Мамонтов бивень. Книга первая. Сайсары – счастье озеро. Книга вторая. Парад веков

Из барабана стала показываться спина, а затем и голова женщины:

– Я знаю, где твои черномазики. Возле бани.

– Вам смешно, а мне не до смеха.

– Кто про что, а вшивый про баню. Я серьёзно тебе говорю. Возле бани, точнее, за баней. Поедете на тройке с площади Орджоникидзе в сторону дамбы. Проедете дамбу. На третьей остановке сойдёте. Там увидите баню. За ней и стройку. Вот там и будут эти ваши негры, студенты.

– Эфиопы? – не избавившись от сомнения в розыгрыше, спросил Олег.

– Эфиопы, эфиопы, кто же ещё будет лазить в таком болоте, в каком лазят твои хлопчики – эфиопчики. Как муравьи с утра до вечера, а там такая грязь, такая грязь. Наших туда из-под ружья не загонишь. На студентах выезжают.

– Спасибо, девушки, спасибо, – благодарил Батурин, обрадованный, что через минуту сможет предстать победителем перед бойцами.

– А вы говорили, что сюда нельзя. Я теперь каждую ночь перед сном буду вспоминать вас и благодарить вас за ваше барабанное шоу.

– Благодарить благодари, а вот вспоминать не надо, принимая игру Олега, вмешалась подошедшая к ним полногрудая круглолицая блондинка.

– Это почему же? – обратилась к подошедшей объяснявшая адрес. – Пусть вспоминает.

– Верно, верно красавица. Мне теперь всю ночь не спать, вспоминать вас и вспоминать, – подыгрывал Олег.

– А ты приходи, мы снотворное приготовим, – под разноголосый смех лукаво заключила полногрудая.

– С превеликим удовольствием, – подмигнул ей Олег, опьянённо обводя в последний раз искренне и благодарно, как казалось ему, смеявшиеся лица хозяек этой волшебной «комнаты смеха».

Пробравшись через замусоренные коридоры, готовый и сам взорваться смехом победителя и любимца женщин, Олег выбежал из осчастливившего его здания и к неописуемому своему удивлению столкнулся с командиром отряда Каримом Гайсановым.

– Карим?! – остолбенел он.

– Олег?! Прорвался, чёрт! Ну, молоток! Вот – это настоящий боец! Это по-нашему. С прибытием. Только… – неподдельное удивление Гайсанова мгновенно сменилось нескрываемой заботой отяжелявшей и без того тяжёлые азиатские черты Карима.

– Спасибо. Здравствуй! Как вы тут? Что со стройкой? А мы уже полдня бегаем, вас ищем… Никто не знает адреса, представляешь… – спешил объясниться горящий двойной радостью Батурин.

– Здравствуй! Здравствуй! – пожимал руку Олега Гайсанов, думая о том, что вот ещё один стоящий немало денег боец, ежедневно мог бы делать не меньше сотни рублей, вынужден будет прозябать, есть концентраты и бессмысленно тратить день за днём.

– О стройке лучше не спрашивай. Сам увидишь… Одно тебе скажу: напрасно ты сюда прилетел…

– Как?! – удивлённо вытаращил полыхавшие ещё азартом и усталостью дороги, но не потерявшие жар и свет счастливого поиска глаза Олега.

– Что разве ничего не светит и ничем не пахнет?!

– Светить-то светит и пахнуть пахнет, но только единственственным – жопой… – выругался, не стесняясь проходивших мимо женщин, Гайсанов.

– Неужели пролетели?! – ещё не остыв от первой вспышки радости встречи, но играя в обданного холодным душем, протянул Олег.

– Да ещё как!

– Но ведь, может быть, что-то можно сделать?

– Можно – то можно.

– Так давай делать!

– Хм… Ты думаешь, не делаю?

– Так что же, что же делать?!

– А то, что я тебе, как друг, советую: беги отсюда, пока не поздно…

– Как! Но почему?! И куда?!

– Куда угодно! Хоть домой, хоть в Москву. А если горишь желанием работать, иди на какую-нибудь посудину, даже захудалую, пока не поздно. Их сейчас на Лене – пруд пруди. И мир увидишь и тыщу снимешь, только не оставайся в этом отряде.

– Но почему? Разве твой отряд так уж плох, что ни на что не способен?

– В том то всё и дело, что отряд слишком уж хорош. Таких отрядов в эМГэУ ещё не было за всю историю ССО. Но мы влипли! Как я уже тебе сказал куда. Только что я был в СМУ – 21. Ничего нового, ничего обнадёживающего. Целый месяц! Целый месяц я мотаюсь, бьюсь с ними с первого дня своего приезда сюда. Всё напрасно. Будто бы здесь не люди, а идолы каменного века, – лицо командира, не отличавшееся мимикой, в подтверждение этих слов приобрело окаменелость и неприступность спорящего с вечностью божка. – Сейчас я бегу снова в Исполком. Надо сдвинуть с места работы, не сделанные СМУ по договорам на нулевых циклах, иначе будут торчать у голых свай до конца сезона голые задницы бойцов отряда, как и все эти двадцать дней.

– Двадцать дней? Без работы?! – удивился Олег, окунаясь в новые, непонятные для него термины и цифры.

– Да, двадцать дней, палец о палец не ударили на этом паршивом «договорном» объекте, – упирая на слово «договорном», продолжал Карим.

– Но почему? – не сознавая, что только неопытный боец задаёт такие вопросы, выказывал понятную заинтересованность Олег.

– По договору, который я заключил весной с подрядной организацией, она должна была подготовить нули к нашему приезду. А у неё только сваи в болоте. И что самое страшное: даже не с кого спросить. СМУ -21, подрядчик, должно было получить эти проклятые нули от субподрядчика СМУ – 5, которое с нами никакой договорённости не имеет и не спешит с завершением нулевых работ. И никакой надежды на то, что что-нибудь изменится, – закончил разговор Карим, входя в здание связи.

Выйдя оттуда, Гайсанов уточнил дорогу к месту дислокации отряда и, сказав к кому там обратиться, побежал в Исполком, где намечалось производственное совещание, использовать которое хотел командир «Эфиопа» в своих целях.

Батурин рассказал своим спутникам о встрече с командиром и обо всём услышанном от него.

– А-а-а, ерунда, – сказал на это Владимир Щчук, четырежды уже побывавший в отрядах и потому имевший своё мнение. – Ерунда. Всё будет как надо. Вот увидите.

Группа студентов, неожиданно потерявшая радость успешно закончившихся поисков адреса, сгрудилась вокруг бывалого, обнадёживающего бойца Владимира Щчука и ждала от него рассказов, историй, случавшихся с ним в его прошлых отрядах. Историй со счастливым концом. Но ветеран ССО, оскалившись своей невесёлой улыбкой, открывающей крупные, наползшие друг на друга зубы, будто бы и не играя в загадочность, молча шёл, искоса поглядывая на молодых бойцов. Его олимпийская осанка говорила, что её хозяину уже давно безразлична щенячья радость, восторг или страх открытия мира.

«Хочется верить, что все, о чём говорил Карим, действительно, по утверждению Щчука, ерунда, – думал Олег, стоя в автобусе, – Но может ли командир столько лет водящий отряды, не видеть, а говорить ерунду? Нет! Не может. Значит, он видит то, о чём говорит. Но может ли боец Щчук, горбом выносящий отряд за отрядом, каменщик с немалым опытом, говорить, что всё, что сказал командир – „ерунда“? Да! Может. И если продолжить софистический силогизм „может – не может“, нужно сказать и о том, что опытный командир может не только увидеть реальную картину, но и изменить её. И тогда прав боец-ветеран. Но почему же тогда Карим сказал мне: „Беги!“ Бежать! Но бегут от чего-то известного. Или неизвестного? И я не знаю, что там за чёрт, которого мне Карим малюет».

Первая партия отряда – квартирьеры – вылетела из Москвы ещё седьмого июня. В неё входили опытные бойцы, умелые работника ВССО МГУ. Некоторые из них испытывали свою отрядную судьбу по четыре-пять раз в различных уголках страны, в трудных, а порой и опасных предприятиях. Был в первой группе ветеран отряда, боец с семилетним стажем ССО – преподаватель экономфака Кочерняк Станислав Петрович.

Рассказывали, что в одном из отрядов он взял на себя труд финансового обоснования эффективности работы целого строительного управления. После чего последовали сокращения управленческого штата настолько, что на следующий год это СМУ не захотело принять стройотряд экономфака.

И вот в это лето, прилетев в Якустк, двадцать пять здоровых и сильных парней – пятикурсников, полных энтузиазма и задора первокурсников, а знаний и умений вытянуть длинные рубли из всего возможного и невозможного, первые три дня были вынуждены болтаться без дела, заглушая отрядно-университетским юмором злую неустроенность ночлега и питания.

Поздняя северная весна, изголодавшимся зверем, доедала остатки городского льда и снега, запивая их коктейлями дождя и изморози, затянувшихся уже на много дней дольше, чем обычно для здешних широт. Лились они нескончаемым потоком с низкого бесцветного неба. Оно же освободившееся от долгой приполярной ночи, всё ещё не приняло на дежурство просыпающийся северный день.

И если в первые дождливые дни чей-нибудь ропот сожаления о впустую теряемом времени развлекал уже заботившихся о создании материального основания своей жизни ребят, то в момент приезда группы, в которой был Олег, он перерастал во всеобщее яростное возмущение. Руководители договорных организаций стали беспокоить студентов не требованиями выполнения работ, а своей бесконечной занятостью, волокитой и отсутствием на своих рабочих местах. Уже никто не старался одевать эти скользкие голые ситуации в ореол острых слов и острот.

Студенты видели, как неумолимо закладывался особый стиль отношений: руководители отрядов, бойцы вынуждены были просить, словно милостыню, работу, которую по договору были обязаны предоставить отряду МГУ строительно-монтажные управления города. А ко вновь появлявшимся бойцам у сторожил вылетали сквозь зубы жёлчные колкости, типа той, которую только что прорычал вынырнувшим из-за бани Батуринским попутчикам Валерий Башаев:

– Ха-ха-кер-херы, Москву меняем на пещеры! Ещё прилетели голозадые птички к чёрту на кулички. Длинных рублей захотелось. Ну-ну! Охота из болота тащить бегемота.