Совершенство

– Да, стоит попробовать… Просчитать всё, так сказать, – промычал он тихо, и с жаром, боясь, что ему не дадут закончить мысль, повысил голос: – Я вот всё думаю об этих волках… Что-то странное в них было, понять всё не мог – что именно? Чёрт возьми, а вот только сейчас сообразил, что меня насторожило: они меня нисколько не боялись! Они никак не реагировали на выстрелы, а палил я много; их не пугали мои крики и рёв двигателя… Выстрелы, чёрт возьми! Где вы видели волков, которые не боятся ружейного грохота? Они всё так же продолжали преследовать вездеход в темноте. Я оторвался и, как я считал, прилично, учитывая глубочайший пухляк… но стоило мне вылезти наружу, чтобы проверить крепёж антенны, как в свете луны я снова увидел приближавшуюся стаю, – Ломак сделал глоток и тихо закончил: – Они просто кружили вокруг машины, как акулы вокруг подыхающего кита и старались держаться в тени прожекторов. В полной тишине! Ни воя, ни рычания. Даже когда я выстрелил и ранил одного – ни звука!

Начальник станции сокрушённо развёл руками и обвёл присутствующих измотанным взглядом.

– Откуда ты знаешь, что ранил волка? – спросил Эйдан тихо.

– Потому что выстрелом его откинуло на несколько футов, – Ломак махнул рукой за окно, и посмотрел в том же направлении, словно всё ещё видел раненое животное. – Однако, он тут же поднялся и кинулся к вездеходу! Я поспешил в кабину и на полной скорости рванул обратно… Всю дорогу сюда я не останавливался, сделал крюк с десяток миль и, разумеется, волки отстали.

Мужчина замолчал и нахмурился, вновь погрузившись в недавние переживания. Эйдан и Корхарт тоже сидели молча, представляя себе снующие тени вокруг машины посреди стужи и темноты.

Весь остаток вечера говорили мало, то и дело прислушиваясь к набиравшему силу ветру. Ближе к полуночи, после скорых подсчетов провизии и топлива, было решено начать подготовку к эвакуации на Хара-Ой – норвежскую станцию.

Лёжа в своей постели, погребённый под тяжеленным одеялом и мрачными мыслями, Эйдан со страхом представлял себе предстоящий переход через Арктику, холодел от мыслей о том, что трём отчаявшимся людям предстоит совершить рискованный поступок от которого будет зависеть дальнейшая судьба полярников. Словно чувствуя ужас напуганного человека, вьюга как нарочно затянула протяжную заупокойную, принялась рыдать под окном, скребясь в стекло острыми когтями.

Не в силах больше выслушивать стоны ветра, Эйдан выбрался из-под одеяла и быстро оделся. В общей столовой царил полумрак, сонную палитру которого осмелился разбавить лишь лунный свет – голубоватый узкий коврик, расстеленный от окна до противоположной стены. Тихая поступь настенных часов практически утонула в паническом вое ветра за стенами комплекса. Эйдан набрал в чайник воды и направился к столу, как вдруг заметил в призрачном свете луны чей-то силуэт у стены. Подавив в себе нервозность, парень щёлкнул переключателем настенного света.

Ломак скользнул отсутствующим взглядом по «новичку» и отвернулся к окну, не проронив ни слова. Так же не проронив ни слова, Эйдан сел напротив и уставился в свои руки. Мужчины долгое время сидели молча, изредка поглядывая друг на друга. Молчали, периодически подбрасывая подбородки к потолку с тревогой вслушиваясь в свирепеющий ветер.

– Мой кузен Оливер пишет романы, – неожиданно заговорил Ломак тихо, глядя в окно. – Во всяком случае он так говорит.

Не зная, как реагировать на слова начальника и боясь, что разговор на тему несуществующего произведения вновь приведёт к повторному витку лжи, Эйдан осторожно спросил:

– В каком смысле? Ты не доверяешь его словам?

– Ему никто не доверяет, – пробасил начальник, изучая узор замёрзшего стекла. – Он говорит, что издаёт свои романы под псевдонимом, который никому не раскрывает – это даёт этому засранцу право смотреть на нас с загадочностью и превосходством, когда мы все вместе собираемся на праздниках. Повторяет, как мантру, что своим творчеством не может угодить всем, зато может не угодить некоторым идиотам… То есть он заранее записал нас в число последних, так что ли?

– В каком-то смысле он прав… – заметив сверкнувшие злобой глаза начальника, молодой человек поспешил объясниться: – Я не про его слова об идиотах! Мой отец говорил, что любая популярность держится за счёт невежества большинства – толпе дешевле и проще рассказать, что такое искусство, чем пытаться научить хоть чему-либо.

Сложив руки на могучей груди, Ломак упрямо тряхнул рыжей гривой.

– Ещё один умник, как мой скрытный «безымянный» кузен? Что он ещё говорит?

Эйдан нахмурился и, чувствуя закипающую в душе злобу к великану-начальнику, ответил:

– Он умер.

Склонив голову набок (и это было похоже, как если бы Ломак принял к сведению какую-то незначительную информацию), начальник буднично сказал:

– Ты рассказывал, я вспомнил. Извини, салага. Инфаркт?

– Рак… желудка… – выдавил из себя Эйдан, со злобой глядя в ответ и именно за это самое «принял к сведению». – В прошлом году.

– Точно, теперь вспомнил! – Ивлин потрусил в воздухе пальцем. – Ты делился этим сразу после знакомства. Ты говорил, что в рейсе был и так и не смог с ним попрощаться. Он позвонил по телефону, но ты не ответил или как-то так.

Не желающий возвращаться в тягостные воспоминания Эйдан сухо поправил:

– Я не мог ответить – не было связи! Мы накануне покинули Лабрадорское море и были в Атлантике, когда это случилось – только спутниковая связь и то из-за шторма я был на вахте… – понимая, что собственные слова звучат, как оправдание, парень обозлился ещё больше. – Он умер в больнице, чёрт возьми! Его последние слова до сих пор хранятся в моём голосовом ящике автоответчика и… и я до сих пор не прослушал это сообщение!..

– Вот как? – Ломак удивлённо взглянул на коллегу. – Почему?

– Наверно потому, что боюсь услышать голос отца, который говорит, что любит меня, – с искренней болью в голосе объяснил Эйдан и отвёл взгляд. – А вот моих слов в ответ он уже не услышит. Просто боюсь выслушать и всё… Просто выслушать.

Оба надолго замолчали, дав возможность заунывному голосу ветра солировать за стеной. Чувствуя ответственность за драматическую паузу, руководитель экспедиции поёрзал в кресле и тихо спросил:

– Вы были в хороших отношениях?

– В самых лучших! – ответил парень с жаром, сгребая пальцами на груди свитер. – Мы были самыми лучшими друзьями! Самыми близкими людьми! Отправляясь в тот рейс, я думал, что у меня есть время, что у него есть время! Началась ремиссия и я понадеялся… мы все понадеялись, понимаешь? После дежурства, вернее к его завершению… в общем, когда мы проскочили шторм мне дозвонилась по спутнику мама и сказала, что отец умер в больнице… Не надо было уходить в тот долбанный рейс!.. – Эйдан с остервенением отёр ладонями почерневшее лицо и скороговоркой заговорил, лишь бы спрятать накатившие слёзы: – Я даже на похоронах не был! Атлантика, посреди Атлантики мы провели три недели, два дня стояли на бункеровке с танкером и только по прибытию в Абердин я смог вылететь домой… Мне потребовалась ещё неделя чтобы сходить на его могилу! Неделя и скотч, виски, водка и травка, которую я стащил из заначки бойфренда моей сестры. Потом как-то всё пошло наперекосяк, и я едва не потерял работу…

Эйдан замотал головой не желая продолжать рассказ и махнул рукой. Где-то в недрах его сознания хохотнула Паула и на мгновение в памяти взметнулся запах её тела, её духов. Ветер за окном вновь воспользовался тягостной паузой и набросился на сваи жилого модуля – комплекс едва заметно вздрогнул и ответил скрипом стылых досок и продрогших балок. Парень покосился на мрачного начальника и заметил, как тот с отсутствующим взглядом смотрит в окно и вращает на пальце обручальное кольцо.

– Ты постоянно его трогаешь, – прокомментировал увиденное Эйдан, лишь бы не слушать плач вьюги. – Проверяешь – не потерял ли?

Ломак отрицательно покачал головой и нехотя заговорил:

– Нет… Примерно за месяц до отлёта сюда на Коргпоинт, я внезапно проснулся под утро в своей постели… Знаешь, обычный такой ночной кошмар, который не можешь вспомнить, но который заставляет тебя резко встать и вытряхнуть из груди сердце. Джейн спала рядом, всё было тихо, однако у меня горело в глотке и лёгких… А ещё ныли пальцы на левой руке. Я испугался, что у меня сердечный приступ и даже хотел разбудить жену, но спустя минуту совладал с собой, поймал дыхание и меня, что называется, отпустило. Я пошёл вниз попить воды и на ходу принялся разминать нывшие пальцы, и вдруг почувствовал, острые края на кольце… – полярник приподнял руку и явил собеседнику гладкий метал на пальце. – Оно треснуло, салага! Кольцо треснуло во сне! Пока я спал, моё обручальное кольцо раскололось!..

– Как такое может быть? – удивился искренне Эйдан.

Пожав плечами, начальник сокрушённо продолжил:

– По чём мне знать? В то утро я больше не уснул, а когда на рассвете Джейн спустилась вниз и нашла меня на кухне, я ей ничего не сказал. Это же плохая примета, так? Когда обручальное кольцо лопается – это же плохая примета? Знаешь, это ведь даже не потерять его, чёрт возьми! В тот же день я отдал его в мастерскую на ремонт, а сам проходил несколько дней с бутафорским, купленным за пять баксов в отделе бижутерии. С тех пор, как мне вернули кольцо, я машинально проверяю его пальцами… не могу избавиться от этой привычки и ощущения той ночи, что снова нащупаю эту чёртову трещину! Я ведь и тогда подумал, что это знак, что это плохой знак и между мной и Джейн… моей семьёй может оказаться какая-то трещина!.. А сейчас понимаю, что эта трещина – вот она, за окном! На сотни миль вокруг! Молчаливая на всех частотах, ледяная и необъяснимая!.. – Ломак поднёс руку к глазам и принялся с остервенением крутить кольцо. – Всё бы отдал за возможность вернуться домой!.. – прошептал он зловеще. – Всё бы отдал! Только вот нет у меня ничего, ничего нет!

Начальник перевёл тяжёлый взгляд на молодого полярника и Эйдан почувствовал себя неуютно и тревожно. В глазах Ломака таилось одновременно так много пугающего и отчаянного, что Эйдан шеей и затылком почувствовал озноб. Ощущение было такое, что кто-то льёт на спину холодную воду. Не в силах более терпеть тяжёлый взгляд старшего коллеги, парень поспешил сменить тему:

– Кузен твой. Может он и правда ничего не пишет? – «как и ты» добавило сознание голосом начальника, и парень торопливо добавил: – Или у него есть причины скрывать это. Может какая-то застарелая обида?

Сработало. Ломак постепенно пришёл в себя и его взгляд лишился того звериного блеска, который читался в глазах ещё минуту назад. Мужчина заговорил хриплым отстранённым голосом:

– Оливер… он однажды здорово поссорился с моим отцом из-за моей покойной сестры, – в словах Ивлина слышалась горечь и нежелание что-либо уточнять, – и они какое-то время не общались. По прошествии пары лет напряжение, казалось бы, сошло на нет, да вот обмолвился Оливер как-то о том, что работает над своим первым в жизни романом. И дёрнул его чёрт ляпнуть, что за основу одного из персонажей он взял мою погибшую сестру… Что тут началось!..

– И как она погибла? – спросил Эйдан невпопад.

– Не важно! – ответил грубо начальник и тряхнул рыжей копной. – Погибла – и всё! – он какое-то время жевал губу, пристально следил за Ридзом и хмурился. – В общем наговорили они тогда друг другу такого, что Оливер Майкл Янг лет пять не общался с нами и даже успел пожить в Питтсбурге, и там же жениться – быть может это и повлияло на его возвращение и возобновление отношений.

«Почему он на меня так смотрит?» – подумал взволнованно Эйдан, кивая головой в такт словам начальника. Парню с трудом удавалась выдерживать взгляд старшего и изображать заинтересованность.

– Как-то раз мы были с ним на рыбалке, – продолжил Ломак монотонно, – и он спросил: не против ли я, если он кое-что из нашей беседы запишет на диктофон – Оливер пояснил, что это для нового романа. Я сказал, что не против и почти весь вечер мы вели непринуждённую беседу об Арктике, моих походах и экспедициях… Я как мог выпытывал у него, что именно он пишет, а также пытался выведать информацию о его авторстве, однако Олли – так его зовёт миссис Янг (его мать), – оказался чертовски крепким засранцем! Помню, что, сдавшись, я спросил – можно ли верить его книгам? Он уклончиво ответил: «Если ты хочешь, чтобы тебе поверили – обличи ложь в книгу. Если ты хочешь, чтобы поверили только тебе – назови её священной».

Начальник пригвоздил Эйдана взглядом к стене и негромко спросил:

– Насколько лжива будет твоя книга? Или ты хочешь, чтобы тебе поверили?

Эйдан был уверен, что последний вопрос начальника не имеет отношения к литературе.

– Ты забегаешь вперёд, Ив, в моей голове лишь наброски – ничего более. Пока я лишь собираю материал…

– И как ты это делаешь? – прозвучало зловеще от Ломака. – Старина Олли, например, записывал мои рассказы на диктофон.

– Старина Олли никогда не был севернее Питтсбурга в отличии от меня, – бросил уставший от допросов Эйдан. – Не удивительно, что он скрывает своё авторство! Мне не нужен диктофон, чтобы сохранить в памяти нашу глупую беседу…