Дом на волне… Пьесы

Капитан. Шляпку? Какая шляпка? Верблюдица блудливая с глазами навыкат! Булькающий вулкан на крутых бедрах. Какую ей шляпку? Это – Африка!

Дед. Фурия – с черной ноздрей и лихорадкой танцующих ног. Лошадь свадебная! Бездна раздвинутых мощно копыт… Готова взлететь или сесть на асфальт. Ха! Вопросительным знаком хвоста!

Капитан. Спокойнее, друг мой. Не будем так плохо. Ты – нежно скажи! Женщины Туниса… Ласково… Немое кино в душном зале… Ветер платков и стремительных юбок. Солнце и время – остановились. Взгляды – надменные или игриво потуплены. Любопытны, скромны, безразличны, крикливы – как жаркое марево миражей над раскаленным песком.

Дед. У-уох, женщины! Яркие змейки укрытых тканями рук и пальцев – в змейках украшений из африканского золота. Тень желтого солнца в оранжевой пустыне…

Капитан. И все эти женщины – я же их насквозь вижу! – подглядывают за мной… Я их чувствую. Я их – люблю даже? У-ух! Как глаза моей стервы домашней.

Дед. Домашней? Ну, ты даешь! Ты перегрелся или переволновался, капитан. Это потому, друг, что нам привезли дыни. Ты видел эти дыни на палубе? Ты слышал их запах? Тунис, солнце! И дыни! Дыни – всему виной, капитан! Когда привезли их и выгрузили на палубу – женским веером взмахнул по пароходу этот аромат. Не запах… (Отрицательно водит перед грудью указательным пальцем.) Аромат! Запах – это когда лет тридцать назад нас, курсантов, вели строем, морозным осенним утром, из казармы в училище мимо пирожковой, и кто-то из строя закричал, дурашливо зажимая пальцами нос: «Тетка! Закрой форточку! Запах пирожка по улице гуляет – кушать хочется…» А дыни – аромат. Дыни – колдовство и наваждение! Огромные. Круглые. Оранжево-желтые. Притягивающие взгляд… А разрезали первую – сочная! Липкая! Сладкая! Как – женщина! Сразу все заулыбались, расслабились, глазки заблестели. Мысли, слова, приятные ассоциации – не побежали, а потекли, подобно медовому соку, по губам, пальцам и по широкому ножу, уже вскрывающему тайны второй красавицы. Звучит шутливое: «Гюльчатай, открой личико…» …Вспомнилось есенинское, «Шаганэ, ты моя, Шаганэ…».

Капитан (напевая и подыгрывая.) «В том саду, где мы с вами встретились…» И, конечно: «Если нравится флот красавице, никуда от нас не уйдет…».

Дед. Такая волна душевного смятения и беспокойства…

Капитан. Руки тянутся к биноклю (смешливо хлопает ладонями по пустому столу, будто ищет окуляры) оглядеть еще раз набережную и балконы домов на противоположной стороне бухты в надежде увидеть силуэт, гордо посаженную головку в платочке, легкую походку…

Дед. Женщины! Как вы нужны. Как желанны. Как мучительно далеки… Как легко вспоминаем вас, даже… глядя на дыни! Домой нам пора, домо-оой!

Капитан. А не нравится мне, когда по сладко расслабленному воображению моему отстучит телекс, пальчиком по височку: «…максимальной скоростью следовать Одессу (Керчь, Туапсе, Севастополь…) предъявления Регистру …частичной смене экипажа…». Не люблю я преждевременные заходы в родные порты, да еще – с частичной заменой экипажа.

Дед. Это точно.

Капитан. Ведь что получается? Только все мы притерлись в нормальном море, успокоились между вахтами, прикачались от качки, уравновесились, можно сказать. Без женщин…

Дед. Одна повариха на борту, а уже и на нее поглядывать стали.

Капитан. Повариха на борту – не женщина: кок, кокша – член экипажа.

Дед. Вот и я говорю: кок, а не женщина. А на дыни посмотрю – женщина. Капитан! Капитан, успокойся. Все. Все нормально. Устаканились. (Пауза под взглядом капитана.) А что, капитан? Что ты так смотришь на меня? Устаканились! И это – очччень морское слово!

Капитан. Ладно. Устаканились. По глоточку. (Достает и наливает в стопочки.) Меж морем и небом… За нас!

Дед (улыбаясь.) Мы тоже чего-то стоим… И огурчиком с хлебом… (нюхает воздух из иллюминатора.) Африка!

Капитан. В порту пить – это как перед гаишником подставиться. В море выйдем – там наши правила и права. За море и удачу. А сейчас – думать! Каждую минуту – до прихода домой – думать и гадать… Что кого ждет в родном порту? Как кого встретят? Дома ли. В конторе. Кого проводят в отпуск?

Дед. Кому дома выставят чемодан на лестничную площадку…

Капитан. Кого из нас спишут на берег? Кого пришлют на замену? Как долго мы будем настраиваться снова на рейс, на работу, на наше взаимное – на борту и вместе. (Тревожно смотрит сквозь стекло иллюминатора на причал.) Куда все побежали вдруг?

Дед. К ближайшему береговому телефону – звонить домой, предупреждать, радовать, успокаивать… Готовить почву, типа: «Любовника – за дверь! Окурки и чужие носки – в мусорное ведро. Детей – помыть, переодеть и отправить к бабушке. Самой – в парикмахерскую и на рынок! Встречайте оркестром, цветами и ванной!».

Капитан. Цветы можно заменить на «огурчиком малосольным», – очень люблю, а оркестр – на две рюмочки с поцелуйчиком… Где Веничка-маг? Гадает? Опять гирокомпас полюса перепутает и получится у нас как в той старой морской песне: «Мы шли на Одессу, а вышли к Херсону…»

Дед. Веничка нагадал на переход нам, до самых родных берегов, белые простыни – к чему бы это?

Капитан. Белые простыни? Мама моя говорила, что белье во сне – это хуже, чем три невесты на одной свадьбе. Где боцман?

Дед. Боцман? На месте, к отходу готовится. Минуту назад его видел (оборачивается в коридор и кричит громко.) Старпом! Радист-артист! Где боцман?

Радист-старпом (вырастая в проеме двери и выпячивая худую грудь.) Разрешите, товарищ капитан? (Поворачивается в сторону старшего механика.) Я – старший помощник! Да – бывший радист. Артист – это только капитан сказать может, или – по вдохновению, когда сам я того пожелаю (капитану.) Докладываю, капитан! Боцман убежал звонить домой. Жена у него совсем на связь не выходит. Раньше на судах были настоящие радисты – радист все знал и всех мог привести в меридиан. Если надо было – мог причину придумать и успокоить страдальца. А теперь – новые технологии, спутниковая связь. А спутниковая связь, скажу прямо, предательская. Номер набираешь и слышишь сам, как скрипит кровать дома или пыхтит малыш на горшке. А хорошо ли это? Инфарктов стало больше. Разводам нет числа. А радист был хранителем семейных тайн и вдохновителем счастья! В море – семейное счастье должно быть дозированным. Иначе – крыша (показывает на собственную голову), не выдержит. Зря нас переучивали на штурманов…

Дед. Хороших радистов в плохих штурманов – инновация!

Капитан. Не отвлекаться от темы! Радист. Артист. Вдохновитель и Купидон. Все сказал правильно. Молодец. А теперь в словах своих старайся соответствовать должности старшего помощника. Как будто ты играешь роль на сцене, ну?!

Радист-старпом(улыбается и выпячивает грудь.) Р-рад стараться, господин адмирал!

Капитан (не обращая внимания.) А через полтора часа прибудет агент с документами на отход, и мы будем сниматься на Одессу. Что я требую от старшего помощника?

Радист-старпом (грудь колесом, глаза навыкате.) От младшего помощника – исполнительность. От второго – предсказуемость и надежность в работе и отдыхе! От старшего помощника – организованность! Старпом, который сам себя организовать не может, никакую службу организовать не способен.

Капитан. Вольно! Молодец! Действуй! Мои аплодисменты.

Дед (наклоняясь через стол и говоря душевно.) А что требуется от капитана?

Капитан. От капитана? (серьезно.) Умение видеть главное и не отвлекаться на мелочи.

Дед. А что есть мелочи в море, капитан?

Капитан. Вчера – трезвый экипаж в конце рейса: взрывоопасно. Сегодня – трезвый экипаж из города: подозрительно. Завтра? Завтра, может быть, настроение повара – от этого вкус пирожков на завтрак вызывает тоску по дому. В море – мелочей не бывает. Поэтому капитаны – как акулы – спят одним глазом: одно полушарие спит, а другое бодрствует. Знаешь?

Дед. Поэтому на флоте завели адмиральский час: чтобы капитаны спали на один час больше, да?.. А машина работала на полтона тише, да? (Улыбается и кладет ладонь на грудь, вставая с дивана.) Я же от всего сердца, капитан, поспи полчасика… А я пошел к дизелям. Пора поршня раскачивать на главном.

Капитан. Шевели, дедуля, шевели. Механический ты мой! В сторону дома и собака быстрее бежит. Хорошо?

Дед. Хорошо бы хорошо. Только не слишком ли рано мы в эйфорию возвращения домой впали? Еще неделя впереди? Торопиться не надо? Механика знает усталость металла – наука целая! (Оборачиваясь.) Да? Я тебе говорил, что сказать тебе что-то должен? Ладно – потом скажу, позже. Напомни мне, если забуду. Слушай, эти дыни, как женщины под чадрой: тайные-тайные, сладкие-сладкие. Эйфорр-рия!

Капитан. Не эйфория, а фурия, говорю я тебе! Не опоздай со своей новостью, а то придется тебе менять квалификацию: из моряка-механика в базарного спеца по дыням.

Дед. Успею, капитан. Не отвлекайся от курса, и дыньку – попробуй! Раскачают они покой наш, чувствую. Ох, они…

Капитан. Кто – они?

Дед (выходит из каюты, напевая.) Красотки, красотки, красотки кабаре…

Капитан. Да, дыни… Сколько хороших мужиков море свое потеряли – из-за женщин… А как поддержать? Какими руками? Где это дерево поближе – кругом одно железо?! (стучит по голове пальцем.) Чтобы не сглазить…

Кокша. К вам можно?..

Капитан. Заходите, доктор.

Кокша. Почему это я доктор? Я – повар.

Капитан. Я фигурально выразился: от ваших пирожков и борща с пампушками, Катерина Сергеевна, наше здоровье, настроение, улыбки и работа – все от них складывается. Я заметил: с того дня как вы у нас появились – на обед и с обеда все идут улыбаясь. Так кто вы в экипаже? Доктор и правая рука капитана.

Кокша. Красиво говорите, Александр Павлович. А я пожаловаться хочу. Этот радист, который старпом, – насмешник просто. Вчера он назвал меня Крошка. Крошка, говорит. А сам на мою талию смотрит.