Оценить:
 Рейтинг: 0

Ключ. Замок. Язык. Том 1

<< 1 2 3 4 5 6 ... 26 >>
На страницу:
2 из 26
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

– Что-то наши давно никого не били.

– Да ну тебя, ещё при царе, что на камне скачет.

Молодой человек призадумался.

– А! Это в честь Полтавской битвы. Нынче дата не круглая, потому без парада.

– А летошный год, слыхал, один фельберь от солнца в обморок упал. И почти окочурился уже, да там баба с квасом была, облила, напоила… Теперь вместе в Измайловских ротах живут.

– Парадов на твой век хватит. Оторвёшь себе какого-нибудь унтера. Обёртку-то дашь?

– Погодь.

Отложив кулёк с семечками и смахнув шелуху с груди, – грудь была такая, что хоть слоников в два ряда расставляй, – Настасья просеменила в хозяйское парадное.

– Верёвочку прихвати! – крикнул молодой человек вдогонку.

Кофта на ней была внатяг, как шкурка на колбасе, зад гулял каруселью под юбками. Разъелась, лошадиная сила, на господских харчах. Ещё и приработки по жильцам. Служанкино счастье. Даже рябины на роже почти разгладились.

Молодой человек присел на скамейку подальше от заплеванной газетки и отсыпал семечек себе в карман. Двор, дом, улица в вырезе подворотни – всё было в глубоком обмороке, вроде фельдфебеля на параде. В распахнутых окнах тлело занавесочное тряпьё, жильцы если где и были, то одурело прели по углам, дожидаясь вечернего послабления. Молодой человек, возможно, что и впрямь студент, вновь обратил внимание на кулёк с семечками, точнее, заинтересовался пошедшей на него бумагой – старинной, тряпичной фабрикации, с шатким русским шрифтом прошлого века. Покрутив кулёк в руках, развернул его, расправил на скамейке и, двигая по сильно пожелтевшему листу с разводами кучку семечек, ознакомился со страницей 315-ой из книги неизвестного автора:

«…что птиц он более не мучил, но заказал себе сделать куклу, представлявшего умирающего. Сия фигура могла страшно ворочать глазами, закрывать и открывать их, и делать всякие кривлянья и коверканья, как бы человек умирал. Сею машиною забавлялся он по несколько часов день, запирался один в свой кабинет и заставлял своё чучело умирать несколько раз сутки.

Без всякого сомнения такая необычайная прихоть была душевной болезнью, и может быть начальная причина оной заключалась в несчастной минуте его зачатия и в состоянии матери при её беременности.

Во Франции был почти такой же пример. Там одна женщина находила большое удовольствие в том, чтоб видеть на голом теле текущую кровь, Для сего нанимала она девочек и мальчиков и щедро платила им за то, чтобы они дали себя порезать в разных местах перочинным ножиком и чтобы из них потекла кровь. Долгое время забавлялась она тем, но один раз забава её продолжалось до того…»

– Фунтик мой распатронил, читака!

Настасья живо завернула семечки в нравоучительную историю, оставив неведомым продолжение с оборота.

– Ты сама почитай, тут интересно.

– От того что прочту, в кульке семок прибавится?

Здравый ответ. Настасья в самом деле разбирала печатный текст, а за счёт косоглазия выглядела умнее, чем была: словно обдумывала сразу две уклончивых мысли. При неизбежном кухаркином хитрованстве она не была ни злой, не жадной: цветок поливала, кошку и жильца-студента на мели подкармливала. И сейчас приволокла синюю обёртку из-под сахарной головы и верёвочку для опояски.

– Неси без горшка, там воткнёшь, всё полегче. Он так и так загинет.

– Нет, я с горшком. Мать за могилой ухаживает, осенью домой возьмёт.

– Она ж слепая.

– А по запаху.

Общими усилиями куст был замотан и стянут тесёмкой. Бумага, правда, была попорчена какими-то кухонными мясными потёками, куль получился цвета закатного неба. Ну да не танцовщице в бенефис подносим.

– Слышь, студент, ты там при друге своём местечко себе присмотри: хозяйка сказала, что погонит тебя скоро поганой метлой.

– Деньги будут, – уверил молодой человек. – Сама третьего дня письмо приносила, пишут, что выслали, так и передай. – Он пососал уколотый шипом палец. – А у тебя, красавица, колечко, вижу, новое?

– Это старое, а новое вот.

Настасья с доступной ей грацией помахала пухлой рукой.

– Опять кучер?

– Не, дворник.

– Неужто дворника наняли?

В доме с Пасхи не было дворника. Настасья сама мела двор, скребла навоз на мостовой перед домом и таскала воду жильцам. Которых по летней жаре осталось раз-два и обчёлся.

– Не, дворник из дома с балястрами.

– Пронзительный выбор: кучер супротив дворника.

– Ох, не говори. Не знаю, куды бечь. Дворник вдовый, всерьёз жить хочет, но зашибает сильно. Кучер тоже, вестимо, но ему ещё гулять охота.

– А как тебе больше нравится – метлой или оглоблей? – Студент ловко уклонился от замахнувшейся на него служанки. – Да я не в том смысле. Выбирай не по тому, как пьёт, а по тому, чем бьёт.

– Вот наконец что путное сказал. Да не ходи ты в такое мучительство! Яйца прямо в курице печь можно. Ступай к ночи, всё одно как ясен день. Хошь, щей налью? Оставила тебе на леднике.

Соблазн был велик. Молодому человеку вдруг ужасно захотелось похлебать холодных щей и вообще никуда не ходить, а сидеть в теньке и нести всякую чепуху из подъязычного хлама.

– Пойду, – сказал он, ухватывая шуршащий куль. – Мне только до Вознесенья, а там с товарищами ваньку возьмём.

– Ну, давай семок насыплю.

– Нет, Настасья, нам чужого не надо. Ну, господи благослови.

Молодой человек со своей неудобной ношей вывалился из подворотни на раскалённый противень улицы. Злорадное солнце тут же с размаху огрело нагайкой по чёрному сюртуку. Воздуху не было, кругом шипел горячий костный бульон июля. Город выварился до того, что расслаивался оптически и категориально. Архитектура крошилась, яркость оглушала, булыжник потел, зной одержимым масоном карабкался к высшему градусу. Жгучий день завис над городом, как лодка над утопленником. Варево, жарево, парево, марево… бормотал молодой человек, пытаясь спрятаться под кустом в руках. Не лето, а экзекуция. Какая к чертям Северная Пальмира, – экваториальная Африка. Конечно же, он предпочёл бы идти в гости по условной вечерней прохладе, но что поделаешь, зван к пяти…

Зашаркало, запыхтело, – его обогнала первая живая душа – разносчик с лотком на голове, на котором допекалась какая-то сдоба. Ну чем не Африка, там тоже на башке всё таскают. Молодой человек свернул следом в тень переулка, миновал несколько заведений, в питейном назначении которых и слепой бы не усомнился, и вышел к мосту. Поставив груз на раскалённый чугун ограды, он утер пот и прикинул щадящий маршрут с меньшей вероятностью солнечного удара. Солнце демократично, как истинный тиран, выжигало оба берега. Как раз назначенный к преодолению отрезок канавы был почти прям и располагался строго по оси солнечного прищура. Хотя в целом канава изгибалась довольно причудливо; можно было вообразить, что некогда здесь прополз чудовищный ящер, взрыв местность шипастым хвостом, а потом уже в эту борозду напустили воды, набросали дохлых крыс и палок, вывели стоки из выгребных ям и назвали императорским именем. Канава заметно обмелела за лето, вода далеко отступила от сточных отверстий в облицовке, сочащихся вонючей сукровицей. Тут в голову студента пришла вдохновляющая мысль, а именно: не столь уж бессмысленно полученное им предсказание от Катулла. Речь ведь шла о дерьме, а оно, как известно, прямой символ золота. Стало быть, дело к деньгам, а это то, что надо.

Внезапно в лицо, невесть откуда взвившись, дунул резкий порыв ветра, душного и липкого, как с пожарища. Всхлипнула вода под мостом, лодка царапнула каменную стенку, и сам мост крякнул, будто надумав сняться с места и поплыть по морям. Молодой человек сошёл с моста и побрел, прижимая куль к животу, по набережной. То есть сперва он попробовал нести одной рукой и для придания независимого вида закидывать другой семечки в рот, – а то, право, за разносчика примут – а он просто погулять вышел – а цветок просто в петлицу не влез – да кто знает, что у него за штука в свёртке – может… Тут он споткнулся на перекошенных гранитных плитах и чуть не грянулся оземь вместе со своей поклажей.

Впрочем, редким прохожим никакого дела не было до него: в основном пьянь и полупьянь, на нетвёрдых конечностях перемещающаяся вдоль непрерывной, как родословная Сына Божия, цепи трактиров, распивочных, кабаков, портерных, винных погребков… Молодой человек сам бы сейчас с удовольствием выпил холодного пива. Едва он обогнул разутого забулдыгу, разлёгшегося поперёк тротуара в натекший с него двойной луже, как пришлось приостановиться перед двумя кабацкими душами, выносившими из полуподвала старого пропойцу. Тот бодался лысой головой и сипел сквозь пузыри, что «дух божий летает над моими взбаламученными водами!». Не более, не менее. Тут-то воды и отошли фонтаном, и студенту резко расхотелось пива.

– Продаёшь – меняешь? – дыхнули в ухо.

Сбоку пристроился длинный кривой субъект с небритой тревожной физиономией и грязным бинтом на горле.

– Чё козыришься? Я, может, купить хочу.

Ускоренный шаг не помог, длинный не отставал, даром что прихрамывал.

– Хорошую цену дам, только скажи, чего у тебя тут. Ну, не хочешь говорить, так я угадаю. – Приставала живо, подволакивая ногу, забежал перед студентом. – Давай так, братан: с трёх раз угадаю – вещь моя, идёт?
<< 1 2 3 4 5 6 ... 26 >>
На страницу:
2 из 26