Миша и осень на ферме

– Ферму он купил, видите ли.

Пока Миша, наконец получивший возможность опустить руки вниз, пытался понять, что сейчас произошло, Анастасия воскликнула:

– Идите оба в дом! Я обед приготовлю.

Пока Селянова готовила трапезу, Петр Иванович по ее указанию проводил по дому экскурсию для гостя. Изнутри дом выглядел стабильнее, чем снаружи. Осматривания потолок и стены, Миша не нашел ни трещин, ни дыр. «Хоть что-то менять не придется», – воодушевленно посчитал гость. Помимо состояния каменной части дома, Миша подметил пыль. Много пыли, которую, казалось, не убирали годами, была на всем: вазах, в которых ничего не было поставлено; висевших на стенах картинах и фотографиях, включая фотографию с четырьмя людьми; столах и полках шкафов, настоящий цвет которых можно было узнать только лишь по отпечаткам стоявших на них когда-то предметов; квадратном телевизоре возрастом, наверное, не младше самого дома. Если пройти от входа в дом до конца коридора, то слева за поворотом была просторная гостиная с украшенной массивным ковром стеной, а также с телевизором и шкафами вдоль противоположной стены; с накрытым красным узорчатым покрывалом черным диваном напротив телевизора; с голым деревянным полом коричневого цвета под ногами; с несколькими светильниками вдоль тех стен, где не было шкафов; с широким окном, выходившим на сельскую дорогу от дома; со стоявшей на полу длинной и тонкой вешалкой для одежды у выхода из гостиной, куда Петр повесил свою шляпу. Напротив гостиной располагалась кухня, заставленная давно не мытой посудой; с подкоптившимися когда-то белыми шкафами; со старой кухонной плитой и микроволновой печью той же марки, что и телевизор, а также с только что вымытым обеденным столом. В деревянную колонну, вместе с лестницей разделявшую гостиную и кухню, были вмонтированы уборная, где, Миша надеялся, было чище, чем в остальном доме, и подсобное помещение, где хранились инструменты. На втором этаже, по словам Петра, друг напротив друга располагались спальня и ванная комната. Когда Миша отпросился помыть руки и умыться с дороги и пошел вверх по лестнице в сторону заканчивавшегося окном коридора, он ощущал на себе недоверчивый взгляд Селянова, словно бьющий в спину током, но не обернулся. К удивлению Малинина, в ванной было довольно чисто. А вот вода была только холодная. Анастасия сообщила, что горячую отключили после того, как Петр несколько лет назад прогнал с фермы представителей ЖКХ, приняв их за очередных бандитов, желавших отобрать его ферму.

– Я им, прохвостам, – рассказывал Петр за обедом, разжевывая очередной кусок курицы, – и говорю: «Пшли вон с моей фермы!»

Курица, по мнению Миши, была суховатой, а суп казался скорее водой, куда накидали овощей, но, осмотрев дом, он на более изысканный обед не рассчитывал. Но угощение, разумеется, похвалил.

– А они, знаешь, что потом сделали? – потряхивая вилкой в руке, продолжал Петр.

Миша, отодвигая пустую тарелку из-под воды с овощами, пожал плечами.

– Новых бандитов прислали! – бросил Петр Иванович. – Говорят: «Мы от губернатора!» – протянул он последнее слово.

– Петя и их прогнал, – понимающе кивала Анастасия. – Петя – наш защитник!

– Всем только и надо, – продолжал Петр, – что ферму нашу отобрать! – он стукнул рукой по столу, что супруга аж вздрогнула. – Сначала амбар утащили, а теперь за всем остальным пришли! Да я им..!

– Петечка, хватит уже, дорогой, – пыталась успокоить мужа Анастасия.

Миша задумался: а ведь действительно: на ферме нужен амбар, а здесь его не было. Рядом с домом, помимо пустых полей, был еще один пустырь, где, по идее, как раз было место для постройки.

– Как могли украсть целый амбар? – поинтересовался Малинин. – Да и кому он мог понадобиться?

– Бандиты и украли! – объяснил Петр. – Которые к нам ходят все время! Однажды они даже змею притащили, чтобы меня запугать! Саныч они его назвали или как там его…

– Петечка, это соседи были, – сказала Анастасия. – Я же говорила, что я их на соседней ферме видела за работой.

– Змею? – уточнил Миша, вспомнив поездку сюда. – Может, Степаныч?

Куриная лапка выпала из рук Петра Ивановича. Глаза Селянова уставились на Мишу, выражая смесь недоверия, ужаса и гнева. Он стиснул зубы, вышел из-за стола и резво зашагал куда-то в глубину дома, оставив Мишу в недоумении.

– Петечка, куда ты? – побежала за ним Селянова.

– За ружьем! Этот сопляк заодно с ними со всеми! – бросил Петр в ответ.

– О, нет… – поморщив нос, прошептал Миша, готовясь к повторению сцены во дворе. Спустя мгновение Анастасия, отговорившая мужа снова браться за ружье, привела Петра обратно за стол.

– Вы уж нас извините, Миша, – сказала Анастасия. – Когда амбар забрали, украли и любимый Петин трактор.

– «Сибирский танкист», – пробурчал Петр, усевшийся на свое место и начавший ковыряться у себя в тарелке. – Марка такая была, – проворчал он.

– Танкист, да, – подтвердила Селянова. – С тех пор Петя очень осторожен стал. Любит он уж нашу ферму очень.

Миша, радовавшийся тому, что на него не будут снова направлять ружье, развел руками:

– Тогда зачем продавать ферму, раз вы ее так любите? – спросил он.

– Потому и продаем, – посетовала Анастасия. – Мы хотим переехать туда, где поспокойнее. Где… – она вздохнула. – Где у нас не будут пытаться что-то еще украсть. Думаем к дочке переехать. У нее муж – важный человек! У него дом с охраной, да и с внуками чаще общаться сможем. Там Петечке спокойнее будет, да и мне тоже.

Петр Иванович в это время грустно глядел в пустую тарелку, оставшуюся от обеда. Миша убедился в своей догадке о том, что идея продать ферму все же принадлежит Анастасии Михайловне.

Селяновы сообщили, что большая часть вещей для переезда уже собрана. Остальное, по словам супругов, собрать они успеют к вечеру, а утром забрать Селяновых заедет их сын. А пока Мише предложили осмотреть угодья фермы, а ночью поспать на диване в гостиной.

Малинин считал, что неплохо бы уже начать ремонтировать дом, но пока бывшие хозяева собирали вещи, он с ремонтом и Селяновы мешали бы друг другу. Поэтому Миша, взяв из сумки самоучитель по сельскому хозяйству, вышел на улицу, где его встретило уходившее за кромки деревьев солнце, и пошел на поле, чтобы подробнее представить, что и как он будет делать с полями дальше.

Когда оставшийся свет от засыпавшего солнца уже не позволял комфортно читать, Миша закрыл книгу и обратил внимание на то, что, помимо светильников дома, освещавших крыльцо, на ферме совсем нет освещения: этот факт помогал ему поверить в то, что амбар кто-то смог украсть. «Хотя… Целый амбар же! – помотал головой Малинин. – Да еще и с трактором!» В недоумении Миша почесал затылок. Он посмотрел в сторону сельской дороги: по его мнению, неплохо было бы и там несколько фонарей установить. «А генератор где для электричества поставить? В амбаре, наверное. Ах, да. Амбара-то нет!» – Миша поморщился. А потом решил убедить себя: построит все, что надо; и отремонтирует то, что необходимо. «Эта ферма обязательно засияет новыми красками! – улыбнулся он. – Краски, кстати, прикупить нужно».

Ночью Миша, лежа на коротком, по его меркам, диване, смотрел в потолок, и не мог заснуть. Ночные птицы здесь были гораздо более говорливыми, чем городские, – и своими трелями не позволяли даже задремать. Помимо птиц, сомкнуть глаз не давал храп, доносившийся со второго этажа – похоже, как минимум одному из Селяновых птичий концерт не мешал.

«Воздухом сходить подышать, что ли?» – задался вопросом Малинин. В следующее мгновение к храпу добавился свист. Миша поджал губы – и закивал в одобрение своей идеи сходить проветриться. Скинув с себя одеяло, Миша, в футболке и трениках безуспешно боровшийся с бессонницей, сел на диван, надел ботинки – и пошел к выходу из дома. Несмотря на темное время суток, в помещении было довольно светло, чему способствовала и ясная погода на улице. Подойдя к двери, Миша, толкнул ее вперед – и закрыл глаза от резкого скрипа. Посмотрев над потолок над собой, он сжал зубы и замер, прислушавшись: храп наверху прекратился. Миша почувствовал себя неудобно – и звучно крикнул:

– Это Миша! Я прогуляться схожу!

Несколько секунд в доме царила тишина. Ох, как же Мише ее не хватало, пока он лежал он диване! Но вскоре по дому вновь разлились уже привычные звуки сна – и Малинин выдохнул, ведь ему не будут вновь угрожать ружьем, по крайней мере, в этот раз.

Закрыв за собой скрипучую дверь, он пошел прочь с крыльца, спустился по ступенькам вниз, поднял голову к небу – и молвил только:

– Ого!

Кристально чистое ночное небо освещалось десятками, нет, сотнями и даже, наверное, тысячами звезд! Каждая уникальна: были яркие, были тусклые, были большие, а были и почти не заметные. Ими, словно здешние поля – пшеницей, было усеяно огромное полотно неба, смотревшее на просторное пространство фермы. Миша глядел наверх, дышал прохладой ночного воздуха и слушал птиц. На самом-то деле они не мешали ему спать – они пели кому-то, жившим на сиявших вдали звездах. И со стороны леса птицам подпевали сверчки, организовав с ними целый хор, певший для обитателей звезд за множество световых лет отсюда. «А слышат ли они, как для них поют? – грустно подумал Малинин. – Они ведь так далеко! А эти поют – и надеются, что не просто так. А вдруг все-таки слышат?» Но адресаты молчали, не отвечая. А Миша думал, что если есть хоть малейший шанс на то, что адресаты слышат или услышат однажды, то надо петь, если умеешь. А если плохо поешь, но очень хочешь, чтобы услышали, то научись петь – и пой. Или пой, как умеешь. Обязательно пой! Утром, днем, вечером и ночью, пока не услышат. И птицы со сверчками пели, будто считали так же, как Миша.

Сон как рукой сняло. Подышал воздухом, называется. Вместо того, чтобы вновь попытаться задремать на диване, Миша сидел за столом на кухне с чашкой горячего чая и листал самоучитель по сельскому хозяйству. Наткнувшись на статьи о разведении животных, он задумался над тем, будет ли это выгоднее выращивания культур – угодья были далеко не царских размеров. Он считал, что было бы проще решить, что конкретно он будет делать с фермой, если бы на ее полях росло что-то, кроме сорняка. Думы навели Малинина на мысль, что с утра надо спросить у Селяновых, что они с фермой делали раньше – вести хозяйство по проторенной дорожке наверняка было бы проще. Да вот только состояние угодий говорило, что прежнее назначение фермы успеха ее хозяевам не принесло. «Или дело вовсе не в самом хозяйстве было?» – задумался Малинин. Он все равно решил спросить: если он получил бы представление о том, что тут на полях делалось раньше, то понял бы, чего делать не надо. Миша зевнул. На следующей странице было написано про лошадей.

– Буду продавать лошадей для скачек, – пробубнил Миша себе под нос. – Или школу конной езды открою.

От животных можно было получать молоко, от некоторых – шерсть. Также самоучитель рассказывал о продаже животных на мясо, но такая идея Мише не нравилась, так как животинку ему было жалко.

Его интерес привлекла глава про пастушьих собак. В детстве у него никогда не было собаки: родители говорили ему, что он слишком безответственный, чтобы за ней следить. А тут надо было такую собаку подобрать, чтобы не за ней следить, а чтобы она заботилась о животных на ферме. Но Миша решил, что собака ему не помешает. Только что теперь надо было делать? Еще и книги по уходу за собаками следовало читать? Малинин сидел, подпирая голову ладонью – и продолжал листать. Перед глазами проплывали страницы с информацией про коз, коров, овец – и Миша бегло читал, зная, что еще вернётся к этой информации, – и не заметил, как заснул.

Пар, шедший изо рта на выдохе, говорил о том, что тепла костра не хватает для обогрева. Пещера, вроде, казалась не больше тех, где ему довелось греться до этого. Но чем выше по горе поднимался Миша, тем холоднее становилось – и тем тяжелее было согреться. Он приблизил ладони к костру, будто вбирая через руки приятное тепло от огня. Снег на его бровях, ресницах и щетине таял неторопливо – под стать тому, как проходил подъем в гору. Каждый раз, покидая найденные укрытия внутри горы – в пещерах или же в каменных впадинах, где его доставал кружившийся снег, – Миша продолжал карабкаться вверх по скале, надеясь, что вершина уже близко. Иногда, отвлекаясь от работы ледорубами, он глядел вверх – туда, куда он лез: порой ему казалось, что сквозь снег и облака он видит наверху свет солнца, который то гас, то вновь светился тусклым одиноким огоньком. Сейчас, стараясь согреться, Малинин думал о том, сколько он уже поднимается: день? Может, неделю? Или дольше? На самом деле гораздо дольше. Он не думал о том, что в те ночи, когда ему снился этот сон, он мог каждый раз начинать подъем заново, ничуть не продвинувшись в достижении вершины и после каждого пробуждения невольно спускаясь туда, откуда всегда начинался подъем. Миша знал, что доберется до вершины: он сделает еще один рывок, встанет на площадке, украшавшей пик скалы – и подниматься уже будет некуда. Все. Вершина достигнута! Не сейчас, конечно, но потом. Он посмотрел слева от себя, в сторону выхода из пещеры – вечно движущаяся, неугомонная стена снега, словно покрывало, служила дверью в пещеру. А за ней – опять подъем.

– Эй!

Он открыл глаза. За плечо его тряс Петр Иванович.

– Подъем, малец! – говорил он Малинину.

Он застал Мишу спящим за столом на кухне. Миша поднял голову от открытого самоучителя по сельскому хозяйству, служившего ему подушкой. В окно перед ним сбоку пробивались лучи солнца, поднимавшегося из-за макушек деревьев.

– Который час? – спросил Миша, потирая веки ото сна.

Из коридора донесся голос Анастасии Михайловны:

– Шесть ноль ноль, Миша!