Под гнетом страсти

«Дорогая моя Лиза!

Уже два дня, как я вернулась в Варшаву и с нетерпением жду свиданья с тобой. Я сама с удовольствием бы поехала к тебе, но ты знаешь, что графиня без меня не справится с прислугой, которая теперь занята уборкой комнат, да и граф чувствует себя нехорошо и беспрестанно требует меня к себе. А мне очень нужно видеть тебя, Лизочка. Ты одна не станешь спрашивать меня о причинах, а прямо исполнишь мою просьбу. Жду тебя завтра или послезавтра.

Искренно любящая тебя Анжелика Вацлавская».

Запечатав письмо и надписав адрес, Анжелика облокотилась на стол и глубоко задумалась.

Лиза Горлова, лучшая и единственная подруга Анжелики, познакомилась с ней и подружилась во время ее короткого пребывания в пансионе и по выходе часто виделась с ней в деревне, так как имения Горловых и Ладомирских находились рядом.

Тайн между подругами не было, но Анжелика посвящала Лизу в подробности своей жизни, без вопросов со стороны последней, исподволь.

Лиза изучила характер своего друга и была с ней сдержанна, что особенно в ней и ценила Анжелика, не терпевшая людей назойливых.

С достопамятного вечера отъезда Владимира во внутренней жизни Анжелики произошла большая перемена.

Она полюбила его, несмотря на свои пятнадцать лет, и, замкнувшись в себе, ушла от всего окружающего, живя ожиданием свидания с ним. Она с жадностью прислушивалась ко всему, что говорили о его жизни за границей по получаемым от него редким письмам.

Так продолжалось почти два года, когда вдруг пришло известие о помолвке его с троюродной сестрой.

Когда Анжелика оправилась от этого страшно поразившего ее бедное сердце удара, она решила забыть его и, сделавшись равнодушной ко всему, кроме пения и музыки, посвятила себя всецело искусству.

Встречая во всех сильное сопротивление, она медлила поступить на сцену, но когда графиня объявила ей, что не позже как через две недели Владимир будет в Варшаве, Анжелика, не колеблясь более, настояла на своем.

Позволение ей было дано.

Но дебют ее не мог быть ранее как через два месяца, а до тех пор ей придется увидеться с Владимиром.

Конечно, она, рано или поздно, не избегнет этого, но, сделавшись певицей, она как бы обрывала со всем прошлым и, занятая другими интересами, имела бы больше силы бороться с собой.

Поэтому Анжелика написала своей подруге, чтобы попросить позволения поехать вместе с ее матерью в имение, так как госпожа Горлова собиралась туда. Несмотря на свою дружбу с Лизой, Анжелика никогда до тех пор не говорила ей про свое чувство к графу Владимиру. Она и теперь хотела объяснить свою просьбу просто желанием уехать в деревню.

Сидя, окончив письмо, в своей комнате, молодая девушка с ужасом думала о свидании с любимым человеком.

Она поклялась себе, что никогда ни одним словом, ни взглядом не выдаст своей тайны.

В комнату вошла Лора.

Она почти не переменилась в эти два года, ее красивое лицо было так же холодно и спокойно, как и прежде. В сравнении с Анжеликой она была почти некрасива и в высшей степени бесцветна.

– Анжелика, – сказала она, – папа просит тебя поехать с ним кататься.

– У меня болит голова, и я с удовольствием осталась бы дома, – отвечала молодая девушка, сжимая обеими руками свой горячий лоб.

– Maman и я не можем ехать, – уже резко проговорила Лора, – а доктор велел папе быть на свежем воздухе как можно дольше.

– Почему вы не можете ехать? – спокойно спросила Анжелика.

– Потому что князь Облонский хотел быть сегодня, и я с maman должна быть дома, – надменно ответила Лора.

Ироническая улыбка показалась на губах Анжелики. Во-первых, не заговори Лора с ней таким тоном, она согласилась бы сопровождать графа, а во-вторых, она поняла намеренное желание Лоры удалить ее. Из разговоров графини с дочерью она узнала, что князь Облонский ухаживает за последней, и теперь Лора, видимо, боится ее соперничества.

– Я не поеду, – холодно сказала Анжелика, – мне это очень жаль, но, повторяю, я нездорова.

Лора гневно взглянула на нее, хотела что-то сказать, но удержалась и вышла, с сердцем хлопнув дверью.

Анжелика вскочила.

Ей захотелось позлить Лору, забыв свои невеселые думы, занявшись другим. Она взглянула на часы. Через два часа должен быть обед. Без сомнения, князь останется обедать. Анжелика подошла к шкафу и выбрала хорошенькое платье золотистого цвета, в котором она была неотразима.

Она проворно оделась, связала свои роскошные волосы в большой узел, проткнув его золотой стрелой. Надев бронзовые туфли на свои крошечные ножки в ажурных чулках и застегнув пуговки платья, она подошла к зеркалу и, взглянув на себя, улыбнулась.

Анжелика не тщеславилась своей красотой, но и не отрицала ее.

В ней было много бессознательного кокетства, которое привлекает даже самых ярых противников кокеток.

Окончив свой туалет, она спокойно подождала пяти часов и пошла в столовую, сияя красотой и нарядом.

Входя, она увидела очень красивого брюнета, который разговаривал с Лорой, стоя у аквариума.

Он обернулся и оборвал разговор на полуслове и с таким неподдельным восхищением смотрел на Анжелику, что Лора закусила губы и небрежно представила их друг другу.

Пока все садились за стол, она вполголоса шепнула итальянке:

– Как ты могла с головной болью так заниматься туалетом, и, наконец, зачем ты нарядилась?

– Голова моя прошла, и так как я слышала, что будут гости, то и переоделась в другое платье, – спокойно ответила ей Анжелика.

XX. Его невеста

Прошло два дня.

Получив коротенькую записку Лизы, что легкая простуда задержит ее дня два дома, что при первой возможности она приедет к ней, Анжелика как-то успокоилась и с довольным лицом вышла к приехавшим Ртищеву и Раковицкому.

После обеда все перешли в зал.

Мери Михайловская, приехавшая к обеду, села за рояль аккомпанировать Анжелике.

Ртищев стал против рояля.

Анжелика подошла к нему и просила не смотреть на нее.

Он поместился у окна.

Молодая девушка запела.

Ее чудный голос проникал в самое сердце Александра Михайловича. Он замер и, подавшись даже несколько вперед, впился глазами в очаровательное лицо артистки. Она пела с полуопущенными ресницами, как бы уйдя в себя и прислушиваясь к звукам, выходившим из ее груди.

Когда она кончила, то подошла к Ртищеву и спросила, улыбаясь: