Вот Ермак – теперь было ясно, что это он, – подъехал к своей избе и, спрыгнув с коня, исчез в ней. Лошадь побежала по поселку одна.
– А вот что я задумала! – быстро сказала Домаша, и не успела Ксения Яковлевна оглянуться, как та быстро выскочила из горницы.
Мы знаем, что через какие-то четверть часа она уже была в избе Ермака Тимофеевича.
XVII
Нежданная гостья
– Кажись, это ты, девушка? – как-то растерянно произнес Ермак.
– А ты ослеп, што ли, Ермак Тимофеевич! – задорно усмехнулась Домаша.
– Ослеп, говоришь… – с недоумением повторил Ермак.
– Вестимо, ослеп, коли людей не узнаешь. «Кажись, это ты, девушка?» – передразнила его она.
– Узнал я, как не узнать? Знаю, что Домашей звать. Только чудно мне все это…
– Что чудно-то?
– Да вот, что ты ко мне пожаловала, да в самый раз…
– Как – в раз? – воззрилась на него девушка.
– Да так, в раз, значит. Сам я тебя сейчас в мыслях держал…
– С чего бы это?
– Да с Яковом мы о тебе говорили…
– С Яковом? Когда?..
– Да часа с два, с три тому назад.
– Ах, окаянный, все наврал мне! – воскликнула Домаша.
– Он? Наврал?
– Вестимо, наврал, я его к тебе посылала по делу одному, а он мне невесть чего наговорил…
– Что же он сказал?
– Да сказал, что тебя в поселке нет и куда ты отлучился, никому не ведомо, а выходит, он с тобой беседовал.
– Он тебе правду сказал, девушка, – заметил Ермак.
– Как правду?
– Да так, в поселке меня, когда он искал, действительно не было, но встретились мы с ним на дороге… Да что же ты стоишь, девушка? Садись, гостья будешь.
– И то сяду, устала я, из хором что есть силы бежала. Увидали мы тебя с Ксенией Яковлевной в окошко, как ты в избу пошел, я сейчас же из светлицы во двор, а со двора сюда.
– Сама прибежала али послана? – спросил Ермак Тимофеевич, причем голос его дрогнул.
– Зачем послана? Сама припожаловала… Аль тебе это не любо? Кажись, я не из тех, кем молодцы бы брезгали.
– Несуразное что-то ты говоришь, девушка! – строго произнес Ермак.
– Да ты, видно, постник, – усмехнулась Домаша.
– Оставь это, девушка.
– Да ну тебя: смеюсь я, а ты и впрямь… Если с Яковом ты гуторил, может, он тебе поведал кое-что?..
– Поведал, девушка, поведал, для того я и повидать-то тебя хотел, а ты на помине легка и шасть в дверь… – радостно заговорил Ермак.
– Значит, ты знаешь беду нашу?
– Какую беду? – не понял Ермак, тоже присевший на лавку рядом с девушкой.
– Как же не беда, коли нашей молодой хозяюшке не по себе, все недужится… Извелась она вся, исстрадалась, а все по тебе, добрый молодец… Уж коли сказал тебе Яшка, так мне таить нечего…
Ермак Тимофеевич схватился за голову.
– А уж как мне тошно, девушка! – почти простонал он.
– Тебе-то с чего?
– Люблю я ее ведь больше жизни. Так люблю, девушка, что и рассказать не могу… Опостылела мне и потеха ратная, оттого я остался в поселке сиднем сидеть, когда товарищи ушли с ворогом биться, да и сама жизнь без нее опостылела.
– Вот они дела-то какие деются… – развела руками Домаша. – А Семен Аникич послал еще тут к жениху грамотку…
– Не получить жениху этой грамотки! – вспыхнул Ермак.
– Как не получить? Ведь Яшка с ней в Москву гонцом поехал…
– Ведомо мне это, девушка, только едет он туда теперь без грамотки…
– Как так?
– Да так, отдал он мне ее, эту грамотку…
– Отдал? – испуганно переспросила Домаша.
– Да, отдал, неволею отдал, а не то бы прирезал я его в овраге…
И Ермак Тимофеевич подробно передал Домаше все уже известное нашим читателям о встрече с Яковом в овраге.