Наши за границей

– Рыбы… Рыбы… Рыбы там и амфибиен.

– Да неужели рыбы?

– О, господин, там рыб много. Есть рыбы с моря, есть рыбы с океан.

– И играют?

– Да, да… играют.

– Глаша, слышишь! В аквариуме-то ихнем рыбы играют. Надо непременно пойти и послушать.

– Да что ты? – удивилась Глафира Семёновна.

– Вот рассказывает. Ведь этого в другой раз ни за что не услышишь. A кто у них дирижирует? Как вы сказали? – допытывался Николай Иванович.

– То есть, как это? Я ничего не сказал, – удивился швейцар.

– Нет, нет… Вы сказали. Такая немецкая фамилия. Анти… Антиби…

– Я сказал, что там есть рыбы и амфибиен, – повторил швейцар.

– Послушаем, брат, хер Франц, этого Амфибиена, послушаем. Веди нас. Глаша, одевайся! Это недалеко?

– Да почти рядом. Unter den Linden, – отвечал швейцар.

– Это что же такое? Я по-немецки не понимаю.

– Наш бульвар Под Липами. Я давеча вам показывал.

– Ах, помню, помню. Ну, Глаша, поворачивайся, a то будет поздно. Да вот что, хер Франц, закажи, брат, нам здесь, в гостинице, ужин к двенадцати часам, a то я боюсь, как бы нам голодным не остаться.

– Зачем здесь? – подмигнул Николаю Ивановичу швейцар, ободрённый его фамильярностью. – Мы найдём получше здешнего ресторан, весёлый ресторан.

– Ну, вали! Жарь! Вот это отлично. Люблю, кто мне потрафляет. Глаша!

– Я готова.

Из-за алькова вышла Глафира Семёновна в ватерпруфе и шляпке, и супруги стали выходить из номера. Сзади них шёл швейцар.

Аквариум

Глафира Семёновна и Николай Иванович, в сопровождении швейцара, сошли по лестнице гостиницы и вышли на улицу, прилегающую к бульвару Unter den Linden, и вскоре свернули на него. Был уже девятый час вечера; некоторые магазины запирались, потушив газ в окнах, но уличное движение не утихало. Громыхали колёсами экипажи, омнибусы, пронзительно щёлкали бичи, вереницами тянулись ломовые извозчики с громадными фурами, нагруженными поклажей чуть не до третьего этажа домов и везомыми парой, тройкой и даже четвёркой лошадей в ряд и цугом. Лёгкие экипажи сторонились и давали дорогу этим чудовищам.

– Вот эта наша знаменитая улица Под Липами, – похвастался швейцар. – Наш Невский перспектив.

– A ежели эта у вас на манер нашего Невского проспекта, то зачем же у вас ломовых-то пускают загромождать дорогу? – спросил Николай Иванович. – Смотри-ка, какие фуры. Чуть не с дом.

– A куда же деваться? Ведь это улица. Они едут по свой дело.

– Объезжай по задним улицам. Тут прогулка чистой публики, и вдруг лезет ломовой. Да ещё какой ломовой! На саженных колёсах и в тройку лошадей! Нет, у нас, в Петербурге, по главным улицам этим дубинам ездить не позволяют. Колеси по закоулкам. Нехороши, брат Франц, у вас насчёт этого порядки, нехороши, хоть и Берлин.

– Но ежели ему нужно. Ведь он по делу, – опять повторил швейцар.

– Мало ли, что нужно! Мало ли, что по делу! Объезжай. Куда ему торопиться! Над ним не каплет. Ведь не в театр к началу представления спешит.

– Но ведь через это доставка товара должна быть дороже.

– То есть, как это?

– Да так. Ехать по прямой путь – он сделает больше рейсов и может за провоз взять дешевле! Тут экономи, большой экономи.

– Глаша! Слышишь, как рассуждают! Вот на обухе-то рожь молотят! – отнёсся Николай Иванович к жене.

– Да уж известно, немцы. Как же им иначе-то рассуждать! – отвечала та.

– И зачем у вас такие телеги громадные, чтобы их в три и четыре лошади таскать? – дивился Николай Иванович. – У нас телеги в одну лошадь.

– Большие телеги тоже экономи, – отвечал швейцар. – Каждый маленький телега в одна лошадь нужно один извозчик, a к большая телега в три лошадь тоже нужно один человек. Большая телега везёт столько, сколько везёт три телега, – и вот два человек, два извозчик в экономи. Эти извозчик могут работать другое дело.

– Ой, ой, ой, как рассуждают! Глаша, слышишь?

– Да уж слышу, слышу. Дай шляпки-то дамские мне посмотреть.

Глафира Семёновна в это время остановилась около модного магазина.

– Вот наш знаменитый аквариум, – указал, наконец, швейцар на подъезд, освещённый электричеством. – Пожалуйте наверх.

– Как наверх? Да разве у вас аквариум-то не сад? – удивился Николай Иванович. – У нас в саду.

– Как возможно в саду! Тут есть такие рыбы и амфибиен, что им нужно тёплый цонне… тёплый климат… Вы пальто снимите и отдайте. Будет жарко.

– Снимем, снимем. Ну, поднимайся, Глаша. A я думал, Франц, что у вас в аквариуме этот… как его?.. Вот что к нам-то приезжал… Штраус, вот кто, – вспомнил Николай Иванович. – Я думал, что у вас в аквариуме Штраус, – продолжал он.

– Штраус на Зоологический сад… Там и штраус, там и жираф, там и гиппопотам, там и ваш русский айсбер, ледяной медведь.

Супруги взяли билеты и в сопровождении швейцара вошли в аквариум. Направо и налево стеклянные резервуары с плавающей в воде рыбой. Николай Иванович взглянул мельком и сказал швейцару:

– Ну, мимо! Чего тут простых-то рыб рассматривать! Этого добра у нас в Петербурге в каждом трактире в садке много плавает. A ты веди к учёным рыбам, которые вот музыку-то играют.

Швейцар покосился на него и повёл дальше. Показался террариум с черепахами.

– Вот тут шильдкрете, – указал он.

– Черепахи? – заглянула Глафира Семёновна, сморщилась и проговорила: – Фу, какая гадость! Ведите скорей нас к эстраде-то.

Швейцар опять покосился. Он недоумевал, отчего это путешественники пришли в аквариум и ни на что смотреть не хотят.

– Сейчас будут знаменитый орангутанг и горилла, – сказал он.