Повести и рассказы

– Помилуйте, напротив, я вам очень благодарен. Но позвольте, точно здесь проезд хороший?

– Летом нельзя сказать, чтобы очень шибко ездили, а и летом тут ездят… Может, чай, изволите когда слышать колокольчики?

– Правда.

– А уж зимой здесь простору нет! обоз за обозом, возок за возком… отменное-с местечко!.. И весело будет жить. Даже если вы сумневаетесь, мы у вас тогда снимем эту самую лавочку, отдадим вам чистые денежки.

– Послушай, mon ami! – обратился Захар Ильич к жене, – какая у меня мысль! Представь, я думаю здесь выстроить гостиницу для проезжающих; устрою этакой небольшой, но чистенький трактир, нумера… Наконец, ведь в самом деле у нас в захолустье нигде не встретишь не говорю порядочной гостиницы, просто – порядочной избы, а между тем по этому захолустью нередко приходится проезжать и порядочным людям; да и, например, зимней порой вдруг кого-нибудь застигнет ночь, кто-нибудь, например, заблудится… вдруг – гостиница! Я вам, Федор Петрович, очень благодарен за. мысль! Annette, как ты думаешь?

– Я тоже думаю, что это будет хорошо. Вот если бы ты такими умными вещами занимался, это бы тебе делало честь, вместо того, чтобы ломать и строить какие-то амбары, риги…

– Превосходно, превосходно! не мешает купить небольшой орган… пусть мужики слушают… Это слегка развивает…

– Да можно наши фортепьяно туда поставить… ведь у меня будут другие…

– Пожалуй, пожалуй… Только кто же будет на них играть?

Федор Петрович взялся за фуражку.

– Что же вы? Посидите!

– Признаться, тороплюсь: в кабаке жена одна. А это вы, сударь, именно в самый раз тут выстроитесь.

– Я непременно выстрою гостиницу, конечно и лавочку также. Ну, а что мне будет стоить вся эта затея, как вы думаете, Федор Петрович?

– Да что она будет стоить? Вы полагаете одноэтажный домик выстроить?

– Мне хотелось бы двухэтажный; понимаете ли, наверху будет чистая гостиница для порядочных людей, а внизу лавочка.

– Да не дорого вам будет это стоить: лесок у вас благодаря бога свой; соломка, хворостик – тоже… работа одна да товар… товар дешевенький… Я полагаю, на триста с небольшим управитесь…

– Только?

– Да я еще, сударь, дорого кладу… по расчету меньше обойдется; а она, эта самая материя, в год окупится.

– Я вам, Федор Петрович, право, очень благодарен.

– За что же? Не стоит… Желаю вам всякого благополучия.

– Вы нас проведывайте.

– А что же книги-то? – сказала барыня.

– Уж книжечку позвольте… для меня это будет подлинно удовольствием, – проговорил Федор Петрович.

Хозяин и хозяйка хлопотали вокруг целого вороха книг.

– Гоголя положила?

– Но вот что: не дать ли им «Обломова»?

– Пожалуй! в самом деле, «Обломова»? вещь капитальная; пусть они там выберут себе по вкусу… Человек! завяжи книги… Что ты, друг мой, ищешь? Авдеева! Авдеева я положил… Вот вам, Федор Петрович! Читайте себе сколько душе угодно. Мне всегда нравятся люди, в которых есть какая-нибудь любознательность: в жизни, природе, науках, искусствах – все интересно! Поэтому именно – чтение, чтение… И вы читайте себе! Я вам буду доставлять книги.

– Вы прочтите «Подводный камень» или «Обломова», – сказала барыня, – после скажите мне ваше мнение…

– Очень хорошо-с.

– Где же ваша лошадь? – спросил хозяин.

– Она там у конюшни привязана.

– Вам сейчас подадут.

К балкону подъехала высокая серая лошадь, запряженная в купеческую тележку.

– Прощайте, Захар Ильич!

– Заезжайте же к нам.

Серый жеребец, загнув шею дугой, понесся мимо каменной ограды.

– Вот этакая беседа, – говорил Захар Ильич своей жене во время ужина, – с простым, умным человеком гораздо приятнее, нежели, например, с каким-нибудь помещиком, который потерял всякую энергию к жизни, обленился и ни о чем не в состоянии думать… В нашем так называемом образованном обществе чувствуешь какую-то нравственную тягость: какие-то предвзятые у каждого мысли! То ли дело простой русский человек! Все это просто, открыто, а между тем и умно! Говорит пословица: «Хоть шуба овечья, но душа человечья!»

– Однако какая скука! Нет! без гостей в деревне невозможно, – сказала Анна Григорьевна.

– Послезавтра, ma chere, день моего рождения; я думаю, вечеринку надо сделать.

– Да уж обед… к чему же вечеринку! Ну, конечно!

Анна Григорьевна села за фортепьяно, и в отворенные окна полились аккорды… Барыня запела: «Ты не пой, соловей». Захар Ильич начал подтягивать – и вдруг сказал:

– Давай пропоем дуэт! Я себя чувствую сегодня очень хорошо!

– Ты, кажется, всегда чувствуешь себя хорошо. Но у тебя, Захар Ильич, совсем нет уха… ведь это бог знает что выйдет.

– «В полдневный жар»? Или «Скажите ей»? У нас с тобой выходило недурно.

Супруги запели. Захар Ильич забрал совсем не в тон.

– Нет, я не могу! – И Анна Григорьевна закрыла фортепьяно.

– Ну, я вас прошу! к чему эта строгость?

– Оставьте меня… право, я не люблю ваших нежностей, – сказала Анна Григорьевна и отправилась в спальню. Супруг поплелся в кабинет.

На небе занималась заря; на селе пели петухи; по безлюдной улице к полю шли двое дворовых людей с сетьми – ловить для господ перепелов.

На большой дороге у кабака стояла лошадь: кто-то неугомонно стучался в дверь. А в воздухе уже пели жаворонки.