Щясте. Роман-лего

А потом была ночь, которую стены коммуналки запомнили пуще прочих. Как они любили друг друга! Что это был за поединок!

– Знаешь, не носи мне больше цветы. Я признаю только те, что растут, – сказала она утром.

Большой букет красных роз он вручил ей после победы, и увидел, как выражение её лица, хранящее эмоции боя, вдруг смешалось и стало расплывчатым.

– Ну… Ладно… Эти можно оставить?

Вместо вазы была литровая банка.

С ней не соскучишься!

А потом через год Лара заявила, что едет в Финляндию.

– Подожди, как – в Финляндию? А соревнования?

В последнее время шли интенсивные тренировки перед чемпионатом.

Лара лучезарно улыбнулась.

– Чемпионата не будет.

– С чего это вдруг?

– Для меня не будет.

Улыбку сменила гримаса. На Лёнины расспросы Лара угрюмо молчала. Потом взорвалась:

– Зорин, ты вообще где? Неужели не слышал про допинговые скандалы?

Лёня признался, что за спортивной жизнью не следит, но в новостях, правда, что-то проскакивало.

– Ну так вот! А мой премудрейший тренер настойчиво пинает меня в эту сторону: опять будешь третьей, надо рискнуть, новый препарат, его ещё нет в списках… Короче, моя спортивная карьера завершена!

Лара зажмурилась, замахала руками, закружилась.

– Я в свободном полёте!

Лёня подхватил её и повёл, так что резкое кружение постепенно перешло в плавный вальс.

– А почему именно в Финляндию, не в Лондон или Париж?

– Вот скука-то! – засмеялась Лара.

– Там же холодно?

– Ну, в Питере тоже особо не жарит. В Финляндии много природы и мало людей. Они все такие одинаковые, рыжие и одеваются серо и мешковато. Буду среди них единственная красавица, – посмеялась и добавила серьёзно: – Я там на прошлом Чемпионате Европы была. Город со сложным названием: Сейняйоки. Очень понравилось. Красиво. Озёра. Хочу освоить горные лыжи.

– То есть ты уже всё решила и обдумала.

– Пока не всё. Ты мне составишь компанию?

– Хм, компанию? Или всё-таки загс, белое платье, колечко?

Лара ни в какую не желала регистрировать их отношения. И сейчас он узнал, почему.

– Если тебя не смущает, что я уже была замужем…

– Что такое?! – Лёня с изумлением воззрился на свою девушку. – Ты пришила первого мужа и поэтому скрывала от меня эту жуткую тайну?

Лара засмеялась и замотала головой.

– Не всё так мрачно. Я выскочила замуж сразу после школы на спор. С одной девчонкой поспорила, что он выберет меня, а не её. Азартная была. А жизнь с ним не сложилась, он хотел, чтоб я дома сидела и борщи ему варила, а не по соревнованиям моталась. Так что прожили мы совсем немного, а потом я в Питер сбежала. А развестись всё не получалось. И вот, наконец, он собрался жениться и сам подал на развод. В прошлом месяце нас развели.

– Сколько ещё мрачных тайн… или лучше – секретов! – таит твоё прошлое, о лукавая дева?! Хорошо. Вношу элемент упорядоченности в этот сумбур. Мы подаём заявление, не дожидаясь «красивых и знаменательных» чисел, быстренько и скромненько расписываемся, раз пышность и торжественность у тебя уже были. И после сразу отбываем в Финляндию, город Сейняйоки, провинция, если мне не изменяет память, Южная Остроботния, около 60 тысяч населения, имеется университет прикладных наук, где мне и предстоит, судя по всему, преподавать в ближайшем будущем. Я очень рад, что обучение на английском, и мне не придётся форсированными темпами постигать финский, – серьёзно он говорил всё это или, говоря по-современному, прикалывался, было не понять.

– Откуда ты всё знаешь? – восхитилась Лара.

– Да будет вам известно, девушка, что в школе я не просиживал штаны, а учился очень даже неплохо, а уж по географии-то стабильно на пять, что при моей феноменальной памяти вовсе не чудо.

– О, да ты был вундеркиндом, оказывается? И медаль поди есть?

– Обижаете, девушка! Не «поди», а «конечно»!

– Хм, тогда мы квиты! Вы, Леонид Палыч, тоже отлично умеете хранить тайны!

– Вот всё и сошлось в одной точке. Надо это отметить. Какой ресторан вы предпочитаете?

Сложно…

С родным городом у Леонида были свои счёты. Полученная в подростковом возрасте психологическая травма оставила рубец. Хотя умом понимал, что ничьей вроде бы нет вины в том, что рос не в родной семье, и ведь у близких по крови людей, и взаимоотношения всегда были хорошие… Но подзуживало где-то в глубине души малодушное – почему отдали меня, а не другого? И не смог после того, как узнал правду, с прежними чувствами относиться к родственникам. И уж совсем странные эмоции вызывала у него теперь Оля. Подстрекательница и искательница справедливости.

Поэтому не спешил в каникулы из Петербурга домой, отыскивал себе какие-нибудь срочные дела или подработку. По этой же причине с большой неохотой принимал из дома деньги. А после первого курса объявил, что персональной стипендии ему вполне хватает, и приработок тоже имеется. Павел оценил жажду независимости сына и не настаивал. Чувствовал холодок в их отношениях, но в душу не лез. Помнил свои непокорные юношеские годы. Наверное, так закономерно и происходит взросление.

С Лилей Лёня разговаривал обычно в своей полушутливой высокопарной манере, скрывая за улыбкой настоящие чувства. И ей было как-то неловко от этого проявлять заботу и навязываться с нежностями. К тому же, дома он бывал мало: то катался с Пал Палычем на роликах и скейте, то отправлялся с бывшими одноклассниками в поход или к кому-то на дачу, в кино, на тусовку. Часто навещали незабвенную Мариванну, которая в свои неполные сорок уже выпустила бессчётное количество детсадовских групп со знанием английского и немецкого, а также педагогов для них, защитила кандидатскую и написала кучу разных методичек.

После третьего курса в последний день сессии от Кэтрин Леонид узнал о страшном несчастье. Смалодушничал и сказал, что нет возможности лететь с ней за Павликом. А сам до одурения бродил по улицам, натыкаясь на прохожих, пока впотьмах уже не вышел на какой-то пустырь, где жутко провыл вместе с ветром до утра.

Потом долго корил себя за то, что не ходил вместе с сестрой на опознания, не нашёл в себе сил поехать туда, где разыгралась трагедия. Видеокадры цунами вызывали дрожь в жилах, он пересматривал их до бесконечности, пытаясь хоть в каком-то случайном ролике увидеть последние секунды жизни родных.

За столом, когда приехал домой и собрались все у Гладковых, висела гнетущая тишина. Олег, сильно постаревший, в водолазке, из-за ворота которой выставлялась полая трубка, молча подал Лёне крепкую ещё руку и кивнул. Говорить он из-за удалённой гортани уже не мог. Светлана с набрякшими от слёз опухшими веками прижалась к Лёниному плечу мокрым лицом и судорожно обняла: «Беда-то какая…». Молча обнялся с заплаканной Ольгой. С Серёгой обменялись рукопожатием, отводя сумрачные взгляды.

Кэтрин и Павлик, пришедшие вместе с Лёней, выглядели иначе… Отпечаток событий лёг на души и лица. Непосредственное прикосновение к трагедии никогда не проходит мимолётно. Последняя волна, унесшая родителей, только-только сморгнул – и вместо дорогих фигур навек пустота. И это бесконечное бегство от медленно, красиво, неотвратимо и властно приближающейся огромной волны, где беспорядочно и бесполезно барахтаются игрушечными фигурками люди, машины, какие-то вещи. Волна просто взяла своей бескрайней лапой всё, что хотела, поиграла беспечно и жестоко, потом бросила, наскучив, и отправилась в море. Оставила Павлику белую отметину, чтобы помнил.

Сотни мёртвых лиц ещё долго не давали спать Кэтрин. Полуголые, изувеченные, распухшие от воды тела узнавали по обрывкам одежды, родинкам, татуировкам, серьгам, крестам, цвету волос. Но напрасно высматривала девушка среди седоволосых крепких мужчин отца, родинка на щеке его жены тоже не находилась…

Отпевать без могилы, не положив в гроб? Никто не видел их мёртвыми. Кэтрин… заказала заздравный молебен.

– Их считают без вести пропавшими.