– Подбили таки одно орудие… – раздался возле меня голос моего соседа, тоже смотревшего в бинокль. – Теперь пойдут крошить по прицелу… Надо переменить место…
Батарея вскоре действительно исчезла из поля моего зрения.
Она переменила позицию.
Канонада и стрельба продолжалась, но между противниками расстояние не уменьшалось.
– Почему же наши стрелки не переходят в наступление и не бросятся в штыки? – вырвалось у меня.
– Это невозможно! Японцы не принимают штыкового удара.
– А какое нам дело, что не принимают, ударить, да и только…
– Они быстро расступятся, впустят в середину и откроют ружейный огонь с боков… Штыковая работа с ними может быть только ночью.
Совершенно разбитый, оглушённый, с подавленными нервами я поехал назад на станцию Дашичао, откуда поздним вечером должен был отходить поезд в Харбин, но он отошёл только утром.
В момент отправления поезда бой продолжался.
Как я узнал впоследствии, он окончился в 11 часов вечера и возобновился на другой день.
Настоящая война отличается продолжительностью боя.
Японцы имеют над нами преимущество количеством выпускаемых снарядов, но вместе с тем этим объясняется и медленность их движения.
Это мнение высказал мне подполковник генерального штаба Д. Э. Конге.
– Почему?
– Это типичная, характерная десантная, операция. База у них море. Подвоз снарядов близок… Они выпускают их без счёта, а затем останавливаются, укрепляются и только с подвозом новых идут далее.
Уже по дороге в Харбин я узнал, что бой происходил на другой день в течении четырнадцати часов с большими потерями с обеих сторон, но мы не могли удержать нашу позицию и отошли в полном порядке к Хайчену в 50 верстах от Ляояна.
По общим отзывам, наши солдаты проявили изумительное мужество и стойкость.
Но что в этом случае мужество против свинцового града.
Мне невольно припомнилось при этом высказанное не раз академиками Д. И. Менделеевым и И. Р. Тархановым мнение, что усовершенствование в деле военной техники и смертоубийственных орудий сделает то, что в конце концов война будет невозможной.
К этому и идёт.
Уже теперь люди сражаются друг с другом, зачастую не видя врага.
Причём же здесь люди и их смерть?
В числе раненых при Дашичао генерал-майор Шишковский.
Маститый генерал ранен шрапнелью в руку выше локтя, причём повреждены большие нервы.
Осколок шрапнели извлечён в санитарном поезде, и генерал, человек здоровый и сильный, вероятно скоро оправится от раны.
Командовавший батареей капитан Побуковский ранен пулями в поясницу и бедро.
Поручик артиллерийской бригады Ленивцев ранен пулей в поясницу.
Деятельное участии в оказании хирургической помощи во время боёв при Дашичао принимал летучий лазаретный отряд имени Её Императорского Величества Государыни Императрицы Марии Фёдоровны.
XXXI. Занятие Инкоу японцами
Харбин переполнен офицерами разных родов оружия.
Это не только офицеры местных частей войск, составляющий запас действующей армии, или тех частей, которые идут из России на театр военных действий и временно останавливаются в Харбине, но и офицеры, уже побывавшие на передовых позициях, окрещённые неприятельским огнём, более или менее сильно раненые, заболевшие, и отправленные сюда на поправку, или же временно командированные в тыл армии за разными запасами, необходимыми войскам там, на полях брани.
Встречи и беседы с последними представляют особый интерес.
В то время, когда раненые и больные офицеры уже обжились в Харбине, и их воспоминания относятся к более ранним, всесторонне и много раз описанным эпизодам войны, командированные являются со свежими новостями, находятся под их свежим впечатление и довольные сравнительным, так долго неиспытанным при бивачной жизни, харбинским комфортом, делаются общительнее и разговорчивее.
Их речи и воспоминания льются без конца.
К сожалению командированные офицеры в тылу армии сравнительно редки.
Мне сегодня, однако, удалось встретиться с одним из них, бывшим поручиком павлоградского полка, ныне сотником 5 сибирского казачьего полка Чариковым.
Он всё время находился в отряде генерала Самсонова, оперировавшем между Гайджоу и Ньючжуаном или Инкоу.
Сотник Чариков провёл памятную для русских жителей этого последнего города ночь на 12 июля, когда они принуждены были поспешно очистить город, в Инкоу.
Вот как он рассказывал мне об этом:
«Я приехал в Инкоу для закупки подков и другого провианта для отряда 11 июля и остановился в гостинице „Маньчжурия“. Это английская, самая комфортабельная гостиница, с прекрасным табль-д'отом, с великолепно обставленными, в смысле удобств, номерами. Со мной, по счастью, было шесть казаков. Закупив провиант и заказав подковы, я с аппетитом поужинал в гостинице и с наслаждением растянулся на мягкой постели. Вы вероятно, испытали это отрадное чувство здесь, в Харбине, после ваших скитаний по Ляояну, Хайчену, Дашичао и бивакам передовых позиций… Но вы не истомлялись на десятую долю так, как мы, казаки, бессменно находившиеся на передовых позициях, нос с носом с неприятелем, всегда начеку, лишённые удобств, а подчас и возможности, вследствие постоянных передвижений, утолить свой голод… Да и Харбин не может сравняться с Инкоу… Поэтому вы должны удесятерить, по крайней мере, моё наслаждение… И так я лёг в свежую мягкую постель, и сладкую истому вскоре сменил крепкий сон… Вдруг – страшный стук заставил меня вскочил с постели… Спросонок я с трудом понял, что стучат мою дверь… Отворяю – передо мной стоит один из моих казаков…
– Чего тебе?
– Так что, ваше благородие, уходить надо…
– Почему?
– Так что идут японцы…
Я быстро оделся, сдал казаку свой небольшой багаж и вышел на улицу… Там уже всё было в тревоге… Русские бежали к катеру, который должен был перевезти их на станцию железной дороги, понукая китайцев, нёсших за ними их багаж и всякий домашний скарб… Много в этой трагической обстановке было и комического. Слышался плач жён, воркотня мужей. Особенно комичны были фигуры одного чиновника и чиновницы, затеявших на улице семейную сцену… Я нашёл моих казаков около почты, где тоже была суета, складывались тюки корреспонденций, посылок, служебных книг и бумаг… Казаков я отправил в отряд, а сам поспешил на катер… В толпе я наткнулся на что-то ногой, нагнулся посмотреть и выронил из наружного бокового кармана моей рубашки портсигар… Мне стало жаль потерять его, начал искать, нашёл, но это промедление было для меня роковым… Катер ушёл. Можно было, конечно, добраться до станции по берегу излучины реки Ляохе, но это очень далеко и при том в городе не было ни одного свободного рикши. В это время показался приближающий к берегу катер… Надежда добраться на нём до станции мелькнула в душе, но ненадолго. Катер, оказалось, прибыл за градоначальником и его канцелярией… Тут между китайцем-командиром катера и мною разыгралась любопытная сценка.
– Когда отойдёт катер? – спросил я.
– Когда прикажет градоначальник…
– Он знает, что ему приготовили катер?
– Не знаю, я даже не знаю, где он здесь живёт…