В действующей армии

Оба ранены под Тюренченом.

Севастьянов в левое подреберье, причём пуля вышла в спине, около позвоночного столба, а Пичугин навылет в грудь.

Оба в настоящее время совершенно оправились.

– Пользуетесь ли вы при операциях лучами Рентгена? – спросил я.

– Увы, нет! Рентгеновский аппарат, и то неполный, только рентгеноскоп, без рентгенографа, есть в местной железнодорожной больнице. Мы же всё ещё ждём переносных рентгеновских аппаратов для двух кабинетов, но до сих пор их не получали…

Я невольно вспомнил петербургского д-ра Добрянского, который ещё в начале мая возбуждал вопрос о необходимости рентгеновских аппаратов.

Любопытный больной лежит в одном из бараков того же 2 сводного госпиталя.

Это вольноопределяющийся, сын недавно умершего адмирала Иениша – Константин Иениш.

У него солнечный ожог спины, полученный на биваке.

Вся спина ещё и теперь светло-бурого цвета.

Интересная операция черепа произведена д-ром М. Я. Хоршаком рядовому тобольского полка Леониду Шибанову.

Интересна самая личность этого солдата – он пошёл на войну охотником за своего родного брата, а до поступления в ряды армии был послушником в монастыре.

У него пулевая рана за правым ухом, причём пуля проломила ему череп с вдавлением осколков костей.

Пришлось сделать трепанацию черепа, вынуть осколки и часть мозговой ткани.

Раненый в настоящее время чувствует себя очень хорошо.

Заведуют другими бараками этих госпиталей д-ра Д. М. Шварц, М. Д. Гринберг и т. д.

С удовольствием констатирую, что с апреля месяца, когда стал функционировать 3 сводный госпиталь, из 2500 человек больных и раненых умерло всего шесть от чахотки.

Офицерский барак 9 сводного госпиталя помещается, как и другие офицерские бараки, в бывших офицерских квартирах, что придаёт ему более семейную и уютную обстановку.

Среди раненых в этом бараке находится легкораненый в левую ногу и левую руку на Фыншулинском перевале брат нашей известной артистки М. Г. Савиной – хорунжий Н. Г. Подраменцов.

Возвращаясь из госпиталя, мы застали Харбин украшенный флагами.

Город готовится к встрече наместника Дальнего Востока, который приезжает завтра, в 7 часов утра из Мукдена.

Госпитальное дело поставлено в Харбине более чем образцово.

В настоящее время Харбин может принять до 5500 больных и раненых нижних чинов и 225 офицеров, а через неделю – до 7500 нижних чинов и 350 офицеров, независимо от барж и возможности дальнейшего эвакуирования.

За больными и ранеными в сводных военных госпиталях особый тщательный уход и большая строгость при выпуске, чего, к сожалению, нельзя сказать о госпиталях «Красного Креста» и дворянских и земских отрядов.

В погоне за, так сказать, «статистическим успехом», т. е. за наибольшим числом пропущенных через госпиталь больных, они выпускают недостаточно оправившихся.

Было несколько случаев, когда такие больные долечивались в сводных военных госпиталях и довольно продолжительное время.

Нельзя не отдать справедливость военным врачам, работающим в харбинских госпиталях.

Они не ограничиваются этой тяжёлой и утомительной работой, но находят время разрабатывать и общие вопросы, касающиеся практической медицины в военное время.

Так д-р Розов занят исследованием современных пулевых ран.

По его словам, раны эти отличаются по своему виду и течению в зависимости от расстояния выстрела.

При выстрелах на 200 шагов наблюдается сильное разрушение костей.

На большом расстоянии раны от ружейных пуль имеют характер ушибленных.

Доктор Н. С. Безродный поднял очень важный и очень интересный вопрос о вреде ранних манипуляций над ранеными на перевязочных пунктах передовой позиций: зондирования, введения турунд, извлечения пуль и тому подобных оперативных вмешательств.

– Для последних, – сказал он мне, – нет благоприятных условий на передовых перевязочных пунктах, этапах, в летучих госпиталях. Трудно, почти невозможно соблюсти безусловную чистоту при этой работе и дать оперируемому необходимый покой при современной их транспортировке и эвакуации.

– Но что же делать?

– Применять консервативный метод лечения, т. е. ограничиваться асептической повязкой и сравнительным покоем раненой части. Желательно было, конечно, при этом достаточное количество благоустроенных госпиталей не только в тылу армии, но и ближе к самому театру войны и возможно удобное и покойное транспортирование раненых. Последнее оставляет в настоящее время желать многого. Вы, конечно, знакомы с арбами и двуколками?

– К несчастью, знаком! – ответил я. – На них ехать и здоровому – пытка…

– А на них перевозят тяжелораненых…

– За последнее время их заменяют крытыми носилками на двух мулах, идущих гусем… – заметил я.

– Таких носилок мало, да и они не представляют даже далёкого приближения к идеалу…

XXXIV. В складе Государыни Императрицы Александры Фёдоровны

Убит генерал граф Келлер!

Эта печальная весть облетела Харбин ещё 19 июля вечером.

Большая утрата для русской армии!

Я ещё не особенно давно был в восточном отряде, которым начальствовал покойный, и видел симпатичного генерала.

Как живой стоит он и теперь передо мной.

Он встретил меня у своей более чем скромной палатки рядом с одним из своих любимых разведчиков, поручиком Ланг.

Глубокий, в душу западающий взгляд его глаз как-то странно ясно представляется мне именно теперь, когда эти глаза сомкнулись навеки.

Он погиб в славном деле у Далинского перевала, где наши три корпуса, перейдя в наступление, оттеснили японцев до Симучена.

Этот-то успех нашего оружия запечатлён смертью доблестного генерала.