Когда он опоздал

– Было бы чего восстанавливать, – ответил Герман. – За мной только сын увязался.

– Будет тут жить?

– Нет. Но будет в гости приходить.

– Пусть приходит. Я не против.

– Жаль. А то у меня был бы повод его назад отослать.

– Крайнюю из меня делать не надо. Сам решай свои проблемы, – сказала Лариса. – Мне и моих хватает.

***

Она изменилась. Лариса и раньше почти не улыбалась, но сейчас она стала еще строже. Лицо исказили хмурые морщины, которые делали ее старше, чем она была. Но в глазах то и дело мелькали огоньки интереса. Все было не так плохо, как он боялся, но и не так хорошо, как он надеялся.

После обеда Лариса помыла посуду и ушла в комнату. Как раз заплакала малышка. Герман показал куда убрал простерилизованные бутылочки и смесь. Лариса опять его поблагодарила и ушла к себе. Он немного понаблюдал за ней. Решил, что все в порядке и понял, что устал. Усталость навалилась предательски. И это была такая усталость, от которой не отделаться парой часов сна.

Малышка продолжала плакать. Он слышал, как Лариса что-то ей говорит. Слышал и понимал, что все могло быть иначе. Если бы он тогда с ней остался… Если бы не уехал…

Тогда все закрутилось. Он узнал, что Наташа ему изменяет. Это его сильно задело. Поэтому он и уехал. Ему нужно было подумать. При этом сам факт измены со стороны жены его не удивил и не обидел. Вот это и удивило Германа. По сути он понял, что никогда ее не любил. Но при этом продолжал с ней жить и растить детей. Да, все было из-за детей. Но к тому времени дочка уже выросла, а сын, как выяснилось, готов был все бросить и поехать за ним даже в небольшой городок, где жизнь словно остановилась.

Герман решительно поднялся. Зашел в комнату, которую раньше занимала его мать и в которой он не успел убраться. Часть вещей были проданы. Часть валялись как попало. Ульяна терпеть не могла его мать, но она ее боялась. Ее и его. Было время, когда он хорошо припугнул Ульяну. Она взялась за ум. Ну, как за ум? Устроилась на работу. Бросила пить и гулять по мужикам. А потом как с цепи сорвалась. Тогда она ушла. А Лариса взялась воспитывать ее детей. Она всю жизнь так делала. Брала на себя ответственность. Не убегала от проблем. Жила для других. Но он это понял лишь пять лет назад.

Когда пришло решение уехать из города, Герман понял, что не сможет оставить одну мать. Тогда он договорился, чтобы Ульяна присматривала за ней. Но ведь на деле за его матерью присматривала Лариса. Он тоже молодец. Решил помочь девчонки выбраться из говна. Вначале его мать присматривала за девочками. А когда здоровье пошатнулось, то за ней уже следила Лариса. Ульяне на это было плевать. Поэтому он и отписал потом половину квартиры Ларисе. Помог. Но из грязи же вытащил. Он же не был виноват, что грязь за ней следом пошла. Да и всем не поможешь. Он и без того сделал больше, чем многие.

Только легче от этих мыслей не становилось.

Все-таки убираться дальше сил не было. Он вернулся в большую комнату с балконом. Сел на пол. Мебели сюда должны были привезти через два дня. Но его это не заботило. При желание можно и на полу было уснуть. Только вот сна не было. Была только усталость.

Лариса зашла в комнату. Села рядом с ним на пол. Какое-то время они сидели молча, пока Лариса не рассмеялась. Герман покосился на нее, но она только протерла лицо руками.

– Что тебя мучает, герой?

– Почему я герой?

– Ты же меня два раза спас. Я первый раз не ожидала, что кто-то придет. Отчим тогда напился. Решил, что моя мать его бросила и начал бегать с ножом по квартире. Испугался, что не сможет один двух дочерей воспитать. Я тогда стол к кухонной двери поставила и все пыталась его удержать. А сил нет. Чего мне тогда было-то? Он его отодвинул. А тут ты появился. Я стол на место поставила. К двери. Стала окно картонкой закрывать. Не помню снег шел или дождь. Но холодно было. А у меня Олька в одном одеяле сидит. Я ей сухарь дала, чтобы не орала. Такие ванильные сахаром посыпаны. Я их специально спрятала, чтобы было ее чем накормить, если совсем еды не будет. И тут появился ты. Пьяный, но добрый. Мне тогда показалось, что ты мой отец. Не будет же чужой дядька переживать за чужих детей. Потом я поняла, что ошиблась. Но после твоего появления жизнь изменилась. Стало тепло, сытно, спокойно. Так что ты герой.

– И второй раз я тебя спас.

– Ты опоздал. Я тебя ждала все это время. Мы больше года не созванивались. И тебе было плевать на это. Я тогда решила, что ты погиб. Ехал на машине и разбился. Так ведь бывает. Правда? Иначе ты бы приехал. Ни ко мне, так на могилу матери.

– Ларис, я боялся. Боялся, что не захочу уезжать.

– Знаю. Поэтому и не злюсь. В итоге ты же вернулся.

– Я не хочу уезжать.

– Так не уезжай. Тебя же никто не гонит. Больше нет тех, кто мог бы тебя отсюда выгнать. Ты их сам разогнал. А я никогда не была против тебя. Пойдем, я тебя уложу спать. Ты устал. Столько времени и сил потратил на все это, – Лариса окинула рукой комнату. – Ясно, что почти не спал.

– Я и здесь могу… Да и сна нет.

– Будет.

Она поднялась. Взяла его за руку. Он быстро поднялся. Лариса разложила диван, застелила его.

– Ложись в тот угол. Раз у нас мебели пока нет, то придется этот диван разделить, – сказала Лариса. – Как друзья.

– О чем речь? Хотя я могу и на полу поспать.

– Там спать жестко. Да и твой героизм сейчас не нужен. К чему все эти благородные поступки и жесты, которые не сдались ни тебе ни мне? Вот и я о том же. Мне надо немного отдохнуть. Тебе тем более.

После этих слов Лариса кинула подушку в противоположный угол дивана и просто легла. Герман последовал ее примеру. Стоило ему было коснуться головой подушки, как он тут же уснул. Как будто кто-то выключил свет. Сознание отключилось. Лариса же повернулась к нему. Вздохнула. Наверное это был единственный человек, к которому она не испытывала злости и который ей не был противен. Она какое-то время просто лежала, смотря на него, пока не уснула.

***

Когда заплакал ребенок, Лариса резко поднялась. Нашла телефон. Пора было переодеть малышку и накормить. Эта мысль возникла уже позже, когда она меняла подгузник. Все же сказывался опыт. Пусть у нее своих детей не было, но мать поступала как кукушка, скидывая на нее детей, зная, что Лариса не откажет.

Она сходила на кухню, чтобы приготовить смесь. Когда вернулся, то Герман уже сидел на диване и протирал глаза.

– Что-то меня выключило. Тебе помочь?

– Не надо. И не надо мне помощь предлагать каждые пять минут. Я справляюсь. Не переживай. Можешь еще поспать.

– Мне хватит. Тебе сделать чай?

– Сделай.

Девочка жадно ела из бутылки. Прижималась к Ларисе. Она чувствовала ее тепло. Хотела улыбнуться, только не могла. Надеяться на лучшее. Забыть. Простить. С одной стороны, Лариса не хотела видеть ребенка. Не хотела помнить. Но с другой, малышка заставляла ее вставать и двигаться, а не жалеть себя.

– Ты завтра пойдешь документы оформлять? – спросил Герман, возвращаясь с кружками.

– Наверное. Может послезавтра.

– Я думаю с тобой сходить. Подстраховать.

– Ты слишком сильно за меня переживаешь. Мы с ней справимся. Должны справится. Раздался звонок в дверь. Лариса вздрогнула, резко почувствовав неконтролируемый страх. Руки опустились. Герман еле успел поймать ребенка. Малышка заплакала. Лариса видела все это, как в тумане. Видела, как Герман пошел открывать дверь с ребенком на руках. Видела, как упала бутылочка на пол. Лариса понимала, что ее надо поднять, но она не могла этого сделать. Вместо этого лишь забилась в угол диван. Сжавшись в комок, она закрыла глаза.

Малышка плакала. Герман что-то говорил, но Лариса не откликалась. Она смотрела на мужчину, застывшего в дверях и сжималась еще больше. Дышать становилось сложнее. Лариса впилась ногтями в плечи, надеясь, что боль приведет в чувство, но она только больше погружала в пучину хаоса из мыслей и образов, навеянных страхом.

Голос Германа донесся из глубины. Он спокойно просил посмотреть на него. Она боялась открыть глаза. Боялась, что это обман. Что вместо нее будет другая пьяная рожа, которая полезет целоваться. Но Герман был настойчив. Она чувствовала его ладони на своих плечах. Слышала ласковый голос. Вот он заставил разжать руки. Погладил сведенные судорогой пальцы.

Она открыла глаза. Перед ней был Герман. Спокойный. Только почему-то с небритыми щеками. Лариса нерешительно коснулась его щеки. Пальцы скользнули по колючей щетине.

– Тебе надо побриться. Ты колючий, как еж.

– Хорошо. Иди сюда.

– Куда?