Уже ими определена и сумма этой контрибуции.
Пятьсот миллионов иен!
Не понимаю, отчего так мало?..
Определены и условия, которые Япония предложит России, когда та будет просить у неё мира.
Границей России, по мнению японских дипломатов, собственно говоря, должен быть Байкал…
Но Япония снисходительна, она согласится на прирезку России клочка Монголии… пустыни Гоби или Шамо.
Вот с каким великодушным врагом мы имеем дело.
Остаётся только благодарить.
В Маньчжурии же они заведут свои собственные порядки.
Недаром Ояма уже возведён в сан маньчжурского вице-короля.
Кстати об Ояме – он, оказывается, жив и здоров, несмотря на то, что о его погибели телеграфировали во все газеты, а в «Вестнике Маньчжурской Армии» так картинно было описано его самоубийство на гибнущем транспорте, во избежание русского плена.
Остаётся пользоваться слухами, а от этого и происходят сообщения вроде гибели 30.000 японцев во время штурма Порт-Артура.
Оказалось теперь, что 30.000 японцев действительно погибло, за всё время осады крепости.
Кто бросит в нас камень за то, что мы сообщили известие, которое переходило в Ляояне у всех из уст в уста и которое так обрадовало наболевшее истинно русское сердце.
Переходя к текущим военным событиям, могу сообщить, что на юге идут лишь мелкие перестрелки и, как слышно, произойдут некоторые чисто служебные перемены.
Поехал было в Дашичао, но очутился снова в Ляояне и пишу в своей грязной фанзе.
Объясняется это очень просто.
Я вернулся с половины дороги, так как мне на встречу попался поезд командующего армией, который со всем своим штабом ехал в Ляоян.
В Дашичао мне делать было нечего.
Сегодня мне передавали душу потрясающий рассказ.
Источник самый достоверный.
После первого боя под Хаяном в восточном отряде, некоторые раненые русские и японцы, упавшие в кустах, не были усмотрены, а найдены лишь спустя несколько дней, живыми, но с уже загнившими ранами, в которых копошились черви.
Они конечно отправлены были в военный госпиталь.
– Пролежать несколько дней без помощи, голодными… Это ужасно! – воскликнул я.
– Конечно! – согласился со мной присутствовавший при разговоре врач. – Но это безболезненно и неопасно…
– Как не опасно!
– Конечно, рану сейчас же обмоют, дезинфицируют, и опасность зависит только от качества раны… Если же человек остался жив в течении нескольких дней без помощи, то значит рана не особенно опасная…
В этом замечании высказалось высшее хладнокровие врача.
Я не мог рассуждать так и всё-таки повторял, как повторяю теперь:
– Это ужасно!..
По словам того же врача, японцы оказываются очень выносливы и живучи.
В здешнем 13 военном госпитале находится пленный японец, получивший пять ран и одну из них в живот.
Он теперь уже ходит, кланяется, улыбаясь, и благодарит за уход.
Наши солдатики, по отзывам всех врачей, ведут себя героями.
Они прямо-таки, после перевязки даже довольно серьёзных ран, ни за что не соглашаются оставаться в госпиталях и лазаретах.
– Мне уже дозвольте, ваше благородие, к товарищам… – говорят они.
И никакие убеждения на них не действуют.
– Нет, уж дозвольте…
И солдаты, так сказать, дезертируют на поле брани.
«С такими солдатами нельзя не быть победителями!»
Таково общее мнение на театре войны.
Здесь продолжают глядеть на ход событий оптимистически.
Считают первую, теперь окончившуюся, часть компании крайне удачной.
Мы с меньшими силами сумели задержать японцев, которые, не будь боёв при Тюренчене и Вафангоу, давно бы могли быть у Харбина.
Между тем теперь они не дошли до Дашичао, и мы спокойно сидим в Ляояне.
Момент ими упущен, а за это время всё собираются и собираются наши силы, которых уже японцам не одолеть.
В этом видят мудрое решение трудной стратегической задачи со стороны командующего маньчжурской армией генерал-адъютанта А. Н. Куропаткина.
XXV. Генералы Келлер и Ренненкампф
Пишу под свежим впечатлением.
В Маньчжурии темнеет рано и как-то сразу.