Лучшие рассказы

Открытых кафе здесь не было. На двери единственной забегаловки, торгующей рыбой с жареной картошкой, тоже значилось «ЗАКРЫТО». А пока Бен ждал, когда она откроется, серый день поблек и сменился сумерками. Наконец на дороге появилась маленькая, лицом немного похожая на лягушку женщина, которая отперла дверь. Бен спросил, когда будет открыто для посетителей, она посмотрела на него в замешательстве и сказала:

– Сегодня понедельник, уважаемый. Мы никогда по понедельникам не работаем, – после чего вошла в лавку и заперла за собой дверь, оставив продрогшего и голодного Бена на пороге.

Бен вырос в маленьком городке засушливого Техаса: единственным доступным жителям видом водоемов был бассейн на заднем дворе, а путешествовать можно было лишь в пикапе с кондиционером. Потому у него и возникла идея пешком пройти вдоль берега моря в стране, где говорят практически по-английски. В городе Бена сушь была двойной: здесь гордились тем, что ввели запрет на алкоголь за тридцать лет до того, как остальную часть Америки шарахнуло сухим законом, и потом так его и не отменили; а потому Бен знал о пабах только то, что это рассадники греха, как и бары, только с более приятным названием. Однако автор «Пешеходной экскурсии» утверждала, что, зайдя в паб, там можно обнаружить местный колорит и узнать полезную информацию, что в пабе следует непременно «пропустить стаканчик» и что в некоторых даже подают еду.

Этот паб назывался «Книгой Мертвых Имен», а табличка на дверях известила Бена, что его владельцем является некий А. Аль-Хазред[39 - «Книга Мертвых Имен» («Некрономикон») – мистическая книга, вымышленная Лавкрафтом; некоторые верят в реальное существование манускрипта с таким названием. Согласно Лавкрафту, чтение этой книги опасно для жизни человека, а потому она хранится в библиотеках за семью печатями. Абдул Аль-Хазред – «безумный араб», по Лавкрафту, именно он написал «Некрономикон» в Дамаске около 730 г.], обладающий лицензией продавать вина и крепкие напитки. Бену стало интересно, не означает ли это, что здесь подают индийскую еду, которую он не без удовольствия отведал по прибытии в Бутл. Он задержался у указателей, решая, что выбрать: «Публичный бар» или «Салун», и спрашивая себя, что означает здесь слово «публичный» и не являются ли английские публичные бары такими же частными, как и публичные школы, но в конце концов, поскольку название напоминало вестерн, направился в «Салун».

Там было почти пусто и пахло прокисшим пивом и позавчерашним табачным дымом. За стойкой стояла пухлая женщина с бесцветными волосами, а в дальнем углу восседали два джентльмена в долгополых серых плащах и шарфах. Они играли в домино и потягивали из граненых стеклянных кружек темно-коричневый, с обильной пеной напиток.

Бен подошел к барной стойке.

– У вас можно заказать поесть?

Барменша какое-то время чесала нос, затем нехотя ответила, что, наверное, могла бы приготовить ему по-крестьянски.

Бен понятия не имел, что это значит, и в который раз пожалел, что «Путеводитель» не снабжен англо-американским разговорником.

– А это еда? – спросил он. Она кивнула. – Хорошо. Приготовьте одну порцию.

– А выпить?

– «Коку», пожалуйста.

– У нас не бывает «Коки».

– Тогда «Пепси».

– И «Пепси».

– А что у вас есть? «Спрайт»? «Севен-ап»? «Гаторейд»?

От его вопросов она словно еще поглупела, но наконец произнесла:

– Кажется, у нас осталась пара бутылок вишневого крюшона в подсобке.

– Вот и хорошо.

– С вас пять фунтов двадцать пенсов. По-крестьянски я принесу, когда будет готово.

Усевшись за маленький и немного липкий деревянный столик и потягивая нечто шипучее, с виду и на вкус совершенно химическое, Бен решил, что по-крестьянски – это, вероятно, нечто вроде стейка. Он пришел к этому ни на чем не основанному заключению, приняв желаемое за действительное и представив себе грубого или, положим, буколического крестьянина, на закате ведущего тучных быков по свежевспаханному полю; в тот момент он хладнокровно и лишь при незначительной посторонней помощи мог бы съесть целого быка.

– Вот, пожалуйста. По-крестьянски, – сказала барменша, ставя перед ним тарелку.

Оказалось, что «по-крестьянски» – это прямоугольный кусок острого сыра, лист салата, карликовый помидор со следом большого пальца на кожице, горка чего-то влажного и коричневого, на вкус похожего на кислый джем, и маленькая черствая булочка, – и это разочаровало и опечалило Бена, который решил, что британцы относятся к еде как к своего рода наказанию. Он жевал сыр с листом салата, проклиная всех крестьян Англии за то, что они предпочитают обедать такими помоями.

Джентльмены в серых плащах, что сидели в дальнем углу, закончили играть в домино, подхватили свои кружки и подсели к Бену.

– Чего это вы пьете? – с любопытством спросил один.

– Говорят, вишневый крюшон, – ответил он. – Судя по вкусу, его на химзаводе приготовили.

– Интересно вы говорите, – сказал тот, что пониже. – Интересно вы говорите. У меня вон друг работал на химзаводе, но он никогда не пил вишневый крюшон.

Он сделал драматическую паузу и отхлебнул из кружки. Бен подождал, будет ли продолжение, но тот, кажется, выговорился; беседа замерла.

Стараясь произвести хорошее впечатление, Бен, в свою очередь, спросил:

– А вы, парни, что пьете?

Более высокий, сидевший до этого с мрачным видом, повеселел:

– Что ж, это чрезвычайно любезно с вашей стороны. Мне пинту шоггота особой выдержки.

– И мне тоже, – сказал его друг. – Я не прочь прикончить шоггота. Ха, держу пари, получился неплохой рекламный слоган! «Я не прочь прикончить шоггота». Стоит им предложить. Держу пари, они ужасно обрадуются моему предложению.

Бен пошел к барменше, собираясь заказать две пинты шоггота особой выдержки и стакан воды для себя, но обнаружил, что она уже налила три пинты темного пива. Что ж, подумал он, придется выпить за компанию, тем более что хуже, чем вишневый крюшон, ничего просто быть не может. Он сделал маленький глоток. У пива был привкус, благодаря которому, как он полагал, рекламщики охарактеризовали бы напиток как «полнотелый», но если припереть их к стенке, им пришлось бы признать, что означенное тело принадлежит козлу.

Он расплатился и стал лавировать между столиков обратно, к своим новым друзьям.

– Итак, как вы здесь очутились? – спросил тот, что повыше. – Полагаю, вы – один из наших американских братьев – хотите посмотреть самые знаменитые английские городки?

– Кстати, в Америке тоже есть город с таким названием, – сказал тот, что поменьше.

– В Штатах есть Иннсмут? – удивился Бен.

– Должен сказать, что да, – сказал тот, что поменьше. – Он все время об этом писал, тот человек, чье имя мы не упоминаем.

– Простите? – удивился Бен.

Маленький посмотрел через плечо и очень громко прошипел:

– Гэ Фэ Лавкрафт!

– Я же просил не называть его! – сказал второй и сделал глоток темного пива. – Гэ Фэ Лавкрафт. Гэ Фэ блин Лавкрафт. Гэ блин Фэ блин Лав блин Крафт. – Он замолчал, чтобы набрать побольше воздуха. – Что он там знал? А? Я хочу сказать, что он, блин, знал?

Бен отпил немного пива. Имя было смутно знакомым; он вспомнил, что оно ему как будто попадалось в груде старинных виниловых пластинок в дальнем углу отцовского гаража.

– Это случайно не рок-группа?

– Я не про рок-группу говорил. Я имел в виду писателя.

Бен пожал плечами.

– Никогда о таком не слышал, – признался он. – Я вообще-то читал одни вестерны. И технические справочники.

Маленький пихнул локтем соседа.

– Ну вот, Уилф. Слыхал? Его никто не знает.