Пристрелите загнанную лошадь

Я перемудрила сама себя, я чуть было не отправила сама себя на тот свет. Себя и еще, возможно, и даже скорее всего, Назара Туполева.

Страх стекал по спине горячей волной, а руки окоченели. Раздавленная железными колесами левая перчатка прилипла к рельсам, правая валялась на проезжей части. Я подняла руки на уровень глаз и почти увидела: острый нож, зажатый в сильной мужской ладони, отрезает мне фалангу за фалангой, тихий голос задает вопросы и проверяет правдивость ответов последовательным хрустом костей.

Бр-р-р. Я спрятала руки в карманы. Словно от него.

Антона все не перезванивал. Предчувствуя самое плохое, я подняла воротник куртки и съежившись, укрылась в ней до бровей. Рано ты, Сонька, в шпионы собралась. Тебе бы в детский садик, детишкам компоты подавать…

Мобильник дернулся в ладони, я подняла трубку и испуганно выдохнула:

– Ну?!

– Не знаю, Софья Николаевна, как и почему вы догадались, – я замерла в ужасе, – что именно сейчас поступит звонок…

– Он позвонил?! – перебила я и почувствовала, как сползаю спиной по бетонному столбу вниз.

– Да. Буквально в ту же минуту, что я разговаривал с нашим человеком по мобильному телефону и давал отбой, в больницу позвонили и спросили о поступлении пациентки из вашего города. Фамилии не называли. Мой человек ответил, что на сегодняшний день поступлений вообще не было. Никаких.

– Они успели… ваши ребята. – Если раньше я вопила, то теперь едва слышно сипела в рубку. Но видимо, у Антона был хороший слух, и он ободряюще произнес:

– Успели, Софья Николаевна. Только-только.

– Слава богу, – заплетающимся языком, прошелестела я.

– Софья Николаевна! – крикнул голос в трубке. – Вам плохо? Что-то вас совсем не слышно. Где вы?

– Я все тут.

– Где конкретно?

– У столба. Но вообще, это не важно.

Я чувствовала, как пылает лицо, прижимала ладони к разгоряченному лбу и, мало что понимая, слушала Антона. На какой-то момент испуг лишил меня возможности существовать нормально.

– Софья Николаевна, – бубнила трубка, – мне надо знать, почему вы дали отбой. Почему именно сейчас, объясните! – Я не отвечала, сил не было, но Антон требовал ответа: – Вы вышли на Самоеда? Да?

– Он вышел, – хрипло ответила я.

– Но как?! Как?! – Молчун Антон трещал не переставая, пожалуй, он сама находился несколько в шоке. – Это действительно был Самоед?!

– Да. Точнее, я надеюсь. Он же одиночка.

– Черт, Софья Николаевна, – выругался Антон и выпалил: – Я тут отключусь на минуточку, надо с мыслями собраться. – И опомнившись: – Вам помощь нужна?

– Нет.

И мы на время расстались. Думаю, в тот момент начальник личной охраны олигарха не с мыслями собирался, а звонил шефу и вопил в трубку: «Шеф, шеф! Она вышла на Самоеда!!»

Я отлепилась от фонарного столба и поискала глазами аптеку или винный магазин. Не знаю, как описать ощущения, давившие на меня со всех сторон, но, пожалуй, они были сродни состоянию человека, увидевшего у своих глаз дуло направленного пистолета и почувствовавшего, как пуля чиркнула у виска. Мне было так плохо, что казалось, один позыв рвоты вышвырнет на мостовую все внутренности – сердце, желудок, сжавшуюся в комок печень и метры, метры кишечника. Я чуть было не состряпала собственными руками смертный приговор! Что было б, не догадайся я в каком-то внезапном озарении, что иду в ловушку, расставленную для другого? Думаю, ничего хорошего, а тем более продолжительного. В ближайшие дни Тушкоев и компания со слезами возлагали бы венок на свежую могилу.

Винного магазина или аптеки поблизости не оказалось. Я подобрала с земли тяжелую спортивную сумку с бумагами и вещами на смену и голоснула частника. Серый «жигуль» замер у бордюра, я, ничего не спрашивая, распахнула заднюю дверцу и забралась в салон:

– К драмтеатру, пожалуйста. – У моей свекрови всегда найдется бутылочка настоящего коньяка и скляночка с успокоительными каплями.

Ехать было недалеко, и когда я уже расплатилась с водителем, в кармане запиликал сотовый телефон. Выйдя из машины, я ответила:

– Да, Антон.

– Софья Николаевна, почему вы все же отказались от регистрации бабушки в больнице? – Антон разговаривал уже совершенно спокойно, видимо, отчет шефу слегка организовал.

– Я жива только до тех пор, пока Самоед полагает, что я одна, – вяло, в который раз начала объяснять. – Как ты думаешь, Антон, что б подумал Самоед, узнав, что у нищей соседки-студентки вдруг появился покровитель, способный за несколько часов провести по документам несуществующую больную? Он бы решил, что я не так проста и действую в связке.

– Черт, – буркнул Антон.

– Вот именно. Я бы на его месте не поленилась и как-нибудь проверила, существует ли вообще эта бабушка. Как-никак лоб под пули подставлять, тут любой лениться перестанет, сто раз перестрахуется.

– А телеграмма? Ваше отсутствие?

– Это нормально. Телеграмму из родного города могла отправить подруга. – Я была смертельно измотана, но понимала, что после объявления по мою душу Самоеда, Туполев всерьез возьмется за добровольную помощницу и потребует объяснения любого поступка. Он четыре года ищет киллера, а я вышла на него за двенадцать часов. Потому я была терпелива и убедительна. – Такие телеграммы удивления не вызывают: девушка решила пару дней от работы закосить, попросила подругу, та поверила и помогла.

– Ну, это-то понятно, – согласился Антон. – Но теперь…

– А теперь, – перебила я, – Самоед знает, что я испугана и потому скрываюсь. Что у меня нет крыши, нет покровителя и я действую в одиночку. Только в этом случае он выйдет на связь. Все, Антон, я устала.

– Подождите, Софья Николаевна! – выпалил охранник и замялся: – Вы это… берегите себя. Пожалуйста.

Милый, милый Антон. Твой хозяин отупел от ожидания смерти или пули в позвоночник, он свыкся с соседством безносой и не видит чужого страха. Он привык, закаменел и стал бесчувственным. А ты еще способен понять, как это страшно – гулять под топором.

– Спасибо, – булькнув горлом, сказала я и щелкнула кодовым замком подъезда Анны Леопольдовны.

Чужая доброта всегда действовала на меня укрепляюще. Под ласковым вниманием я никогда не распускала нюни «ах, пожалейте меня бедняжечку», а наоборот собиралась и становилась лучше. Помню, иду как-то с детской коляской моей сестренки, устала страшно, сумки тяжелые, а впереди крыльцо с высокими ступенями. Подхожу к крыльцу и думаю: «Хоть бы одна зараза помощь предложила!»

Не успела подумать, как с лавочки возле подъезда вскакивает старичок, подбегает ко мне и говорит: «Давайте помогу колясочку втащить».

И что вы думаете, тут же делаю я? Я ласково отпихиваю доброго старичка в сторону и бормочу:

– Что вы, что вы, я сама.

Такая вот упрямая идиотка Софья Иванова. Иванову только пожалей немножечко, и она горы свернет. Веревки и гвозди из таких идиоток хорошие получаются. «Гвозди б делать из этих людей: крепче б не было в мире гвоздей», – это обо мне Маяковский написал.

– Что-то ты, Софья, совсем плохо выглядишь, – с порога приветствовала меня свекровь. – Борщ будешь?

– Буду, – киваю я. – А выпить найдется?

Свекровь пристально посмотрела на меня и мотнула подбородком:

– Поищем.

Через час, отдохнувшая и морально окрепшая, я заперлась в кабинете Великого Хирурга и достала из спортивной сумки пакет с бумагами по Самоеду. По моим представлениям, киллер сейчас находится в цейтноте, а сколько времени займет у меня читка и анализ – не известно, так что лучше не откладывать дело в долгий ящик и поторопиться. Уже сегодня он может выйти на связь, а я совершенно не представляю, как с ним разговаривать. О чем – знаю, но не знаю – как. Я не чувствую этого человека и могу совершить ошибку. Уже чуть было не совершила. Только после второй рюмки коньяку меня оставили видения отрезанных пальцев и мертвых тел. Если я не смогу остановить убийцу, сколько еще человек погибнет от его пуль? Туполева и меня он бы точно достал и вряд ли остановился на этом. Убийство – его профессия, и таких зверей надо останавливать.