Пристрелите загнанную лошадь

Ах да, я решила, что легче выманить Самоеда на себя.

Подумала, и аж колени подогнулись. Да на фига тебе это нужно, Соня?! Прячься у Леопольдовны и сиди тихохонько! Пока не придушили. Кто-нибудь.

Я замерла, прищурилась на фонарный столб и сама себе ответила: «Тот, кто сидит на одном месте и прячется, рискует превратиться в безмозглую добычу на многие годы. Здесь нужно иное… Надо предложить противнику свои правила игры и стать охотником. Предложить, заставит, выманить. – Спина немного взмокла от напряжения и страха. – А если он меня просто пристрелит?…»

А надо сделать так, чтобы живая, я ему была выгоднее, чем мертвая!

Я в нетерпении заперебирала ногами: но как это сделать? Как? Ведь мелькала же какая-то идея!

Мыслей крутилось много. И одна глупее другой. Можно легонько натравить ребят Туполева, пусть пошарят возле дома, но тогда Самоед почует опасность и юркнет в нору. Ищи потом ветра в поле и трясись всю жизнь – мстительный до сумасшествия убийца не лучшее воспоминание на сон грядущий.

Можно плюнуть на все и уехать к маме.

Но у мамы новый муж, новая семья и маленькая дочка, моя сестренка.

Внезапно вспомнив себя шестнадцатилетнюю, я усмехнулась. Тогда тридцатишестилетняя мама, влюбившаяся в инженера со своей фабрики, казалась мне сбрендившей старухой. Какие могут романы в тридцать шесть?! Влюбляться надо в восемнадцать, ну в крайнем случае в двадцать пять! И не в лысого толстопуза, а в стройного красавца.

Помню, как новый лысый мамин муж приехал на мою свадьбу и, улучив минутку, шепнул падчерице: «Софья, сразу рожай. Такую партию нельзя профукать». Мой Виталий и Анна Леопольдовна произвели на главного инженера фабрики по производству нитяных перчаток сильнейшее впечатление.

Но что-то я отвлеклась. Уехать к маме хорошо, конечно, но нельзя.

Подходя к площадке зверинца под звуки песенки «От улыбки станет всем светлей», я нашарила в кармане мобильник и нажала кнопочку повтора последнего номера:

– Антон, это снова я.

– Слушаю, Софья Николаевна.

От внимательного обращения спина немного выпрямилась, но бронежилета из доброго слова не сошьешь.

– Антон, мне нужен мощный электрошокер или газовый пистолет. А лучше и то и другое. Сделаете?

– Сделаем. Что еще?

– Спросите у Туполева, когда начал строиться их новый дом и когда семья решила в него переехать.

– Спрошу. Что еще?

– Все. До встречи.

Рано утром, еще до завтрака, я позвонила Душману и наврала ему о больной бабушке. Сейчас в субмарине сидела Земфира (кстати сказать, никогда не боявшаяся переработать за лишнюю копейку), я помахала ей рукой и пошлепала к «Колониальным и скобяным товарам». У меня наконец появилась идея, и следовало немедленно воплотить ее во всей красе.

У лестницы на второй этаж стояла коляска с младшим Сухомятко. Семен Тарасович орал благим матом, я остановилась, пропела «гули-гули» и потрясла экипаж за ручку.

– Ой, Софья, спасибо! – крикнула с лестницы Татьяна и бегом спустилась вниз. – Я-то кошелек оставила. Едем в магазин и на прогулку. А ты как? Как бабушка? – разыскивая в коляске соску, спросила соседка.

– Бабушка уже в областной больнице. Спит. Сейчас помоюсь, поем и на дежурство.

– В ларек? – поправляя капюшон комбинезона на младенце и не глядя на меня, уточнила Таня.

– Нет, к бабушке в больницу.

Соседка выпрямилась, прищурилась и удивленно сказала:

– Слушай, а как вы бабушку перевозили? На «скорой» из своего города? – И нелогично добавила: – Сегодня ж воскресенье.

– Двоюродный брат на «скорой» работает, помог.

Эту легенду я повторяла дважды, пока достигла своей комнаты. Первый раз здоровьем бабушки поинтересовалась семья Кунцевичей, перетаскивающая бак для кипячения белья из ванной в кухню, второй раз отчиталась за отсутствие перед бдительным Мишаней Коноваловым. Минут через тридцать информацию о бабушке и моих передвижениях в сторону областной больницы, будет знать каждый любопытный троцкист. Было бы неплохо сварить для достоверности куриный бульон и приготовит паровые котлетки, но времени нет. Каждая лишняя минута, проведенная на втором этаже колабановского дома, прибавляет мне седых волос.

Я быстро приняла душ, переоделась и нацарапала открытое послание для коммунальной доски объявлений.

Доской для объявлений служил обшарпанный кусок обоев рядом с телефоном. Туда, на гвоздик подкалывались общие счета за коммунальные услуги и электричество, вешались записочки с отчетом кто, кому, куда просил перезвонить и чего передать, повисали телеграммы, реже поздравления с днями рождений, наиболее часто появлялись грозные, нешуточные послания неаккуратным квартиросъемщикам.

Наиболее продвинутым в области эпистолярно-квартирного жанра являлся географ Кунцевич. В качестве примера приведу один из последних его шедевров.

«Леди и джентльмены.

Кто из вас регулярно подкладывает обкаканные памперсы в чужие помойные ведра?! Прошу прекратить безобразие!

Нежно целую, ваш Кунцевич.

P.S. Узнаю, кто это делает, набью джентльмену толстую хохлятскую морду.»

Памперсы прекращали «по недоразумению» попадать в чужие помойки, но через неделю на объявлении появилась приписка корявым почерком – «а твое ведро, джентльмен уважаемый, и без г…на воняет!».

Я повесила на гвоздик следующее послание:

«Тому, кто спер чужую вещь с чердака. Пора прекратить путаницу! Вещь не моя, надо вернуть. Вознаграждение и конфиденциальность гарантирую.

Заранее благодарная Софья Иванова.

Телефон для связи мобильный, я у бабушки.»

Послание было обычным. Вся коммуналка решит, что кто-то опять нечаянно перепутал белье и по ошибке унес его с чердака. Такие недоразумения порой случались, и удивления послание не вызовет. Все пошевелят извилинами, подумают «это не я», и только один человек до конца, до последней буквы проникнет в суть написанного. Этот человек знает или догадывается об убийстве Кирилла, знает, почему я осторожна и скрываюсь, и обязательно выйдет на связь. Я обещала конфиденциальность, и если он не дурак, то сложит дважды два: раз я повесила объявление, значит, о чем-то догадываюсь. И так же этот человек поймет: пока костоломы Туполева не заявились в квартиру, сама по себе Софья Иванова не опасна. Она не в туполевской обойме.

Должен клюнуть. Скорее всего, за несколько лет наблюдений и анализа, Самоед изучил манеру действий Назара – подобный финт не в его стиле. Назар человек решительный, рассусоливать с записочками не станет, я сама недавно в этом убедилась. Чуть что не так, полки в боевой порядок и на приступ, головы сносить.

Только бы охранники не начали шустрить! Только бы не высветили меня! Надо будет еще раз категорически попросить Антона сидеть тихонечко. Когда Самоед мне позвонит, я стану так ему необходима, что за свою любимую шкурку можно будет уже не опасаться.

Выйдя из дома, я дошла до остановки троллейбуса, остановила маршрутку едущую до областной больницы, и вышла через триста метров, объяснив водителю, что забыла дома кошелек. Место для остановки выбрала у тихого проходного двора и бегом, оглядываясь, перебежала на параллельную улицу с трамвайными путями.

Две остановки и я у кинотеатра.

Антон – я отметила, что стоял он как озябший хмурый работяга, – ждал меня между колоннами у входа в кассы. Никаких здоровенных лбов в окрестностях не наблюдалось, шикарный автомобиль припарковался где-то во дворах, начальник личной охраны олигарха походил на слесаря, озабоченного единственной мыслью: где б похмелиться?!

Я прошла мимо него в кассовый зал и встала у батареи лицом к окну.

– Все привезли? – спросила, когда за спиной остановилась серая тень.