Грани выбора. Сила характера против силы обстоятельств

Жеребец заржал, почувствовав опасность, встал на дыбы, Александр потянул поводья на себя что было сил. Конь захрапел и пошёл кругом, в ярости грызя трензель, вытанцовывая копытами по земле, и замер.

Александр только видел разлетевшиеся щепы от бадьи и лежащего рядом с колодцем огромного быка.

Всадники спешились и кинулись вязать быку ноги:

– Ну, Кирилл Яковлевич, ты и тореадор, тореадор. Ты не убил его? Мы думали тебе хана.

Дед стоял весь бледный, прямой, что та оглобля, в руках держал сапожный нож:

– Я бы не посмотрел, что он племенной, едрит твою кочерыжку, у меня внучок здесь, а Тургай норовистый… а у меня нога… едрит твою кочерыжку.

Племенной пусть в стойле стоит, там его место… Я бы не посмотрел. Пусть радуется, что я ему глотку не отхватил… А завфермой скажите, увижу его сегодня, я ему ноги пообломаю. А если бы дети попали? Да мало ли кто?

– Так мы его и отгоняли от домов, – один из всадников щерился. – Я не знаю, что ему не нравится, коров, тёлок целое стадо, а он в бега. Кормят, поят, любовь чуть ли не через день, да каждый раз новенькая, а, Яковлевич? Чем не житуха?

– Фомич, ты не зубоскаль. Моли Бога, что всё так обошлось. Если бы что с внучком случилось, я бы сначала его, потом вас… – дед глянул из-под бровей тяжелым взглядом. – Ковбои, едрит твою кочерыжку.

Жена во сне застонала, заволновалась. Александр легонько погладил её по плечу, и она сползла с его плеча, повернулась лицом к стенке, успокоилась.

Он полежал ещё несколько минут, но сон не шёл. Тихонько откинув одеяло, Александр выбрался из постели. Сидя на краешке кровати, он услышал какие-то невнятные шорохи: то ли кто-то ходил по гостиной, то ли разговаривал.

Накинув на себя халат, он спустился в гостиную. Там на диване сидел сын и о чём-то разговаривал по телефону.

– Кирилл, ты чё не спишь? – Тот повернулся к отцу и приложил палец к своим губам.

– Нет, нет, как договорились, так и делайте. КамАЗ я завтра, нет уже сегодня, встречу и через два дня он поедет обратно. Груз к отправке готов. Всё по перечню. Всё, конец связи. Я же сказал, я перезвоню. – Он вопросительно посмотрел на отца:

– Пап, а ты что не спишь? Я сегодня по телефону с дядей Колей разговаривал. Он собирается после похорон ехать в Донецк. Тётю Люсю и Лёшу в одной могиле похоронят. Он на всякий случай и себе рядом с ними место приготовил. Он просил, если его убьют, то чтобы останки обязательно привезли, и когда будут хоронить, то чтобы гроб с его телом рядом с крестной закопали.

– Кира, ты об этом так спокойно говоришь…

– Пап, а как я должен об этом говорить? Да, Лёша погиб, да крёстная умерла, мы скорбим, нам тяжело, но мы-то живы. Или нам тоже умереть?

Я в Новороссии стольких друзей похоронил… А от Севы белоруса ничего не осталось. Ничего, папа, вообще ничего. Вот, был парень, здоровый, красивый, двадцать два года и нет его. Сколько раз я мимо этой воронки проходил, всякий раз спрашивал: «Сева, друг, ты где?» И всматривался, выискивая хоть что-нибудь, нету.

А сколько людей на Донбассе поубивали – и все спокойные, живут как ни в чём не бывало. Кино по телевизору смотрят, новости с Новороссии называется, а потом рекламу смотрят про прокладки женские и лекарство от геморроя…

– Сын, а как ты воевал? Ты много убил?

– Пап, зачем тебе это знать? Как ты говоришь, мы ведь не на Чёрное море поехали. Если бы я не убивал, то кто-то убил бы меня. Думаю, тебе бы от этого легче не было. Я ведь и поехал на войну, чтобы убивать нелюдей. Эти твари русских как народ уничтожают.

– Расскажи, сын, как ты воевал? Тебе не было их жалко?

– Кого, пап, укропов? Это вы здесь о какой-то придуманной вами гуманности рассуждаете, а её, гуманности, на войне нет.

Наши командиры просят нас пленных бандеровцев не убивать, мол, братья они. А эти братья знаешь что с нашими парнями делают, с теми, кто к ним в плен попал? Они ведь любители сала и поднаторели свиней опаливать паяльной лампой. Так вот и наших парней, что тех поросят, живыми… паяльной лампой.

А что они вытворяют с гражданским русским населением, да и не только с русскими. Они ведь не украинцы, они западенцы, внуки бандеровцев, они нам чужие, бесы, одним словом. Насилуют даже беременных на восьмом, девятом месяце… Папа, что это? – Он закинул ногу на ногу, откинулся на спинку дивана.

– А здесь у нас дома, в России, находятся некто, которые этих бандеровцев оправдывают. Ведут с ними беседы и играют с ними в какие-то демократии. И это, папа, не демократия и не глупость, это – предательство. – Он тяжело вздохнул:

– Скольких я там умных людей повстречал, подружился. Они мне на многое открыли глаза. Я раньше, когда дядю Колю слушал, думал, что он всё фантазирует, что это у него от избытка ума. Он ведь два института закончил. А оказывается нет, на самом деле так и есть. Оказывается у нас, русских, есть свои поэты, свои музыканты – не те, что по ящику кривляются.

Пап, ты слыхал про такого певца, Николая Емелина? А Александра Харчикова? Вот я тоже не слыхал, а они есть, живут, поют. Только их на телевидение не пускают. Я послушал их песни, оторопь берёт, всё понимаю, всё слышу, всему сопереживаю, будто воздух родины далёкой вдохнул.

А казачьи песни запоют, плакать хочется вместе с песней, а от иной желание летать появляется. Почему на нашем телевидении, радио русских песен нет, один лай иностранный, словно мы и впрямь оккупированы, вон и полицаи по улицам ходят, вместо наших родимых ментов.

Мне дядя Коля говорил, и я прочитал удивительную книгу Александра Солженицына «Двести лет вместе». Ты читал, пап?

– Нет, не читал. Ты побольше дядю Колю слушай, он тебе ещё не такие сказки расскажет, – Александр недовольно хмыкнул. – У дяди Коли во всём виноваты жиды да мировой заговор с жидомассонами.

Тоже мне, два института, а ты спроси его, как он их заканчивал. Философ. Тётя Люся все его курсовые делала, это у неё три высших образования.

Если он такой умный, что он со своими акциями пролетел, как фанера над Парижем. Пять миллионов подарил, а со строителями? До сих пор по арбитражам бегает. А с выборами? Депутат хренов, столько бабла в избирательную компанию вбухал? Его послушать, все вокруг виноваты, а мы, русские, белые и пушистые. Водку надо меньше кушать. – Александр крякнул от негодования и вдруг поймал себя на мысли, а с чего это он вдруг на своего друга Николая ополчился. И понял. Заревновал Николая к сыну. Николай оказался для сына авторитет. Не он, отец, а крёстный Николай.

Но и сын понял настроение отца. Он улыбнулся ему:

– Ты зря, папа, так к крёстному. Ты же знаешь, он переживает за Россию и многие вещи он говорит правильные. Вот дядя Коля говорит, что Россия, как русское православное государство, была уничтожена в семнадцатом году. Часть русской элиты была вырезана, другая часть выдавлена за границу, и к власти в стране пришли инородцы. Из кого состояло первое советское правительство по национальности? А ведь то же самое сейчас произошло на Украине.

А о нас русских, как о народе, даже в Конституции России не упоминается, нас, как народ, вроде бы и нет, хотя все кричат о какой-то русской весне. Но что интересно, громче всех кричат инородцы. У нас на эту тему две радиостанции каждодневное бодалово ведут, это какое-то «эхо» и чьи-то «вести», они, что две стороны одного шекеля. Они над всей Россией парят в нравоучениях, судят нас, правду в нашей истории ищут…

– Сын, хватит, я эти бредни слушать не желаю, – Александр встал. – Ключи от машины в прихожей на тумбочке, там же и документы. Спокойной ночи, – не оглядываясь, зашлёпал босыми ногами по ступенькам лестницы.

– Спокойной ночи, папа, – Кирилл тоже встал. Он подождал, когда отец скроется в дверном проёме, и пошёл за ним следом.

«Да, постарел отец, совсем сдал. По лестнице тяжело поднимался, хотел же лифт соорудить и что-то передумал. Мать молодцом, теперь Даша ей в помощь, вроде бы понравились друг другу».

Он легко взбежал по лестнице и натолкнулся на отца:

– Опа на! – громко прошептал. – Пап, ты что стоишь, спать не идёшь?

Александр положил руку на плечо сыну:

– Знаешь, Кирилл, в жизни столько невидимых, подводных камней, что приняв однажды какое-то решение, нельзя быть уверенным, что будет так, как ты этого хочешь.

– Пап, о чём ты?

– Я о том, что тебе надо получить высшее образование и подумать о семье, о будущих детях… О своей жизни. – Кирилл в ответ заулыбался:

– Пап, я последние два месяца только об этом и думаю. Вот видишь, бросил все свои дела в Донбассе и приехал домой.

– Эх, сын, – Александр обнял сына, резко отстранил от себя и пошёл в спальню.

Кирилл в недоумении смотрел ему в след: «Что с отцом? Что он хотел сказать? Может быть с мамой что? Вон тётя Люся умерла, а она на два года моложе мамы».

5

Александр ещё долго не мог заснуть. Он вспоминал слова сына и думал, почему, когда ему об этом самом говорил Николай, он не слышал его. Вернее слышал, но слова друга были как бы невесомы, а всё, что сказал сын, каждое его слово било в самое сердце. Может, всё оттого, что сын для него, в его памяти, сознании, всё ещё оставался маленьким мальчишкой и вдруг этот мальчишка перечит своему отцу словами друга. Получалось, что сын