Пристрелите загнанную лошадь

Я помотала подбородком.

– У вас есть номер моего мобильника, этого достаточно.

– А ты не пропадешь с концами? – в голосе Назара прозвучала прежняя подозрительность.

– Нет. Я не хочу, чтобы ты кого-нибудь на ленточки порезал.

Туполев усмехнулся:

– Интересно ты обо мне думаешь.

Я могла бы ответить: «Сам виноват, заслужил», но промолчала и сделала вид, что не приняла всерьез упрека.

3 часть

«Умные долго не живут, Софья…»

Самое надежное и непредсказуемое убежище для человека в бегах – это дом его врага. Безусловно, я рассчитывала, что ищейки Туполева не начнут разыскивать меня в течение ближайших суток и требовать отчета, но тем не менее подстраховалась. Вот уже сорок восемь часов я чувствовала себя измученной, загнанной лошадью, и не известно, сколько времени мне потребуется на отдых и систематизацию данных, на изобретение ловушки для Самоеда. Я не могла себе позволить роскошь дружеского приюта. Я пошла к врагу, туда, где меня начнут разыскивать в последнюю очередь.

Шесть лет назад я приехала в этот город. Подала документы в приемную комиссию университета и успешно завалила первый же экзамен по математике.

Но духом не упала, так как еще по слухам, блуждающим в городке, знала и была готова – без связей, репетиторов из приемной комиссии или просто денег поступить на экономический факультет практически невозможно, несмотря на потом и кровью заслуженную серебряную медаль и приличное знание математики. Я перебросила документы на заочное отделение и поступила в вуз без проблем. Все экзамены сдала на отлично.

Какое-то время я прилежно зубрила экономические науки, снимала на двоих с такой же студенткой заочницей комнату в коммуналке и работала продавщицей в шикарном салоне свадебных нарядов. На эту приятную, непыльную работу в центре города я устроилась просто чудом. Зашла с подружкой поглазеть на кружева и наткнулась на хозяйку салона.

– У вас какой рост, девушка? – с прищуром спросила немолодая полноватая женщина.

– Метр семьдесят пять, – раскрасневшись, как полевая гвоздика, мяукнула я.

– Работу ищите?

Как опытная и умная владелица магазина с маху разглядела во мне нищую студентку, до сих пор, убей, не пойму. Видимо, меня выдали блеск в глазах и смущение.

Инна Владимировна предложила мне место, легко соблазнила достойным окладом и поставила лишь одно условие: все девушки-продавщицы должны без капризов надевать платья и дефилировать перед богатыми и привередливыми клиентами. Мой рост и объемы забили последнюю брешь в размерном ряде салона. В магазине уже работали толстенькая крепышка, четыре худенькие нимфетки и одна верста коломенская с кустодиевскими формами. Мне досталось обслуживание невест толстосумов, то есть девиц, приближенных к эталонным 90-60-90, рост сто семьдесят пять плюс кошелек потенциального мужа.

Мой потенциальный жених Виталий Островский пришел выбирать свадебное платье двоюродной сестре Елене. Так сказать, в качестве моральной и спонсорской поддержки.

Я меняла наряды, скользила по невысокому языку подиума и никак не могла понять, в чем причина столь продолжительного дефиле, – невеста ткнула пальцем в первое же надетое на мне платье.

– Не могли бы вы сделать фотографии трех последних моделей? – вежливо, но слегка высокомерно попросил хозяйку господин, сидевший рядом с разинувшей от восхищения рот невестой.

– Желание клиента – закон, – улыбнулась Инна Владимировна, и меня быстренько сняли в трех платьях и шести ракурсах.

Клиент тем временем без раздумий оплатил тот самый первый наряд для сестры Елены, по «случаю», кстати сказать, оказавшийся и самым дорогим.

Много позже, когда мы уже как следует познакомились, Елена рассказала мне, что происходило дальше. Виталий принес домой фотографии, разложил их на столе перед матушкой Анной Леопольдовной и объявил:

– Вот, мама. На этой девушке я женюсь.

– Ангел. Чистый ангел, – сказала матушка и одобрила выбор. Как я узнала впоследствии, больше всего Анне Леопольдовне глянулась моя «гнедая масть» – темно-каштановые с золотистым отливом волосы.

Несмотря на все вышеизложенное, ухаживал Виталий красиво. Дарил цветы и безделушки, водил в кино, театры и рестораны, был вежлив, ненастойчив и совершенно обворожителен. Стопроцентный «мальчик из хорошей семьи», я влюбилась моментально.

Анна Леопольдовна терпеливо ждала развития и укрепления отношений, и лишь когда сын сказал: «Я уверен, мама, это она», соизволила познакомиться с будущей невесткой. Накрыла стол и пригласила в гости.

Готовясь к этой встрече, я тряслась как первоклассница перед первым сентября. Проверила костюм – глубокий черный цвет смотрится неряшливо, если на нем есть хоть пылинка, хоть ворсинка, – отполировала сапоги и ногти, изобразила прическу «мы тоже хорошо воспитаны» и на негнущихся ногах приковыляла на смотрины.

Покойный отец Виталия был знаменитым на всю страну хирургом. Анна Леопольдовна всю жизнь смотрела на мужа снизу вверх и говорила о нам с придыханием – светило хирургии женился на операционной сестре Аннушке и получил в награду неслыханную преданность и примерную хозяйку дома. Позже дом превратился в мемориал памяти хирурга.

Виталий провел меня в прихожую, посмеиваясь над робостью, помог раздеться и пригласил на экскурсию по экспозиции.

Огромная сталинская квартира с тяжелой мебелью, старинными портретами в тяжелых рамах и такими же тяжеленными бархатными шторами придушила меня до полуобморока. Всюду портреты седовласых старцев и горделивых дам, красиво составленные букеты из высушенных цветов, темные вазы, я не выдержала напряженного ожидания и от неловкости глупо пошутила:

– Как на кладбище. Мертвые цветы и лики в медальонах.

Про медальоны я уже говорила под раздающееся за спиной шуршание. Но не успела затормозить, не догадалась заткнуться на полуслове и договорила до конца. Анна Леопольдовна, красивая, надменная и бледная, стояла за моей спиной и не могла прийти в себя от слова «кладбище».

Я все разрушила сама. С первой минуты знакомства. Она так и не простила глупой, испуганной девчонке фиглярства. В ее глазах я надругалась над святыней, надо всем, что было ей дорого: самый древний из пыльных букетов был последним подарком Великого Хирурга своей Аннушке. Потом, составляя цветам компанию, Анна Леопольдовна умело засушивала другие букеты из подарков преданных учеников и вся квартира постепенно превратилась в… склеп? В мемориал?

Моя свекровь смертельно обиделась и не приняла невестку. Не к столу, разумеется, а к жизни.

Конфронтация становилась столь непримиримой и острой, что в конце концов вроде бы и ненамеренно разрушила наш брак. Виталий нежно любил матушку и, хотя уже более трех лет жил отдельно, свято соблюдал традицию субботних обедов у мамы.

Каждую субботу я ждала семейного обеда, как пытки. И каждую неделю Анна Леопольдовна вежливо втыкала в меня вилку и проворачивала в ране. Примером может послужить хотя бы следующая ситуация.

Последний семейный обед в субботу два года назад.

– Сейчас много и язвительно говорят о браках по расчету, – аккуратно разрезая бифштекс на кусочки, говорит матушка. – Я не понимаю, что плохого в этих браках. Элементарный расчет должен присутствовать в любом решении, тем более в таком серьезном.

– Согласен, – кивает нежный сын и подливает всем вина.

– А как вы думаете, Софья? – не глядя на меня, спрашивает Анна Леопольдовна.

Я не вижу подвоха и вяло бормочу:

– Ну… пожалуй, в равном распределении материальных благ, действительно нет ничего плохого.

– Я не имела в виду материальную сторону дела, – втыкается вилка мне в печень.

– А что тогда? – удивленно лепечет глупая наколотая невестка.

– Н-да-а-а, – тянет свекровь. – Современная молодежь, определенно, мыслит иными категориями. Я имела в виду другой расчет, в смысле воспитания и генофонда. Но вы, современная молодежь, как всегда все переводите на деньги.

Я совершенно унижена и жду помощи от мужа. Виталий утирает рот салфеткой и принимается разглагольствовать о том, что современный состоятельный или состоявшийся мужчина просто обязан придирчиво относиться к выбору супруги. В том и заключается расчет – его будущие дети должны родиться у умной, здоровой и желательно красивой женщины с хорошей наследственностью.

– В этом и заключается брак по расчету с точки зрения нормального мужчины, – заканчивает Виталий, и матушка довольно протягивает ему руку для поцелуя. Они едины, я – пария с единственной меркантильной извилиной в мозгах.

На следующий день в воскресенье, пока муж посещал тренажерный зал, я тихонько собрала свой старый чемодан и ушла из дома. После отповеди «о нравах современной молодежи» претендовать на что-либо из семейных ценностей Великого Хирурга я не только не посмела, но с ужасом отказалась от любых предложений. Путем длительных переговоров Виталий смог убедить меня переехать от девчонок, приютивших меня в общежитии, в коммуналку троцкистов. Про шубу и остальные тряпки сказал так: «Либо бери, либо на помойку выкину».