Золотой Легион

De que tienes miedo, de eso, y morriras / Чего человек боится, от того и умирает (испанская поговорка)

Вы когда-нибудь стреляли в живого человека? Нет, не в мишень, не по банкам! Когда длинный ствол Вашей винтовки образует невидимую линию, упирающуюся в тело солдата, бредущего от Вас в каких-нибудь тридцати шагах?

Вы немного задерживаете дыхание и плавно сгибаете правый указательный палец, лежащий на полированном от частых касаний спусковом крючке.

В-вах! Отдача в плечо и легкая дымка не позволяет Вам видеть смертельную осу, мчащуюся к своей цели. С едва слышным противным жужжанием та впивается в плоть, разрывая все, что попадается ей на пути! Кожу, легкие, сердце!

И взрослый здоровый человек от удара вдруг теряет равновесие, у него кружится голова, разламывающаяся от нестерпимой боли. Подкашиваются ноги. Он не понимает, что происходит. Как его, такого удачливого, могла настигнуть вражеская пуля? И что же теперь будет? Как же так?

Если это Ваш первый убитый, Вы удивленно смотрите на то место, где только что шагал уверенный в себе пусть враг, но живой человек. А сейчас на земле лишь девяносто килограммов мяса, костей и обмундирования. Если бы не чуть дергающаяся нога поверженного, нельзя было бы и подумать, что минуту назад он жил, дышал. Может, даже мечтал о чем-то. А теперь он не сможет ничего! Его больше нет! И виной этому Вы!

К Вашему горлу подкатывает тошнотворная судорога, потеют лоб и руки, слабеют ноги. Вас трясет озноб, даже если Вы на тридцатиградусной жаре в горных джунглях! У Вас шок!

Но это если в первый раз! А головорезы из команды «тигров Мессерера» имели эмоциональный диапазон, как у зубочистки. Им было абсолютно все равно, где и кого убивать. А их командиру, Альваресу, и подавно! Для него война была привычным делом, а человеческая жизнь не дороже банки пива. Он не один десяток раз выходил из кровавых передряг.

Но сейчас, через пару часов после начала восхождения в горы, даже ему стало понятно, что дело дрянь!

Батальон из одетых в военную форму крестьян (иначе этот сброд было не назвать!) медленно поднимался в предгорья. Разведрота ушла вперед. Казалось бы, ничего не предвещало беды.

И вдруг с вершин прилегающих холмов захлопали выстрелы. Как смертоносные жалящие пчелы, со всех сторон зажужжали пули, впиваясь в тела, дробя кости, срубая ветки и выбивая щепу из стволов молодых деревьев. Вояки, не привыкшие к таким нападениям, падали замертво, даже не успев услышать команду «ложись».

Война – жестокая барышня! И не щадит никого.

Хитрые повстанцы, укрывшиеся на высотах, затаились и пропустили разведчиков через себя. И поэтому солдаты, чувствующие себя в относительной безопасности, (ведь там, впереди кто-то есть, он скажет, если что-то случится) теперь корчились от боли. Или, вжавшись в расщелины, закрыв головы поверх касок руками, не были способны ни на какие действия.

С началом перестрелки команда «тигров», следующая в арьергарде, в мгновение ока присела и рассыпалась по ближайшим укрытиям. Кто за ствол поваленной пальмы, кто за выступающий кусок скалы. Ничего не понимающего Рохаса пришлось за шиворот тащить с линии огня. Этот жирный никчемный «сын свиньи» только трясся и икал. Судорожно сжимал короткий карабин двумя руками за ствол и опирался на него, как на палку.

Альварес разглядел большинство огневых точек нападавших. Незаметными движениями дал команду своим бойцам рассредоточиться и попытаться подавить их огонь. Но это было трудно. Засевшие на вершинах стреляли «от солнца». А боевикам яркие лучи, наоборот, мешали прицелиться. И эта попытка не удалась. «Сняв» пару партизан, он понял бессмысленность открытого боя.

– Умеют воевать, – уважительно заметил Альварес.

Ему удалось насчитать около тридцати спрятавшихся в засаде повстанцев. И эта маленькая группа держала под огнем целый батальон! Он невольно восхитился тактическим мастерством Кастро. Умелая расстановка сил и отличная маскировка!

Темно-зеленые мундиры партизан сливались с окружающей растительностью, делая тех практически незаметными. Батальоны, напротив, были хорошо видны в их «бежево-песочных одеждах», которые красивы на параде или в пустыне. Здесь же яркие светлые пятна на фоне темных зарослей были отличными мишенями.

Но это была уже забота генералов. У Альвареса своя особая задача!

Приказ, который он получил от самого Орландо Мессерера, был прост, как виноградина. Занимал всего несколько строк на гербовой бумаге губернатора провинции Ориенте.

«Следовать за основными силами войск, а затем, когда батальоны замкнут вокруг Пика Туркино кольцо осады, взяв с собой роту солдат, обойти войска с тыла и, не ввязываясь в боевые действия, следовать на восток к реке Яра».

Далее добраться до того места, которое знал лишь этот жирный увалень. Забрать груз и, используя военных, как носильщиков, доставить его на военную базу в Байямо».

Подробностей шеф не рассказал. Он вообще был немногословен, командир «тигров». Но оказаться у него в немилости даже такой видавший виды наемник, как Альварес, не хотел.

И поэтому сейчас он усиленно думал, как поступить. Наконец, кажется, пришло решение. Его группа обойдет войска с левого фланга и просочится через ту часть хребта, на которой было меньше партизан. Он насчитал всего три огневые точки. Это не проблема! Пусть этот батальон хоть весь поляжет, ему наплевать. «Вот я еще крестьян не жалел», – усмехнулся Альварес.

А чем больше шума, тем легче просочиться на север. Оттуда, со стороны Байямо навстречу высадившимся на побережье двигался семнадцатый батальон правительственных войск. Когда кольцо замкнется, его «тигры» смогут спокойно продолжить свою миссию. Все командиры батальонов строго-настрого предупреждены о необходимости оказывать ему всяческую посильную помощь.

Жестами распределив обязанности, командир двинулся первым. За ним по дну неглубокой лощины неслышно заскользила вся группа.

– Под ноги смотреть, – шипел Альварес, опасаясь минных полей. Здесь любая проволочка могла оборвать жизнь. И любая воткнутая в землю палочка таила в себе опасность.

Они двигались, как тени, стараясь не шуметь листвой и сучьями. Только жирный Рохас постоянно спотыкался и тихонько скулил. Ему явно не хотелось принимать во всем этом участие. Но в силу обстоятельств он был почти единственным, кто знал их точное место назначения.

Еще два «тигра» знали, но сейчас залечивали раны в госпитале. А все их нарисованные на листочках схемы и самодельные карты можно было скормить свиньям. Ни на что они не годились. «Тут домик, тут повозка стояла». Ни сторон света, ни ориентиров назвать не могли. Поэтому приходилось тащить за собой эти сто двадцать килограмм бесполезного сала.

– Рохас, а что находится там, куда мы идем? – тихо спросил он у бывшего полицая.

– Синьор Орландо сказал, что забьет мне гвозди в макушку, если я кому-то скажу об этом до прибытия на место, – пропыхтел увалень.

– Знаешь, я тебе и сейчас смогу это устроить, – рыкнул Альварес, притянув за ворот к своему лицу мерзкую обрюзгшую рожу.

– Можешь, конечно, – осмелев, парировал Рохас. Но синьора Орландо я боюсь больше, чем тебя!

– Bale, жирный ублюдок, договорились, – недовольно пробурчал Альварес, оттолкнув от себя дурно пахнущего от страха полицая.

– Зарежу на обратном пути, – решил он для себя, и успокоился.

Пробраться незамеченными через кордоны повстанцев им удалось сравнительно легко. Теперь далекие выстрелы уже были еле слышны за спинами идущих. Медленно двигаясь на северо-восток, через пару километров пути группа вышла на небольшое плато, и идти стало легче.

Справа зеленел длинный хребет, за которым где-то вдали, скрытый плотным туманом, возвышался Пик Туркино.

День клонился к закату. Этот нежданный бой сильно задержал их продвижение. До встречи с северным батальоном им оставалось не более пяти миль. Но вы не сравнивайте путешествие по прямой дороге и горные тропы!

Альварес двигался медленно, на полусогнутых ногах, осторожно ступая, и зорко оглядывал местность. Не хватало еще нарваться на мины!

Он служил в группе «тигры Мессерера» уже третий год. Ему хорошо платили. А главное, никто не останавливал его звериную жестокость, которую он стремился выплеснуть на весь окружающий мир. Простой забавой ему казалась изощренная казнь непокорных крестьян или пытки бунтовщиков. Подчиняясь только своему хозяину, губернатору провинции Ориенте, одному из главных соратников «Эль Президенте», Альварес не знал особых хлопот! С такими же моральными уродами делал свое любимое дело: убивал, насиловал, издевался.

И дело было не совсем в деньгах. Его опьяняло ощущение власти и безнаказанности. Проезжая на открытых джипах по поселку, ему нравилось наблюдать за селянами. Выставив одну ногу на подножку и положив на нее автомат «Томпсон», он курил, ухмылялся и с огромным удовольствием чувствовал себя хозяином, чуть ли не единственным властелином положения.

Завидев колонну, крестьяне спешно покидали улицы. Схватив в охапку малолетних и давая подзатыльники старшим детям, они мгновенно скрывались в домах. Хлопали закрывающиеся двери и жалюзи на окнах.

Только глупые куры возились в пыли или норовили перебежать дорогу перед самым бампером.

Но в последний год Альварес стал понимать, что, очевидно, вскоре его безраздельному правлению придет конец. Маленькая горстка смельчаков, высадившаяся почти два года назад на юго-востоке острова, теперь уже не была группой неорганизованных, переодевшихся в зеленую полевую форму бывших студентов.

Это была уже мощная сила! Все меньше и меньше крестьян смотрели на Альвареса запуганно и подобострастно. Они уже знали, что где-то в горах есть Фидель и Рауль, которые могут помочь. Продуктами, медикаментами, иногда и деньгами. А после того, как прошли слухи, что повстанцы отпускают пленных, а раненых передают Красному Кресту, многие солдаты решили, что плен – это наилучший способ закончить ненужную никому службу и вернуться в свой родной поселок.

Наверное, там, в горах, повстанцев уже более трех тысяч! И к ним присоединяются все новые и новые бойцы!

М-да! Вскоре ему надо будет подыскивать другое место для применения своих способностей. Окончательно Альварес понял это в деревушке в пригороде Байямо, куда он со своей командой прибыл «решить вопрос с непокорными работниками фабрики».

У бетонной стены комбината со связанными руками стоял подросток лет, наверное, четырнадцати. Его лицо было в кровоподтеках, одежда разорвана. Местами на ней проступали кровавые пятна.

При вступлении в пригород «тигров Мессерера» тот кидал в солдат камнями и призывал «не бояться и бороться». Подстрекал остальных к мятежам, за что сейчас и должен был поплатиться. Перед расстрелом Альварес приказал завязать ему глаза. Но тот отказался, мотнув головой и пытаясь плечом оттолкнуть боевика, который был, наверное, на две головы выше арестованного.

Исподлобья глянул в сторону направленных на него винтовок и еще неокрепшим тонким голосом крикнул: «Я мужчина и привык смотреть смерти в лицо! Если вы мужчины – стреляйте». Альварес до сих пор помнил горящие глаза подростка.