В 9 часов вечера, 3 июля, над восточным отрядом Келлера, расположенным в 60 верстах от Ляояна, спустился уже ночной мрак.
Небо было безоблачно, но узенький серп луны тщетно боролся с вечернею мглою.
Отряд двинулся с позиций вперёд в чёрную даль.
Началось наступление.
Тёмные массы войска двигались почти бесшумно.
До рассвета приказано было спрятать патроны и идти без выстрела.
В рядах не слышно было даже тихих разговоров.
Наши словоохотливые солдатики шли молча, сосредоточенно, как они обыкновенно идут «перед делом».
– О чём они думают? – мысленно задавал я себе вопрос.
И мне представлялись самые разнообразные картины родимых мест, хат, семей, которые проносятся в эти мгновения в уме каждого солдатика.
– Пошлёт ли Бог увидеть, свидеться?
Отряд идёт всё дальше и дальше.
Но вот на востоке заалела полоска утренней зари.
Луна как то сконфуженно побледнела.
Вырисовались силуэты местности, очертания сопок, узкие долинки, изредка полянки, поросшие гаоляном, достигающим вышины более человеческого роста.
Поля гаоляна излюбленное место, где скрываются хунхузы.
Гаолян, растение с длинными широкими листьями, служит для китайцев в самых разнообразных нуждах.
Плоды его идут в пищу; солома употребляется на корм лошадей, на покрытие крыш и т. д.
Рассвет продолжает довольно быстро вступать в свои права.
На ближайших сопках уже ясно видны позиции японцев.
Четыре часа утра. Грянул первый выстрел.
Это было как бы сигналом для начавшейся перестрелки.
С чьей стороны был этот первый выстрел, уловить было невозможно.
Началась та трескотня, которая ужасает с первого раза, но к которой так странно быстро привыкает ухо.
Запели низкой фистулой железные птички-пули.
Загремела наша артиллерия, несомненно наша, что легко различить по более густому звуку выстрела; японцы стали было отвечать, но смолкли.
Они были сразу сбиты.
Наши идут всё вперёд и вперёд.
Поручик 12 полка Олторжевский с отрядом охотников появляется на одной из сопок, на соседней на расстоянии 600 шагов копошится отряд.
Поручик командует стрелять.
– Ваше благородие, кажись это наши! – докладывает унтер-офицер.
– Наши?
В этот самый момент с сопки слышен громкий вопрос:
– Охотники?
– Охотники, охотники… – отвечает поручик, уже не думая повторить распоряжение стрелять.
Он опускается в долину.
Вдруг отряд на сопке начинает осыпать его выстрелами.
– Что вы делаете? – кричит он. – Свои, свои!
Но крики эти не помогают.
Свинцовый дождь сыплется на отряд.
Отряд на сопке оказывается японским в похожем на русское обмундировании, чем и воспользовались, вместе со знанием русского языка, хитрые «макаки».
Отряд охотников тоже, конечно, открывает огонь.
Наши стрелки бьют метко.
Японцы не знают прицельной стрельбы – они обстреливают местность.
У них пуля более дура, нежели у нас.
Потому-то их огонь, адски сильный, в большинстве случаев малорезультатен.
Так и теперь, у нас двое тяжелораненых.
Поручика Олторжевского пуля задевает в правую руку ниже локтя.
– Сподобила! – улыбаясь говорит он, наскоро делая себе перевязку левой рукой.
Охотники идут дальше.