С М С

Белая пелена растворилась, живые картинки исчезли, и Мелай увидел, что фигура вновь поманила его взгляд. Она подлетела совсем близко к спящим под попонами Язам, среди которых лежал Инфляй и, незримо склонившись над Старейшиной, простёрла над его горестным лицом руку. Инфляй вздрогнул, приподнялся на локтях и, всмотревшись в звёздное небо испуганным взглядом, кивнул ему несколько раз, будто ему на ухо прошептали что-то, что рассеяло его тревогу и печаль. Фигура исчезла. А старый нойон заплакал слезами радости, лёг и тут же уснул с дурацкой своей кривой улыбкой на устах. Мелай открыл глаза.

– …А теперь, братцы, спать всем! – повелел судья. – Ночь, вон какая уже. А штраф и пошлину завтра взыщем.

Он дернулся так сильно, что чуть не вывихнул себе позвоночник. Ему прекрасно запомнилось всё видение – и Фигура и лагерь Язов и уснувший с улыбкой Инфляй. Усталость вдруг навалилась на него тяжеленным валуном. Пытаться понять увиденное Мелай был не в силах. Он прилег под большой березой, укутавшись в подаренный Либрами хороший теплый халат. Через минуту его храп, созвучно с храпом Недалов едва оглашал ясную и теплую степную ночь.

9/Ч

Весь следующий день в поместье кипела работа. Ревизию и инвентаризацию решили, во что б это ни стало, закончить к вечеру. Данные по количеству роботов, запчастей для них (их было больше тысячи), домашней утвари и по всему остальному, тщательно перепроверяли по нескольку раз. Конечно, ревизии можно было бы и не проводить – из поместья вещам просто некуда деться, однако смысл в них всё же был. Во-первых, нужно точно знать – чего не хватает, что нужно починить или отправить с челноком в Мендакс для замены. Во-вторых, всё таки это – ещё один способ занять себя чем-то, чтобы не сойти с ума от скуки. День пролетел быстро. Все трое, усталые но довольные, поужинав раньше обычного, разошлись почивать.

Молодой помещик лежал в своей кровати и, глядя в потолок, как всегда был в плену совершенно ненужных и томительных размышлений. Но сейчас он был уверен, что не уснёт. Да, днём работа завладела им полностью, и он даже ни разу почти и не вспомнил о вчерашних событиях, но теперь была ночь, и Чильтан был объят её чарами. Упавший самолёт никак не выходил из головы. И какие бы картины из памяти не возникали в его голове, какие бы мороки не синтезировались из виденного когда-то и выдуманного, эта проклятая летающая машина всюду совала свой металлический нос. Чильтан твёрдо решил пойти к месту падения. Он даже испугался этой своей решимости, но точно знал – ночью или под утро, когда станет немного светлее, он туда отправится. Приняв эту мысль, он сразу стал спокойнее, расслабился и прикрыл глаза.

Сегодня фантазия поместила его на борт боевого десантного самолёта Службы Мирового Спасения. Он сидел на жесткой лавке, среди вооруженных бойцов в титановых экзоскелетах, и глядел в иллюминатор. Солнце светило ярко и редкие бежевые облака под ним обретали причудливые оттенки. Далеко внизу простирались в степи приземистые, но величественные курганы, а где-то среди них тихо протекала идиллия его родового поместья.

10/М

Тарелки появились внезапно. Ночь едва оставила просторы земли и неба, уступив натиску первых лучей солнца, как смертоносные блюдца со своим тихим и злобным жужжанием обозначились над лагерем. Их было всего шесть. Те самые, что не вернулись назад, а улетели на северо-запад, явно в поисках этого временного лагеря Либров. Они спокойно и хладнокровно зависли над верхушками деревьев, симметрично охватив периметр рощицы.

Проснулись ещё не все. Недалы, не дураки поспать, храпели вовсю. Храбрые воители Либров, в количестве двенадцати человек, прикрываясь своими тяжелыми щитами, ощетинились копьями по окружности вокруг них. Мелай поднялся и, увидев тарелки, тут же спрятался за стволом старой берёзы. Он решил оттуда наблюдать за готовящимся противостоянием. Каждое мгновение он ждал, что тарелки пустят в ход свои огненные иглы, и ему было невдомёк, на что надеялись в этой схватке Либры со своими копьями…

Энхира он заметил под кроной соседней берёзы. Старик совершал судорожные и отчаянные камлания над голубой сферой, которая явно игнорировала все его манипуляции.

Напряжение с каждой секундой утяжеляло воздух. Даже дышать, казалось, становилось всё труднее, но Либры были невозмутимы и продолжали стоять, взирая на тарелки сурово и холодно. Киму Мелай едва узнал, она была в шлеме, а латы у Либров были у всех одинаковые. Она стояла среди остальных, бесстрашно глядя в глаза смерти. А ее друга, Хилла, Мелай не мог узнать среди прочих. Нашёлся кто-то, кто начал будить (не без труда) спящих Недалов, упорно не желающих просыпаться, и не подозревавших о нависшей над ними опасности.

Энхир в сердцах топнул ногой, ругнулся и, спрятав бесполезный медальон под одежду, подал знак командиру Либров. Тот кивнул и, подняв копьё высоко над головой, прокричал что-то страшным голосом. Из высокой травы, буквально из-под ног стоявших овалом Либровских воителей, поднялись внезапно фигуры в зелёном, под цвет местности, тряпье, закрывавшем даже их лица. Человек семь, точнее Мелай посчитать не успел. В руках у них были странные луки, с короткой тетивой и прикладом. Стрелки упирали приклад лука в плечо, а тетива, казалось, сама пускала стрелы. Одну за другой. Только слабый треск исходил от этих странных орудий.

Стрелы роем летели в тарелки, но безуспешно. Те немногие из них, что всё же долетали до какой-либо из них, просто отскакивали от их металлических панцирей как желудь отскочил бы от вековой сосны. Стрелы быстро закончились, и стрелки начали заряжать свои самострельные луки новыми, а войны в тяжёлых латах прикрывали их своими телами. Тщетно. Огненные иглы полетели одновременно из длинных трубок всех тарелок.

Латы и щиты, какими бы мощными и надёжными они ни казались, не спасали от страшного оружия врага. Поверженные Либры падали наземь. Два-три лучника успели скользнуть под кроны деревьев, но тарелки достали их и там. Недалы с дикими воплями в панике разбегались, стараясь тоже сначала укрыться под кронами, а затем просто драпая наутёк прямо в голую степь. Тарелки, впрочем, не преследовали их.

Всё происходило молниеносно. Иглы летели без промаха. В живых из Либров почти никого не осталось.

Мелай зажмурился. Ему на секунду показалось, что одна из огненных игл угодила в него, и он умер. Но он был очень даже жив. Погрузившись в новое видение, он как будто узрел окружающий мир истинно.

Тьма. Мельчайшие желтые точки, собранные в силуэты висящих в этой тьме тарелок, и чёрточки огненных игл, застывших в полёте. Мелай передвинул внутренний взор в сторону и перед ним возникли прочие объекты, тоже сплошь состоявшие из концентрации маленьких желтых точек. Он увидел Энхира, распластанного на земле под деревом. Видимо, тот пытался потихоньку уползти из зоны обстрела. Затем, чуть далее, возникли очертания лежавшего в траве тела Кимы. Она была ранена, но пока жива. Рядом с ней, со своим необычным луком в руке, лежал Хилл. Он был мёртв.

Мелай легко осознавал и принимал происходящее видение, ничего не вызывало в нём протеста: ни то, что всё кругом как будто застыло, ни все эти точки, из которых состояло всё видимое, ни окружавшая всё это беспросветная тьма. Было просто очевидно – таким Мир и является на самом деле. Он обнажает перед постигающим его только то, на что он нацеливает внимание своё, остальное же остаётся за непроглядной завесой. Но если б сейчас кто спросил Мелая – откуда эта очевидность в нём, вряд ли он ответил бы. Сейчас он вообще не ответил бы ни на что, он просто знал, что нужно сделать и как, но каким образом это произойдёт было неведомо ему, как впрочем, и не интересно.

Он не хотел больше видеть смерть сегодня.

Сначала небольшие слегка матовые полусферы возникли над всеми, кто был ещё жив. Над многими из них уже были видны невероятно медленно приближающиеся огненные иглы тарелок. Мелай знал, что эти полусферы защитят выживших от попадания игл. Затем его взор воспарил меж тарелок, на их же высоте. Огненные щупальца хлестнули по каждой из шести застывших вестниц смерти.

Время тут же возобновило свой обычный ход. Тарелки, перестав вдруг жужжать и плеваться иглами, однообразно рухнули на землю, чуть поодаль поля битвы. Тишина, искажаемая лишь редкими стонами раненых, нависла со всех сторон.

Легкий ветерок потрёпывал волосы парящего низко над землей Мелая. Под обезумевшими и подобострастными взорами выживших Либров и Энхира, он спустился на землю. Все точки во тьме, из которых состояли объекты, что удостаивались его внимания, вдруг разлетелись в стороны. Всё рассеялось на секунду, а затем обратилось в один огромный смерч, прекрасного и устрашающего вида. Смерч из мельчайших жёлтых точек в кромешной тьме. Мелай почувствовал, что у него нет больше сил присутствовать в этом видении. Он открыл глаза и упал без чувств. Энхир тут же подбежал к нему и стал бить по щекам, пытаясь привести в сознание.

11/А

Любая сложная система, сколь бы безупречно она ни была продумана и создана, все же подвержена возникновению в ней ошибок. Алгоритмы её действий могут одинаково правильно повторяться триллионы раз, но однажды непременно произойдёт девиация. Отклонение от заданных параметров неизбежно, хотя это и может произойти после множества множеств циклов.

Так произошло с Норагом. Он ошибся. Сколь бы невероятно это ни звучало по отношению к нему. В вашей культуре существует подходящее понятие, объясняющее феномен, который стал первопричиной его ошибки. Гордыня. Нораг возгордился своей неуязвимостью, безнаказанностью творимого им зла. И гордыня эта его погубила. Впрочем, не только его, но и нас всех. И случилось это в мире, что последним описан мною в рапорте и в этом тексте. В мире, который стал конечным пунктом для моего изначального бытия. В твоём мире, читатель.

Позволю себе называть его «Последний мир». Считаю любые причины, препятствующие такому именованию несущественными.

В описании нашего пребывания в Последнем мире я должен дать больше деталей. Гораздо больше, чем я позволял себе в отношении предыдущих миров. Возможно тебе эта информация покажется излишней, всё-таки в этом мире ты живёшь и знаешь его, но позволь мне дать тебе возможность оценить взгляд на него со стороны.

Постараюсь быть исторически точным, но, боюсь, это не везде получится, так как я опираюсь на данные, полученные из противоречивых источников. Информационное поле Последнего мира к моменту нашего прибытия было сильно искажено воздействием внутренних противоречий, поэтому, если ты, читатель, найдёшь в моих словах зёрна лжи или просто какие-либо неточности, учти – их источник не я, а твои сородичи и, возможно, ты сам.

Следы деятельности Норага, как нам показалось вначале, были очевидны. Планета была чрезвычайно загрязнена и опустошена. Большая часть её территории (суши) была непригодна для проживания там живых существ. Причиной тому была токсикация атмосферы, почв и воды, явившаяся следствием воздействия агрессивных антропогенных факторов, таких как применение оружия массового поражения.

Но начнём по-порядку.

Первопричины этого положения планеты уходили в прошлое на сто пятьдесят – двести оборотов вокруг звезды. Мы не смогли понять, как именно действовал Нораг, какие методы он использовал, воздействуя на жителей Последнего мира, но факты были следующими:

Население мира в недавнем прошлом перевалило за все мыслимые критические отметки. Как основные, так и вторичные ресурсы были давно истощены, а внедрение альтернативных им средств было неспособно заменить их даже наполовину. Волнения терзали перенаселённые урбанизированные территории, жители которых, как могли, отстаивали своё право на существование. Основные экономические институты исчерпали себя; они более не были эффективны и не могли обеспечить функционирование общества как механизма совместного проживания на определенной территории огромных масс индивидуумов. Коллапс общества порождал коллапс государств, которые рушились, не имея возможности дать жителям никаких гарантий выживания. Всё это было во многом спровоцировано деятельностью одной всемирной организации…

12/М

«…Я же говорю, – повторял в который раз Мелай, – я не знаю кто я такой. Но точно теперь могу сказать – я не один из вас. Вы не представляете себе, что я могу видеть и чувствовать. Многие голоса слышны мне. Тысячи голосов. И всё разом, на разных языках. И я могу разобрать все, что они говорят, но выразить это…трудно. Чьи эти голоса? Да людей, чьи же ещё. Разных людей, со всего мира. Что? Нет, пришельцев не слышно. А вас только это удивляет? А меня вот удивляет то, что я никак не удивляюсь своему новому состоянию. Как будто я таким и был всегда, а последние два месяца просто не помнил этого».

Солнце кое-как висело над горизонтом, багровя края редких бежевых облаков. Мелай, Кима и Энхир двигались уже около получаса к тому месту, где рухнула железная птица Бурханов. Животный страх, быстро сменившийся полусвященным трепетом перед новой ипостасью Мелая, уступил теперь место в его спутниках неутолимому любопытству. Точнее сказать, любопытствовала одна Кима, чьи глаза блестели, когда она смотрела на обновленного чужака. Впрочем, взглянуть ему в лицо она не смела.

Во время нападения тарелок на лагерь, Кима получила страшную рану – иглы пронзили её грудь и живот насквозь. Она лежала на земле и умирала, когда вдруг из расплывчатой дымки перед её глазами возникло лицо Мелая. Она ощутила, что жизнь вернулась к ней, и никакой боли, никаких ран больше не было, только дыры в доспехах подтверждали полученный урон. Старый Энхир же, после первых впечатлений, быстро охладел к факту владения язовским выскочкой необъяснимых способностей. Он плёлся позади них, ещё более угрюмый и задумчивый, как-то теперь совсем по-стариковски опираясь на свой посох. Когда Мелай, остановив тарелки, упал без чувств, Энхир первый опомнился и подбежал к нему. Очнулся новоиспеченный герой-спаситель после третьей оплеухи, на которые старик был весьма щедр. Затем Мелай быстро поднялся и, подойдя по очереди ко всем раненым, заглянул каждому в глаза. Те, как и Кима, сразу приходили в себя, а раны их исчезали. Потом он снова повалился на землю, потеряв сознание.

Все решили, что это его внезапно возникшее колдовство, что сокрушило тарелки и вылечило поверженных воинов, высосало из него все силы, а потому не следует его тревожить и нужно дать ему отдохнуть.

Так и сделали. Все оставшиеся в живых похоронили погибших, собрали имущество и двинулись на восток, искать свои Общины. Договорились – об увиденном никому ни слова. С Недалов пришлось даже кровную клятву взять, больно здоровы трепаться, паршивцы. Последние, однако, были так перепуганы и, вместе с тем, безмерно рады внезапному спасению, что не стали бы болтать ничего и без всяких клятв, обузданные своими суевериями. Кима и Энхир остались с Мелаем. Было решено идти к Городу Бурханов втроём. Ни у кого не было сомнений в том, что Мелай – один из самых что ни на есть воинов Службы Мирового Спасения. Настоящий, из Мендакса, истинный Бурхан. Великий покровитель рода людского.

Проснулся покровитель только после полудня. Судя по его уверенному виду, силы вернулись к нему в полной мере. Не тратя много времени на сборы, троица двинулась в путь. Было тепло, но ночи в степи могли быть весьма холодными, потому теплые вещи погибших, все же, взяли. Мелай облачился в добротный боевой кафтан, пожалованный ему одним из Недалов. Тот купил его у них же, у Язов в лагере, и хотел продать Сивушам, естественно втридорога, но вот какая беда приключилась. А дарит он кафтан в знак невыразимой благодарности за спасение от лютых тарелок. Кафтан был хорош, весь сплошь покрыт броневыми пластинами Великих, такими же, как на кошме юрты Инфляя.

По дороге в Город Бурханов, было решено все же, посетить упавшую птицу. К ней и пошли. Надо заметить, что Мелай стал негласным предводителем образованной троицы, что, конечно, раздражало Энхира (верного служителя Бурханов и поверенного Службы). На посещении места крушения настоял именно новоявленный «истинный Бурхан», Энхир же теперь был против этого. Старика мучили не сомнения, а скорее обида. Он долгие годы честно служил Мендаксу, отправляя сигналы, нужные данные об Общинах, выполняя все приказы Службы, а сейчас они прислали своего человека, даже не предупредив его, верного старого Энхира. Мрачные мысли посещали его. Словно стая голодных воронов, клевавших что-то маленькое и серое, чем он себя сейчас и чувствовал, эти мысли мучили престарелого «стража народов». Ничтожный и никчемный. Особенно в сравнении с этим… «Ишь, как идёт! – ревниво глядел на спину свежеиспеченного предводителя Энхир. – Будто и земли не касается, парит над ней. А эта, трясогузка чёртова, так и семенит сбоку! Так и сверкает глазищами на него! Вон, даже доспехов половину сняла, чтоб свободнее было, коли страсть у них приключится. Тьфу!»

Мелай и вправду слышал тысячи голосов. Ему трудно было понять, как это происходило, но, по правде говоря, слух здесь был не причём. Это он только для простоты сказал: «слышу», на самом же деле он их воспринимал иначе. Голоса были повсюду. В воздухе, высоко, до самого неба, в земле (там они были чуть глуше), в воде редких в этой степи речушек, ручьёв и озёр. Голоса были почти осязаемы. Мелай с радостью осознавал, что при желании может не «слышать» их вовсе, иначе они поглотили бы все его внимание. Не смотря на то, что он разбирал слова, на каком бы языке они не звучали, смысл слов зачастую ускользал от него.

«…они двигались на базу с охоты. Подвела электроника. Машина рухнула, но все ребята остались живы и были эвакуированы спецмодулем…» а параллельно звучало: «…говорили о миграции диких. Поголовье в последние годы значительно выросло, даже не смотря на их внутренние конфликты. В верхах даже поговаривают о возможности принятия новых мер по регулированию…» и многое, многое другое.

Мелай пока решил особо не стараться понять эти голоса. Он чувствовал, что память к нему вот-вот вернётся, вернулись же эти невероятные способности (ну уж точно не появились из ничего). А когда он всё вспомнит, тогда и поймёт – что, чёрт возьми, творится в этом мире, а главное – кто он такой и откуда взялся. Мелай вдруг повернулся к Энхиру и сказал:

– Напрасно ты так, друг. Служба бы никогда тебя не забыла. Наверное, раз тебе не сообщили обо мне, значит так было надо. Поверь, доберёмся до Города, сразу всё станет ясно.

Энхир обомлел – Мелай услышал его стариковское брюзжание… Он хотел было что-то ответить, но только выругался мысленно на себя.

– А скажи, великий Мелай, – глядя на траву под ногами, спрашивала Кима, – мы теперь точно победим тарелки, раз у Бурханов… раз у Службы есть такие могучие воители как ты?

Он посмотрел на неё. Вчера вечером и сегодня утром ему толком не удавалось разглядеть её лица. Сейчас, при свете дня, был хорошо виден шрам на её левой щеке, весь переломанный уродливый нос и большая угловатая челюсть. Мелай решил для себя, что истинный воин Либров так выглядеть и должен, вне зависимости от пола. Сотни сражений не могут не оставить следов, раны неминуемы. А что до её некрасивого лица, в этом не было беды – её внутренняя сила, несгибаемый дух и доброта были много важнее внешней эстетики. Жаль, думал он, что почти всех в этом мире интересует только одна форма, содержанию же отдаётся в лучшем случае вторая роль.

– Не знаю, Кима. И прекрати звать меня великим, я пока не уверен точно в том, что я из Службы Мирового Спасения. Хотя многое мне стало ясно. К примеру – эти… тарелки, они вовсе не прибыли в этот мир извне. Они были созданы здесь.

Кима от удивления даже осмелилась поднять на него глаза. Энхир сверкнул взглядом и, поравнявшись с ними, забрюзжал: