тяжелой сумки она прихрамывала на правую ногу. Не дойдя до веранды, старушка свернула с дороги и направилась к калитке, ведущей на задний двор, огороженный высоким сплошным забором. Там в тени яблонь, она остановилась перевести дух, переложила полосатую матерчатую сумку в другую руку и, шаркая ногами, медленно пошла по заросшей тропинке. Добравшись до стула на крыльце, старушка поставила сумку и кряхтя уселась. Она развязала платок и вытерла его концами испарину со лба, пригладила растрепавшиеся седые волосы и снова завязала платок.

Дверь дома резко распахнулась, и на пороге появился мужик с редкими всклоченными порыжевшими от солнца волосами и хмурым заспанным лицом. Он достал из пачки "Прима" папиросу и, прикурив от зажигалки, украшенной весьма пикантным фото молодой барышни, выпустил густое облако дыма, после чего сразу же громко закашлялся.

– Не магу я курыць гэту "Прыму"! – с досадой сказал он и плюнул на землю.

– Паулик, я табе гаварыла восенню: заняси табак нагору. Я ж яго не зацягну. Так и пагниу весь на зямли.

– Ай! Усе, мама, не трэба капаць на мазги! – Павлик покраснел от раздражения. Старушка замолчала и поникла. Но лицо Павлика резко подобрело, когда он увидел возле двери сумку.

– Мама, вы мо у магазине были?

Мать подтянула сумку, достала из нее бутылку вина и отдала сыну. Павлик заулыбался:

– От спасибо, мама, выручили вы мяне. После палучки усе отдам, – Павлик с бутылкой в руках зашел в дом.

Старушка смотрела на поле, завоеванное сорняками, между которых боязливо выглядывали низкие кусты картошки, объеденные колорадским жуком. Скривленные артритом пальцы вытерли слезу с морщинистой щеки.

-–

Среди ночи закричал осипший динамик. Проснувшись от громкой музыки, старушка сползла с постели и в ночной рубашке, ступая босыми ногами по деревянному полу, отправилась в сторону источника шума. На кухне горел свет, играла музыка и громко смеялись. Там в дыму на топчане лежала женщина, развалившись прямо в обуви. В руках она держала дымящуюся сигарету, со следами малиновой помады на фильтре.

– Здарова, мамаша! – покачивая ногой в мужских спортивных штанах, грубым голосом выдала гостья.

– Якая я табе мамаша? – старушка побледнела, – Паулик, что гэта такое?

– Это Галя, будзя жить з нами. Празднуем наваселле, – Павлик взял со стола уже наполовину опустошенную бутылку водки и налил в два стакана, один из которых подал своей подруге. Та сжала стакан трясущимися пальцами с черной окаймовкой на ногтях, одним махом выпила и, прищурив глаз, затянулась сигаретой.

– Мамаша, выпьеш з нами? – скаля зубы, нахально заявила Галя.

– Я табе не мамаша. А ну пашла вон адсюль, – губы старушки дрожали.

Павлик вскочил с топчана и, подлетев к матери, заорал ей в лицо:

– Сама пашла вон! – старушка затряслась и попятилась назад.

Галя зашлась лошадиным смехом. Увидев, в какой восторг привели его действия подругу, Павлик подскочил к матери и толкнул ее в грудь. Старушка пошатнулась и, взмахнув рукой, словно дирижер, в безуспешной попытке словить равновесие медленно опустилась на пол. Дама в спортивных штанах залилась истерическим хохотом.

– Пашла вон отсюдава! – заорал во все горло Павлик. Он подошел к магнитофону и повернул ручку громкости на максимум, после чего опустошил свой стакан и снова разлил водку по стаканам.

Павлик, выкатив бычьи глаза, молча смотрел, как его мать, неуклюже дергаясь, пытается встать. Когда мать все-таки поднялась на ноги, он заорал, перекрикивая хриплый динамик:

– Давай вали! – мать смотрела на него сквозь слезы. Тогда Павлик схватил со стола нож и выставил вперед лезвие с ошметками сала на нем. И оскалив рожу, заорал:

– Идзи, бо вынясуць цябе уперад нагами!

Мать, сильно хромая, вышла в сени. Там она сняла с гвоздя старую фуфайку, накинула ее на плечи, влезла в галоши и вышла во двор. Старый стул на крыльце скрипнул под ней. За картофельным полем чернела полоса леса. Над ним ярко горели звезды. Серебряный свет луны залил замерший сад. Тишину ночи нарушал только магнитофон, выкрикивающий похабщину так громко, что было слышно даже здесь. Старушка горько и безутешно заплакала.

-–

На трухлявую скамейку опустилось пустое цинковое ведро. Старушка в голубом платке откинула ветхую крышку колодца, сняла пустое ведро с гвоздя, торчащего под воротом, и отпустила его лететь вниз. Стягивая цепь с ворота и раскручивая его, ведро летело все быстрее и быстрее. По зеленому двору покатился пронзительный скрип. Из глубины колодца раздался звонкий удар ведра о воду, цепь натянулась, ворот остановился. Старушка обеими руками стала вращать ручку. Она крутила медленно и тяжело дышала. Колодец весь скрипел и потрескивал так, словно ему самому тяжело давалось это дело. Кряхтя, она вытащила полное ведро и, расплескивая воду, поставила его на выщербленный край бетонного кольца. Переведя дух, она наклонила ведро и вода полилась в пустое ведро, разлетаясь во все стороны. Старушка повесила ведро обратно на крючок и закрыла крышку колодца, хоть от этого и не было особого толку: крышка была такая дырявая, что едва ли защищала воду от листьев и прочего мусора. Старушка постояла немного, глядя на кусты смородины, усыпанные маленькими салатовыми листочками, взялась за ручку ведра и заваливаясь на бок поковыляла к дому. Она дошла до крыльца и, поставив ведро на ступеньку, краем платка вытерла пот со лба. Дверь дома открылась, и показалась помятая и опухшая рожа Павлика. Он посмотрел на мать исподлобья и прохрипел:

– Мама, мо вы мяне выручыце? На бутылочку вина?

– Паулик, где ж я табе вазьму? Паследния у магазине отдала пазаучора…