Гайда!

Гайда!
Нина Николаевна Колядина

Действие романа начинается в уездном городе Арзамасе Нижегородской губернии в октябре 1917-го года – накануне Октябрьской революции. В разгаре Первая мировая война. Отец главного героя книги – учащегося четвертого класса реального училища Аркадия Голикова (будущего писателя А.П. Гайдара) третий год на фронте, мать целыми днями работает в больнице, где лечатся раненые солдаты. Атмосфера в городе тревожная: в лавках и церквях обсуждают неутешительные вести с фронта, на улицах появляется все больше и больше дезертиров, не хватает продуктов. Аркадия Голикова происходящие в стране события интересуют гораздо больше, чем занятия в училище, но пока он еще не догадывается о том, что совсем скоро станет одним из винтиков сметающей все на своем пути машины, которую вот-вот запустят большевики…

Нина Колядина

Гайда!

Глава первая.

Город божьих людей и птиц

1.

Аркаша вышел на крыльцо и огляделся. Двор был пустым и каким-то сонным. Даже не верилось, что когда-то здесь царило такое веселье, что проходившие мимо этого двора редкие прохожие невольно замедляли шаг и через щели, образовавшиеся между усохшими и потемневшими от времени досками забора, пытались разглядеть, что же там такое происходит. Увидев веселую, галдящую, словно птичья стая перед кочевкой, ватагу ребятишек, прохожие улыбались и шли своей дорогой, еще какое-то время вслушиваясь в разноголосый гомон, постепенно растворявшийся в тишине обычно даже днем безмятежно спящей и от этого еще более уютной улочки, на которой приютился небольшой деревянный домик, где за два года до германской войны поселились Голиковы.

По соседству с Голиковыми, в доме побольше, тоже деревянном, но в два этажа, жила многодетная семья учителей Бабайкиных. Двор у Бабайкиных и Голиковых был общим. Бывало, как высыплет детвора из обоих жилищ да из соседних домов кто-нибудь прибежит, так и встрепенется безмятежная тишина от звона веселых детских голосов.

«Как будто вчера это было, – подумал Аркаша, – и в лапту играли, и в прятки, носились по всему двору как угорелые. А теперь…»

Теперь во дворе было тихо. Старшие ребята, организаторы детских игр и забав, подросли. У них появились дела поважнее. Аркаше тоже стало не до развлечений и всяких там мальчишеских глупостей. Стрелять по банкам из рогаток, устраивать с товарищами палочные бои или толкать плоты по Сорокинским прудам его уже больше не тянуло. Хотелось заняться чем-то стоящим, интересным. Но разве это возможно в Арзамасе – городе сонном, как осенняя муха? Ни общественная жизнь, ни текущие события тут вообще никого не волнуют. Это и понятно: куда ни глянь, везде попы да монахи.

Когда Аркаша впервые увидел Арзамас, то подумал, что это и не город вовсе, а какая-то огромная монашеская обитель. Ни в каком другом месте, где жила его семья прежде, не было такого количества храмов и монастырей как здесь. А еще в этом городе оказалось так много «божьих людей», что нельзя было пройти по улице, не встретив на пути несколько человек, одетых в длинные черные рясы. Лица у них были суровыми, как у боженьки на иконах. Первое время Аркаша их даже побаивался.

Почему родители решили обосноваться именно в этом городе, он узнал позже, когда немного подрос. Оказывается, его мама, Наталья Аркадьевна, после окончания акушерских курсов в Нижнем Новгороде получила направление в Арзамасскую больницу, куда и устроилась на работу в родильное отделение. Отцу пришлось оставить место служащего Нижегородского Акцизного управления и поехать вместе с женой и детьми в Арзамас, где, к счастью, оказалась свободной такая же должность в уездном Акцизном управлении.

Правда, еще раньше, до Нижнего, Петр Исидорович учительствовал в начальной школе для детей рабочих сахарного завода, принадлежащего князьям Барятинским. Завод этот находился в Курской губернии, в одном из небольших уездных городков – Льгове. Там-то Аркаша и родился.

Конечно, сам он из льговской жизни мало что помнил, ведь когда семья покинула это место, ему всего четыре года исполнилось. Так, всплывали в памяти кое-какие обрывочные воспоминания.

Иногда в голове возникали картинки погожего летнего дня: большие, шелестящие листвой деревья, кроны которых – как ему, маленькому, казалось – упираются в самое небо. За деревьями – если приглядеться – виднеются какие-то разноцветные домики на ножках. Как-то, еще в Нижнем, он спросил у отца, что за домики это были.

– Так это же ульи! – засмеялся Петр Исидорович. – В них пчелки жили, медик нам давали. Неужели не помнишь?

Аркаша неуверенно пожал плечами – пчелок и медик он не помнил. В памяти сохранились только домики.

– Я эти ульи сам смастерил, – предался воспоминаниям отец. – Каждую досочку своими руками выстругал. У меня ведь все нужные инструменты были. Ох, и любил я с деревом работать! Особенно с липой. Древесина мягкая, податливая. Бывало, как проведешь рубанком по доске, так и завьются стружки кольцами! А запах какой стоял!

Аркаша почему-то потянул носом, и ему показалось, что комната, в которой они с отцом сидели, наполнилась сладковатым, с едва уловимым медовым ароматом запахом свежей древесины. И тут же словно из растаявшего тумана в его сознании возникла отчетливая картинка: серая стена деревянного дома, выделяющийся на ее фоне светлый деревянный верстак, над которым склонился высокий, статный мужчина в простой рубахе-косоворотке и длинном, ниже колен, фартуке. Лица его Аркаша, как ни пытался, представить не смог, но он знал, что мужчина этот – его отец.

– Вспомнил! – радостно закричал мальчик. – Папочка, я вспомнил! И верстак твой вспомнил, и как ты на нем работал – доски строгал! И как стружки пахли!

Сморщив лоб над переносицей, Аркаша напряг память, которая услужливо приоткрыла ему еще одну завесу: он увидел, как тонкие, светлые, с розоватым оттенком завитки вылетают из-под лезвия рубанка и падают на землю, образуя возле верстака пышную кудрявую горку. Горка эта кажется мягкой, как пуховая подушка. В нее так и хочется плюхнуться со всего маха. Что он, Аркаша, и делает. Но горка из деревянных стружек все-таки не подушка из пуха, и мальчик больно ударяется о землю носом. На белых завитках появляются яркие красные пятна.

– А еще вспомнил, как я в стружки упал возле твоего верстака и нос разбил! – поделился всплывшими воспоминаниями Аркаша.

– Я тоже это помню, – сказал Петр Исидорович и, улыбнувшись сыну, спросил:

– А что потом было, помнишь?

– Нет, – покачал головой Аркаша. – Расскажи!

– Ну, попробуй сам вспомнить, поройся в памяти, загляни в нее поглубже, – предложил мальчику Петр Исидорович.

– Не могу… Не вспоминается никак, – вздохнул Аркаша. – Я ведь тогда маленький был.

Он умоляюще посмотрел на отца и повторил свою просьбу:

– Ну, папочка, ну, пожалуйста, расскажи! Интересно ведь!

– А может, я тебе помогу, напомню кое-что? – не сдавался Петр Исидорович. – Давай вспоминать вместе: ты упал, ударился, у тебя из носа пошла кровь и… Ну? Что ты сделал?

– Заревел? – предположил Аркаша.

– Ладно, – махнул рукой отец, – слушай. Ты действительно собирался зареветь – скуксился уже. Видно, крови испугался. Но я тебя остановил…

– И как же ты меня остановил? – перебил его Аркаша. – На руки, что ли, взял?

– Нет, наоборот: велел тебе самому вставать и не плакать, потому что солдаты не плачут, – ответил Петр Исидорович.

– А я что? – насторожился мальчик. – Неужели все-таки заревел?

Уловив беспокойство в глазах сына, Петр Исидорович отрицательно покачал головой и сказал:

– Нет. Тут как раз Варя подбежала, няня твоя, хотела тебя поднять, но ты даже в руки ей не дался, встал, стряхнул с себя стружки и громко отчеканил: «Не буду плакать! Я ведь солдат!». Мы с Варей тогда даже рассмеялись.

– А потом? – не отставал от отца вполне удовлетворенный таким ответом Аркаша.

– А потом к нам мама подошла, похвалила тебя и сказала, что настоящие мужчины никогда не плачут: упадут, встанут и дальше идут. Вот что она тебе тогда сказала. И велела запомнить это на всю жизнь.

– А я?

– А ты обещал запомнить, но, видать, все-таки забыл.

– Ну, уж больше я эти слова никогда не забуду, – вспыхнул Аркаша, – тем более что теперь я совсем большой.

– Конечно, – согласился отец и с нежностью посмотрел на сына, которому несколько дней назад исполнилось восемь.

Через три месяца после этого разговора семья переехала в Арзамас. Сначала Голиковы сняли скромную квартирку в двухэтажном деревянном доме на улице Большой. Но квартира оказалась слишком тесной для семьи, в которой подрастало четверо детей, и Голиковы начали подыскивать новое жилье. Кто-то им сказал, что известные в городе учителя Бабайкины сдают флигель на Новоплотинной улице – совсем близко от их Большой. Осмотрев помещение, Аркашины родители согласились на предложенный вариант и переселились на новое место.

Флигель представлял собой обычный деревянный дом в три окошка. Была в нем одна большая комната, которую обставили как гостиную, и две комнаты поменьше. Одна из них стала родительской спальней, другая – детской.

Аркаше новый дом понравился. Можно сказать, именно с него мальчик начал осваивать город. Он быстро пришел к выводу, что таких домов, в основном, одноэтажных, как у них, реже – двухэтажных, как у Бабайкиных, в Арзамасе великое множество. Большинство из них обшито некрашеным, посеревшим с годами тесом. Зимой они прячутся под пушистым снежным покрывалом, а летом утопают в зелени садов. Деревья в этих садах так разрослись, что если посмотреть на арзамасские улочки сверху, с аэроплана, например, то и домов-то не разглядеть. Это, конечно, если не брать во внимание центр города, где церковных да монастырских куполов и колоколен куда больше, чем садов, а построек на улицах немало и каменных, в несколько этажей. Ночью здесь даже зажигаются керосинокалильные фонари, от которых на тротуары падает тусклый бледно-желтый свет.

От Новоплотинной до центра города рукой подать. Стоит только выйти из дома, повернуть налево, пройти чуток в сторону Сорокинских прудов и, оказавшись на улице Сальникова, идти по ней, никуда не сворачивая, до главной городской площади – Соборной, над которой возвышается величественный Воскресенский собор. При одном взгляде на него дух захватывает! А поблизости еще несколько церквей – размером поменьше.

Самым оживленным местом во всем Арзамасе оказалась небольшая, но всегда многолюдная улочка – Гостиный ряд. Аркаше это место сразу понравилось, потому что здесь с утра до вечера шла бойкая торговля. Раньше – до войны – на этой улице можно было купить все что угодно. Ну, а если не купить, то хотя бы поглазеть на разные товары. Тут постоянно сновали купцы, монахи, горожане, крестьяне из окрестных деревень, которые приезжали на Гостиный ряд за товаром. Голиковы тоже сюда частенько захаживали.

А еще по выходным и праздникам они всей семьей прогуливались по Верхней Набережной – любимом месте отдыха большинства арзамасцев. Улица эта, которую горожане чаще называли бульваром, сразу показалась Голиковым не похожей ни на одну из других арзамасских улиц. Отличалась она и необычной архитектурой, и интересной историей, которую Наталье Аркадьевне и Петру Исидоровичу поведали Татьяна Ивановна и Иван Павлович Бабайкины – люди высокообразованные, начитанные, хорошо знающие и любящие свой город. Аркаша тоже эту историю слышал.