Медные лбы. Картинки с натуры

– Ох, ох! Что он сказал! – застонала купчиха и упала на диван.

Старухи со всех ног бросились к ней.

По первому снегу

Только что выпал первый снег. Воскресный вечер. Из ворот одного из домов на Разъезжей улице вышли купец в еноте и купчиха в лисьем крытом сатантюрком салопе. Купец пропустил жену вперед, и они поплелись гуськом по тротуару.

– Ах, как ты, Пелагея Вавиловна, обсиделась дома-то, – говорит купец, смотря ей вслед. – Даже ниже ростом от этого самого стала. Видно, у тебя все суставы осели. Шутка ли: две недели за форточку даже не выглядывавши. Делай скорей ножной променаж на манер маршировки.

– Уж и две недели! – откликается купчиха. – Выдумаете тоже! Повзапрошлую субботу в баню ходила.

– Так опять-таки: повзапрошлую субботу. Разминай, разминай суставы-то, чтоб к земле не расти. Действуй ножным инструментом! Поди, у тебя все гайки-то даже заржавели и винты плохо действуют. Раз-два! Раз-два! Правой, левой! – командует купец. – Ну, что ж ты стала?

– Да не могу, Тихон Игнатьич. Надела новые сапоги, а они по снегу и разъезжаются.

– Ну, хоть до извозчика на всех парах действуй.

Купчиха зашагала и упала.

– Нет, тебя совсем к земле тянет, – порешил купец, поднимая ее, и повел за руку.

На углу стоял извозчик в санях.

– Обнови, купец, первопутку-то! – крикнул он.

– Затем и вышли. Коли недорого возьмешь – вези, – откликнулся купец.

– Под орган куда-нибудь, в трактир, чайку поклевать пусть он нас свезет, – откликнулась купчиха.

– Что тут под орган! Под орган успеем. Надо, чтобы воздушком тебя спервоначалу пообдуло. А то долго ли до греха? Пожалуй, и моль тебя съест.

– Коли ежели вы выколачиваете, то никогда не съест, – пошутила купчиха.

– Так куда же, ваше степенство? – приставал извозчик.

– Постой, погоди, дай мозгами-то раскинуть. Вдруг не придумаешь. Ну вот что: свези ты нас на новый мост, а оттелева в «Палкин», под орган, что ли. Сразу четырех бобров убьем: первопутку обновим, мост посмотрим, лектрическое освещение поглядим и чайку с органными колоколами попьем. Ну?

– Три четвертачка положите.

– Да ты крестил ли лоб-то сегодня? Три четвертачка! Полтину ежели тебе прожертвовать, так и то офицерская ряда.

– Ну, садитесь, – откинул полость извозчик. – Эх, купец! Ведь первопутку-то нам Бог только раз в год дает.

– Постой, прежде всего, широки ли санки? А то, пожалуй, не усядешься. У меня в сиденьи три четверти, да у жены то же самое, а ведь вместе-то шесть четвертей будет.

– Санки широкие. Других таких и не найти. Смело садитесь!

Купец и купчиха сели и поехали.

– Важно! – восхищался купец. – Дыши, Пелагея Вавиловна, набирай воздуха-то да и глотай. Ну, что ты дух запираешь? Я тебя проветрить повез, а ты… Ах, леденец те в горло!

– Зачем же вы ругаетесь, Тихон Игнатьич. Лучше с блезиром ехать.

– А затем, что ты дышать боишься. Разевай рот-то шире да и вдыхивай. Зимой мух нет, в рот не влетят.

– Да уж шире я не могу. У меня рот маленький.

– Врешь, врешь! Коли до пряника дело дойдет, так какой угодно запихаешь, а тут рот мал.

– Извольте, для вас я выкажу свое согласие, только ведь поперхнуться можно.

– Ничего, мы с извозчиком в загорбок поколотим, коли поперхнешься.

– Ну вот я и вздохнула. Теперь даже под сердце струя прошла. Довольны вы? – спросила купчиха и сделала паузу. – Тихон Игнатьич, отчего это так полозья у саней зудят?

– Летний путь с зимним борется, сударыня, – отвечал извозчик. – Зимний прошел, а летний его не допущает – вот и скрежет по камню.

– Тихон Игнатьич, а не опасно на новом мосту-то? Не провалимся мы?

– Ну вот! Зачем же провалиться, коли проба была. Сам городской голова пробовал.

– Да он грузен ли, голова-то? Может, так себе, тоненький да маленький.

– Недоумок! Да ведь он гирями пробовал. Потом транспорт с каменьями пустили.

– Ну, то-то. А то ведь в нас двоих двенадцать пудов, да ежели еще санки да извозчика прихватить…

– Вихлянскую чугунку намерены по мосту-то пущать, так как же ты в трех человеках с лошадью сумлеваешься? Дыши, Пелагея Вавиловна, дыши! Не забывай, для чего я полтину серебра прожертвовал. А то что ж это за променаж без дыхания? Видала, как в Зоологии тигра рот разевает? Вот и ты так разевай.

– А новое-то освещение на мосту не опасно? Не лопнет оно?

– Зачем же ему лопаться? Видала в саду «Ливадия» фонари? Так вот одна и та же аллегория, только на мосту столбы понадежнее.

– Два полковника мост-то строили, так зачем же ему проваливатъся и лопаться? – успокаивал купчиху извозчик. – Один полковник штатский, а другой военный.

– Кто же штатский-то полковник? – спросил купец.

– А Яблочкин этот самый. На нем штатский полковнический чин. Он, сказывают, в заграничной земле и в штатской войне воевал. Там повоевал, а сюда на мост фонари приехал ставить. Вот, сударь, говорят, ведь из простых мужиков он, этот самый Яблочкин-то; на газовом заводе близь Новой канавы работал, и вдруг ему в нощи видение: иди и жги новый газ, а вот тебе и все снадобья, из чего его делать. Ну, за этот лектрический газ сейчас его в штатские полковники…

Въехали на мост.

– Дыши, Пелагея Вавиловна. Накачивай вовсю!

– Дышу, дышу. Так это мост-то хваленый! – воскликнула купчиха. – А я думала…

– Ну, что думала? Думала, что он из бархату с золотом?

– Да он совсем как Николаевский, так что ж тут удивительного!