Миша и осень на ферме

– А если позвать его? – поинтересовался Миша.

Та помотала головой:

– Если Арбуз пропадает, то не отзывается совсем. Любит он, чтобы я его искала. Пошли со мной.

Пока Миша с Ларисой Борисовной обходили ее ферму, та рассказывала ему разные истории: как страна развалилась; как фермеры с Большой засухой боролись; как Арбуз в грозу привел домой убежавшую испуганную Жаклин, держа в зубах ремень, привязывавший ее ошейник к металлической петле в земле. Миша же поспрашивал у нее об искусстве фермерского хозяйства, чем она охотно с ним поделилась.

Вечерело. К тому моменту они обошли всю ферму, но Арбуза не нашли.

– А не мог пес вообще с фермы сбежать? – задал вопрос Малинин. – В лес, например.

– Ни в коем случае, – уверенно заявила Лариса Борисовна. – Арбуз хоть и любит, чтобы его искали, но с фермы без дела не убегает.

Миша подумал-подумал – и крикнул:

– Арбуз!

И тут он услышал радостное тявканье – со стороны амбара к ним на коротких лапках семенил пес породы корги.

– Вот же он! – улыбнулся Миша – и посмотрел на Ларису Борисовну. Та, кажется, ничуть не была удивлена появлению питомца. Встав у ног Миши, Арбуз вновь счастливо залаял. Миша встал на одно колено – и погладил пса, от чего тот высунул язык.

– Вот, – говорил Миша. – Надо было только лишь позвать.

Женщина кивала:

– На голос Насти он тоже всегда вот так отзывался, – робко улыбнулась та. – Пойдем чаю с малиной попьем, внучок?

Малина, из которой было сделано варенье на столе у Ларисы Борисовны, была выращена на ее ферме. И варенье старушка сделала сама. Всю малину она продавала, а когда лето за середину переваливало, начинала варенье делать: большей частью торговала, но и себе оставляла немного. У нее в доме было просторное помещение, полки в котором были уставлены банками с вареньем и соленьями.

– Личные запасы, – сказала старушка, показывая Мише и семенившему возле них Арбузу комнату с банками. Арбуз хоть и был здесь великое множество раз, но не уставал с восторгом смотреть на результат хозяйских работ.

В коридоре дома Малинин заметил черно-белую фотографию в золотого цвета резной рамке, стоявшую на столе. На ней было двое молодых людей: мужчина и женщина, стоявшие в обнимку. Лариса, заметив интерес Миши к фотографии, объяснила:

– Это мы с женихом. Сбежал он за неделю до свадьбы с Нинкой, – и зашагала на кухню, молчав после этого дольше обычного.

На кухне было уютно: все было отделано коричнево-рыжим деревом, круглый год напоминая о теплых днях; окно выходило на амбар, откуда приветливо смотрела Жаклин, и на пасеки, чтобы можно было наблюдать за пчелами. У подоконника стоял стол, у которого располагались три стула.

– Мы с родителями любили вот так сидеть, чай пить, – сказала Лариса Борисовна, наливая чай в кружки на столе. – Всей семьей собирались – и вечера проводили. Когда их не стало, я надеялась, что мы с Аркашей – на фотографии который – тоже семью заведем и тоже будем жить здесь. И все три стула снова будут заняты по вечерам за чаем: Аркаша, сынок наш или доченька – и я рядом с ними.

Она отвернулась – и открыла шкаф, откуда начала доставать печенье. Говорила она спокойно и размеренно, но от этого Мише было не менее горько слушать ее рассказ. Ему к горлу подкатил ком.

– Настя мне говорила, – продолжила она, говоря спиной к Малинину. – Заведи себе мужика: и на ферме поможет, и веселее будет, чем одной. – Она повернулась к нему с тарелкой полной печенья к чаю – и поставила на стол. Затем села на стул напротив Миши.

– Ты пей, внучок, – сказала Лариса. – Остынет же чай. Малинки положи себе.

– Ой, да, спасибо, – вернулся Миша в материальный мир из своих рассуждений. Открыв банку с вареньем, он ощутил свежий запах малины. Малину он любил – ему положено было, как Мише Малинину. Зачерпнув ложкой варенья из банки, он положил его себе в чашку – и начал помешивать.

– Так, а вы что? – неуверенно спросил он. – Что отвечали Анастасии Михайловне?

Старушка вздохнула:

– Что люблю я этого Аркашку, – сказала она сдавленным голосом, сдерживаясь, чтобы не расплакаться. – И что даже если он с другой и я ему не нужна, не могу ничего с собой поделать.

Миша прекратил мешать варенье в чае.

– И никого другого любить больше не можете, потому что сердце лишь одному отдано? – спросил, поджав губы и заметив, что ком в горле стал давить пуще прежнего.

Лариса Борисовна удивленно посмотрела на него – и участливо кивнула.

– Понимаешь, значит, – сказала она, улыбнувшись.

Они пили чай и говорили. Миша рассказывал ей, почему он решил купить ферму; а также говорил об одной главной причине того, чем он занимался в жизни последние годы; а она удивлялась его рассказу, местами сомневалась, но не отговаривала, а выражала слова поддержки, потому что понимала, что они с ним похожи: вот только она не полезла в гору, в отличие от него, а ему хватило смелости и хорошей, доброй дерзости, чтобы карабкаться вверх. Или же она была слишком здравомыслящей и рациональной, чтобы петь песни жителям звезд. Их разговор с интересом слушал пес по имени Арбуз, то игравший со своей тенью, то подтявкивающий их смеху, то мирно лежавший на полу у хозяйских ног.

Когда чай был допит, на улице уже был глубокий вечер. Взглянув в окно, Миша увидел, что вокруг светло: бьющие далеко светильники были установлены на крышах дома и амбаров, на ветряном насосе, а также на заборах, так что старушка и ночью могла видеть, что происходит в дальних уголках ее фермы.

Выйдя вместе с Ларисой Борисовной из дома и собираясь идти к себе на ферму, Миша спросил, оглядывая крыши:

– А лампочки кто меняет, если перегорят?

– А ты как думаешь, внучок? – хохотнула она.

Миша удивленно поднял брови.

– И это сами делаете? – изумился он.

– Конечно! – гордо заявила женщина. – Здешний люд с малых лет по ветрякам лазать умеет, а уж на крышу залезть – проще пареной репы! Подожди меня тут, Миша, – остановила она его. – У меня для тебя есть кое-что в благодарность, что Арбуза помог найти!

Произнеся эти слова, она зашла в амбар – и начала там шуршать. Спустя пару мгновений она вывезла оттуда зеленый велосипед, который по виду для нее был уж очень велик.

– Это тятин, – объяснила она, подвозя к нему двухколесного «коня». – Я всегда слишком мала была, чтобы ездить на нем. А вот папа был с тебя ростом.

Велосипед был очень старой модели, но чистый – Лариса Борисовна всегда ухаживала за ним.

– Он у меня только место занимал, а выбросить рука не поднималась, – сказала женщина. – Возьми, Миш – может, тебе пригодится.

– Спасибо, Лариса Борисовна, – Миша с удовольствием принял подарок. Автомобиля у него не было, а посещать город для покупки всякой мелочи наверняка придется. На велосипеде все же быстрее, чем пешком.

– Ну, давай, ремонтируй ферму, – сказала на прощание женщина. – Получится у тебя все с таким настроем обязательно! Заходи на чай с малиной как-нибудь, внучок!

Тот благодарно кивнул и улыбнулся:

– Зайду обязательно! Счастливо! – Миша сел на велосипед – и поехал в сторону главной дороги вдоль освещенных искусственным светом полей, провожавших его на пути к дому. По дороге он думал о том, что негоже людям в одиночестве оставаться в старости, даже когда они это одиночество выбирают сами. Он думал, а не выбрал ли он сам одиночество, решив идти по своему нынешнему пути? До отметки в сорок лет – рукой подать, а там уже и пятьдесят, и шестьдесят, и больше, если доживет. Когда он слушал историю Ларисы Борисовны, то ему стало и легче, и тяжелее: легче, так как кто-то понимал, что он чувствует; тяжелее, так как теперь он видел, к чему нежелание подстраиваться под обстоятельства может привести и, скорее всего, приведет его самого. Но Миша считал, что действовать по-другому – это идти против самого себя, против того, что чувствуешь. Выехав на главную дорогу, он не без труда отогнал от себя скептицизм – и повернул домой. «Перед сном, может, успею еще окна домыть», – подумал Малинин.

Ветер дул так сильно, что было тяжело дышать. Жадно вдыхая носом морозный воздух, Миша подтягивался вверх, вбивая ледорубы в покрытую льдом скалу, и, упираясь шипастыми ботинками, старался не соскользнуть. Он посмотрел вниз, чтобы оценить, насколько близко земля, но подножие горы было скрыто вьюгой и облаками – такой же вид, как и над головой. Малинин выдернул ледоруб из корки льда, размахнулся – и вбил его выше.

Миша открыл глаза. По радио, которое служило вместо будильника, играла песня «Эх, город мой сибирский!» местного исполнителя по имени Александр Комаров. Малинин все еще спал на диване в гостиной и даже начинал потихоньку привыкать к нему.

Фермер сел на диван. Вчера он домыл окна и лег спать поздно. Помимо этого на кухне сломался кран, который Мише удалось починить. Сейчас он надеялся, что успешная починка крана была не во сне. Поднявшись и выключив радио, стоявшее на полке в шкафу и забытое – или любезно оставленное Селяновыми, чтобы Миша не скучал в тишине. Выйдя из гостиной на кухню, он осторожно включил кран – работает! Довольный Миша, вооружившись вдохновением, вызванным починенным краном, сегодня собирался сделать важное дело, которое еще вчера делать не планировал. Но сначала нужно было подкрепиться. Его бабушка в детстве говорила ему: