В действующей армии

– Это происходит оттого, – сказал он, – что мы нынешний первый год работаем при исключительных неблагоприятных условиях. Во-первых, только 10 мая прибыл первый вагон с семенами и орудиями, а во-вторых, у нас не было совершенно дождей. Периодических дождей в нынешний год, видимо, не будет совсем… Мы ждём дождичка, как манны небесной… Если его не будет – всё сгорит…

– И вам придётся, пожалуй, петь:

И зачем было огород городить,
И зачем было капусту садить…

– пошутил я.

– Пожалуй, что и так… – согласился со мной А. В. Герцыг.

Затем разговор перешёл на самую организацию военных огородов маньчжурской армии.

– Дело это огромное и, несомненно, полезное! – сказал А. В. Герцыг. – Все эти огороды в Маньчжурии занимают площадь в 171 десятину, из них в Харине – 80 десятин, в Яомыни – 54 десят., в Гунтулине – 18 десят., на реке Сунгари 14 десятин и в Ашихэ – 3 десятины.

Я простился с А. В. Герцыгом, пожелав ему с успехом кормить действующую армию овощами.

Прямо с «военных огородов маньчжурской армии» я уехал в городской питомник.

Это учреждение уже, так сказать, совершенно «мирное».

В нём разводятся деревья и цветы для будущего украшения растущего не по дням, а по часам города Харбина.

XXXV. Душевные заболевания на войне

Вопрос о душевных заболеваниях во время войны интересовал меня и ранее в Петербурге.

Я беседовал на эту тему со многими психиатрами, но разрешить его здесь на месте, так сказать, на театре войны, было ещё более интересно.

Поэтому, узнав, что при 1 сводном госпитале существует отделение для душевнобольных, которым заведует петербургский психиатр, известный деятель в попечительстве о глухонемых, доктор медицины Е. С. Боришпольский, я поспешил посетить этот госпиталь и его отделение.

1 сводный госпиталь находится в самой людной части гор. Харбина, за большим мостом через Сунгари, соединяющим так называемый «Новый Харбин» с «Пристанью», исключительно торговою частью города.

Он состоит, как и другие сводные госпитали, из четырёх бараков и ряда домиков, где помещаются офицерские отделения, канцелярия, квартиры врачей и служащих, приёмной и проч.

Госпиталь этот находится в заведовании чисто русского человека д-ра мед. Глаголева и поставлен действительно образцово.

Здесь я снова видел поразительные выздоровления раненых навылет пулями в грудь и живот.

Таков, например, рядовой 3 восточносибирского полка Филипп Желтиков, раненый при Вафангоу, рядовой 139 моршанского полка Август Фишер и т. д.

– Настоящая война, – сказал мне д-р Глаголев, – замечательна тем, что даёт очень незначительный процент раненым, которым необходимо производить ампутации.

– А где у вас отделение для душевнобольных? – спросил я.

– Это дальше, в самом крайнем флигеле… Сначала душевнобольные помещались здесь ближе, но оказалось для них очень шумно, а потому они были переведены в более тихий уголок…

В сопровождении смотрителя госпиталя я отправился в отделение для душевнобольных.

Мы ехали мимо целого ряда маленьких домиков, среди которых, на правой руке я увидал уже почти готовое, довольно обширное каменное здание.

– Что это такое?

– Это «Царская баня», т. е. баня для солдат, строящаяся на личные средства Государыни Императрицы Марии Фёдоровны.

Постройка её стоит 35.000 рублей.

Наконец, сделав довольно большой конец, мы остановились у крайнего флигеля.

В нём-то и помещается отделение для душевнобольных нижних чинов и офицеров.

Это очень чисто содержимый флигелёк, состоящий из коридора и пяти комнат-палат.

В день моего посещения больных было 19 человек – 14 нижних чинов и 5 офицеров.

В самой задней отдельной комнатке домика помещается полковник С., в настоящее время произведённый в генерал-майоры.

Он ранен в левый глаз с повреждением передней части мозга.

Я повидался с ним.

Несчастный производит тяжёлое впечатление.

Он видимо находится в страшно угнетённом состоянии, и со слезами в левом глазу, правый скрыт повязкой, лепечет чисто по-детски:

– Вы, дяденька, пришли навестить меня… Это хорошо, очень хорошо… Ведь я генерал… У меня было три человека и тридцать пушек, и японцы от меня бежали, а теперь меня посадили, дяденька, в каюту и везут… Я не знаю, куда везут…

Слёзы катятся градом из здорового глаза больного.

– Как вы себя чувствуете?

– У меня в голове было три пьявицы, одну из них вытащили, а две остались…

И снова слёзы и слёзы.

Я не выдержал и тихо вышел из комнаты страдальца.

Встреча с заведующим отделением доктором Е. С. Баришпольским несколько отвлекла меня от тяжёлого впечатления только что виденной картины душевных страданий доблестного генерала.

Я знал доктора Боришпольского ещё до Петербурга, а потому встреча на далёкой чужбине была более чем сердечная.

Прежде, всего, конечно, я спросил о больном С.

– Шрапнелью он ранен в голову, причём произошло поранение левого глаза и передней части левой лобной доли мозга, где залегает, как прежде думали, характер человека, а теперь дознано, что в этой части мозга сосредоточена вся психика человека и двигательные центры речи… Поэтому С. превратился в совершенного ребёнка. Он всех называет «дяденька» «тётенька», все предметы называет уменьшительными именами, он очень упрям и капризен, и ранее он доставлял мне много хлопот и забот… Кроме того у него наблюдается «эмпастическая афазия» и «парафазия».

– Что это значит?

– При «эмиастической афазии» человек забывает название предмета, он напишет вам его название, укажет на него, но произнести это название не в состоянии, а при «парафазии» больной один предмет называет другим.