Под гнетом страсти

– Ну, уж ваша хваленая Варшава, такая тоска! Балы ваши, как я слышала, начинаются не раньше ноября. Знакомых у вас тоже никого не бывает…

– Однако, Елен, – перебил ее Владимир, – ты только что вчера приехала, и если один день не было гостей, то это еще не значит, что их совсем не бывает.

– Да разве я говорю, что я видела? Мне Лора говорила, что у них очень редко кто бывает на неделе, – нетерпеливо сказала Елен и, обернувшись к Анжелике, небрежно спросила:

– Вы, вероятно, тоже скучаете?

Слабый румянец выступил на лице молодой девушки.

– Нет, я не скучаю, – ровным, спокойным голосом сказала она, – я почти всегда занята.

– Чем же вы заняты? – с любопытством спросила Елен. – Я бы последовала вашему примеру.

– К несчастью, вас, вероятно, это не займет, – с чуть заметной иронией отвечала молодая девушка, – я много занимаюсь музыкой и пением.

– Вы поете? – удивилась Елен. – Володя ничего про это не говорил.

Анжелика промолчала, и Лора насмешливо заметила:

– Как же, ведь она у нас в артистки готовится.

– Вот как! – протянула Елен. – Я сама немного играю, но ленюсь. Спойте после что-нибудь, – небрежно кивнула она.

Тон этих слов возмутил Анжелику, и она несколько резко ответила:

– Я днем почти никогда не пою для удовольствия, потому что не бывает охоты.

– Но сегодня вы, конечно, споете?

– Нет.

– О, да вы жеманитесь, как настоящая певица, – насмешливо проговорила Елен, – заставляете себя упрашивать.

Анжелика подняла на нее свои чудные, загоревшиеся гневом глаза.

– Во-первых, я не жеманюсь, а сказала вам причину, почему я не могу петь; во-вторых, я считаю себя в действительности настоящей певицей и никогда не заставляю себя просить, а… просто отказываю.

Елен окаменела от «такой дерзости» – как она мысленно назвала слова Анжелики.

Владимир с изумлением смотрел на молодую девушку.

Несколько минут царило молчание.

– Не очень ли вы много на себя берете? – выговорила наконец Елен. – Я знаю многих девушек, которые называют себя певицами, а между тем поют так, что хоть уши зажимай.

– Елен!.. – остановил ее Владимир.

– Я бы доказала вам мои слова, – сухо сказала Анжелика, – но многие не могут отличить пения от крика, а потому…

– Анжелика, ты с ума сошла! – вступилась Лора, возвысив голос. – Что ты говоришь, что за выражения, что?..

Яркий румянец и блеск глаз Анжелики заставили ее замолчать. Она знала, что такое выражение ее лица не предвещает ничего хорошего.

Анжелика встала.

– Вы забываете, графиня, что я не ваша горничная, на которую вы можете кричать, – глухим голосом сказала она, – ваши замечания меня не касаются.

Она была чудно прекрасна в своем гневе, и пораженный Владимир почти с испугом смотрел на ее сверкавшие глаза и вздрагивающие губы.

Елен и Лора сразу притихли.

Анжелика медленными шагами, с высоко поднятой головой удалилась из гостиной.

Вечером в тот же день зашел Раковицкий. Елен сейчас же принялась с ним болтать.

Анжелика стояла у аквариума и кормила белым хлебом золотых рыбок.

К ней подошел Владимир.

– Какая вы были злая сегодня, Анжелика Сигизмундовна, – шутливо заметил он, взяв у нее из рук кусочек хлеба и бросая его в воду.

Грустная улыбка пробежала по губам молодой девушки.

– Вы обвиняете меня, Владимир Николаевич, я тогда бы не…

– Нет, нет, – поспешно перебил он, – Елен виновата, она не должна была говорить таким тоном, но… зачем же было так сердиться?

– Я не выношу такого тона, каким говорила ваша невеста, – с ударением на последнем слове ответила она.

Он замолчал.

– Можно вас называть просто Анжеликой, по старой памяти? – через минуту спросил он.

Она колебалась. Эта маленькая фамильярность делала шаг к сближению. Желая сделать холоднее свое согласие, она сказала более сухим тоном, чем хотела:

– Как вам угодно.

Он с удивлением взглянул на нее и переменил разговор.

– Елен скучает, и я думаю ехать завтра в театр: в оперу или балет.

«Скучает… – с горечью думала она, – он ее любит, а она скучает».

– Не правда ли, вы не откажетесь ехать с нами? – продолжал он.

– Не думаю, чтобы мое присутствие было приятно Елене Александровне, – сказала Анжелика. – В балет я не хотела бы ехать, но в оперу я поеду с удовольствием, если, повторяю, это не будет неприятно вашей невесте.

– О, нет, я уверен в противном!