Миллион для гения

– В первый раз что ли? – воскликнул парень, глядя на его пакет и, заметив нерешительность во взгляде: – Новичок? Давай, не боись! – засмеялся он. – Давай-давай, не тормози, а я за тобой.

И легко подтолкнул коленом Леонидова в открытые двери тамбура прямо в вагон. Двери за ним закрылись, и он оказался один на один с публикой…

Леонидов смутился и растерянно смотрел на них, а они на него. Держал в руках пакет с книгами, а люди ждали – что же он принес, что он им предложит? А он робко стоял, не в силах вымолвить ни слова. И только одно слово застряло в мозгах – то, которое он мысленно произнес. Но он ничего не говорил! Он молчал! С самого утра он никому ничего не сказал! Обернулся к дверям с желанием скрыться, сбежать, исчезнуть, раствориться в толпе, снова стать пассажиром, но вдруг остановился и замер.

– «ПУБЛИКА!» – осенило его. – Это самая настоящая публика! Вот откуда он это помнил, вот где видел ЭТО. Публика, которая сидит в театре, а он актер. Просто актер, который играет роль. Тамбур – это карманы за сценой, двери – кулисы, а вагон – самый настоящий зрительный зал, посередине которого находилась сцена!

И тут все встало на свои места. Чувство, такое знакомое, но давно забытое, ощущение, когда ты снова и снова выходишь на сцену, делаешь это в сотый, в тысячный раз, а публика смотрит и ждет! Так чего же ты молчишь?

Все промелькнуло мгновенно в голове. Он обернулся и неожиданно громким, уверенным голосом заговорил:

– Книги московского писателя, автора психологических историй, приключенческих новелл, романов-катастроф, романов-утопий. Все по сто рублей. Все по цене типографий. Вы получите истинное удовольствие от времени, проведенного с ними. Ваша дорога не покажется долгой, а день этот станет для вас добрым и принесет удачу. Эти истории не смогут оставить вас равнодушными…

Он долго что-то говорил, неся ерунду, околесицу, но чувствовал себя, как дома, как на сцене. А сцена и была когда-то его родным домом. Теперь ему не нужно было вдохновения. Все те годы, которые он, затаившись, провел в скучном офисе фирмы, пытаясь забыть, зачем родился, столько лет учился, ставил спектакли, играл – это чувство невысказанности восстало в памяти и теперь толкало на новую для него сцену. Он снова был перед зрителями, он играл, импровизировал, рассказывал короткие эпизоды из книг, готов был сыграть все роли, посеять интригу, заинтересовать. Ведь за право быть услышанным нужно бороться, нужно платить. Говорят, актер (настоящий актер) во время спектакля теряет столько же энергии, сколько летчик-испытатель при полете, сколько сил теряет пловец на длинной холодной воде. Но сил этих жалко не было, потому что к финалу ты сумеешь сказать то, что должен был, что хотел сказать, поделиться, отдать. Поэтому сил этих было совсем не жалко. А в награду – просветленные глаза зрителей – значит, оно того стоило…

– Дай какой-нибудь детективчик, – пропустил он мимо ушей, продолжая трепетный монолог. – Стой, куда пошел, дай книжку-то посмотреть!

Тут он замер, сначала не понял, потом уставился на незнакомого парня. Тот сидел, отпивая из металлической банки пиво, и смотрел на него.

– Что молчишь, книжку дашь или как?

Он удивился. Остановился. Свет прожекторов не слепил глаза, а зритель почему-то с ним разговаривал, вклиниваясь в спектакль! Здесь такие правила игры! – понял он. – Здесь нет четвертой стены, нет рампы. Просто ты один на один со своим зрителем! Как все изменилось. Другие правила игры, другой жанр!

– Детектива нет, – произнес он, – вот, возьми, тебе понравится.

– Не-е-е, – протянул тот, – стольник за детектив отдал бы, а так, – и с сомнением посмотрел на книгу. – А кто такой Леонидов? – спросил он. После этих слов Леонидов неожиданно для себя произнес: – А не надо никакого стольника, просто бери и читай, понравится, в следующий раз заплатишь. Как-нибудь потом, не сейчас. Или вообще ничего не надо. Держи.

– Чо! Серьезно что ли? – удивился тот, подозрительно уставившись на Леонидова.

– Бери-бери, не стесняйся.

– Без дураков?… А можно я возьму… две, – загорелись глаза паренька.

– Бери все четыре, – сказал Леонидов.

Тот выхватил из его рук бесплатные книги, отставил пиво и, забыв сказать спасибо, уткнулся в одну из них. Леонидов шел дальше какое-то время по вагону, продолжая свой монолог, у самого тамбура обернулся и посмотрел на парня. Тот сидел и неотрывно, строка за строкой, читал его книгу, прижимая к себе остальные. Банка пива стояла в стороне, он забыл он ней и теперь сосредоточенно читал. Так Леонидов впервые в жизни увидел, как его читают. Как, не отрываясь, перелистывают страницы его книги! Это было непередаваемое чувство! Он не расскажет об этом Гале, даже Петрову не расскажет, но не забудет этого никогда!

– Ну, и что ты здесь делаешь? – услышал он голос человека рядом с собой. Тот прижал его в тамбуре к стене вагона, где больше никого не было, и дышал легким утренним перегаром.

– Ты чего делаешь на моей территории? – продолжил тот. – Нехорошо!

Леонидов с интересом его рассматривал.

– Чего молчишь, давай башляй, просто так что ли?

– Это не территория, а поезд, ты контролер что ли? – спокойно возразил Леонидов.

– Это мой поезд! – ответил человек. – И разрешения здесь спрашивают у меня?

Леонидов мигом оценил весовую категорию противника. Ему ничего не стоило пнуть того, и молодой парень растворился бы в этом вагоне, не задавая больше вопросов. Но он произнес: – Рад познакомиться с человеком, у которого есть целый поезд.

Он прекрасно знал правила так называемой торговли. А они были просты – пнешь этого, через минуту придут пятеро таких же молодых, с таким же легким перегаром.

– Не надо со мной шутить, – произнес парень, – что там у тебя?

Он вынул из пакета Леонидова книги и разочарованно произнес: – Книги? – и с жалостью на него посмотрел. – По чем толкаешь?

– По сто рублей.

– По сто, – задумался хозяин поезда. – Ладно, давай пятьсот в день, а там посмотрим.

У Леонидова не было таких денег, у него оставалось только на проезд. Парень видимо это понял. Пауза затянулась.

– Что же ты без взноса пришел на точку? Новичок? Чем будешь аренду платить?

Наконец сжалился: – Ладно, давай товаром, только в следующий раз плати аккуратно. У меня порядок должен быть.

Вынув без спроса пять книг из пакета Леонидова, переложил их в свою сумку. Потом добавил:

– У меня пять поездов.

Он дал Леонидову расписание, пометив свои поезда.

– Летаем по этому времени, не перепутай.

– Летаем? – переспросил Леонидов.

– Ну! – коротко ответил тот. – От летучих архаровцев прикрою. Платить будешь утром. – И на прощанье добавил: – Иди, работай, чего стоишь?… Книги!.. Смешно! – бормоча эти слова, он исчез.

Леонидов пересчитал оставшиеся книги и пошел по вагонам. За весь день ему так и не удалось продать ни одной книги, спрашивали почему-то одни детективы, а их он не писал. Как-то раз он слышал, что одна писательница написала и издала за один год 154 детектива. Почему-то он запомнил эту цифру и этот потрясающий факт. Получается, что писала она по одному «роману» за два дня. А у него не было ни одного детектива, и работал он месяцами. И почему он не писал детективы? Может, стоило написать один, только настоящий?

Леонидов, уставший, но довольный, возвращался домой. Непроданный «товар» лежал в сумке, кошелек был пуст. Зато сегодня он впервые увидел, как человек открывал его книгу и читал, сегодня его приняли на работу, только платили не ему, а он сам – по 500 рублей в день. Работал он снова в театре, который назывался точкой, работал на сцене, которая находилась в летающих поездах, где сидели зрители-пассажиры, а поездов таких было пять! Головокружительная карьера – и все за один день!

28

Клейзмер шел по улицам родного города, взирая по сторонам. Он любовался им, смотрел с восторгом на людей, на птиц, на дома, покрытые снегом, разглядывал все это словно, видел впервые, пробудившись от долгой спячки. Раньше его внимание занимало нечто другое, то, что помещалось в памяти компьютера, на страницах исписанных бумаг, в формулах, в его голове, воображении. Но, теперь… Ему безумно интересны были эти люди. Он многие годы не видел их, не замечал, просто не смотрел в их сторону, заглядывая куда-то вглубь себя, и бился в пределах неуемной фантазии. Он рассчитывал мир, который находился в его воображении. Доказал его, и теперь, поняв, как он прекрасен, хотел рассмотреть ближе. В его руках был футляр со скрипкой, и он, как странник, гость с далекой планеты, путешествовал по родному-чужому городу, рассматривая его, словно ребенок, радуясь каждому случайному прохожему. Он привыкал к этим людям и городу, который не видел очень давно. А над головой было высокое небо, сияло яркое зимнее солнце, а там дальше… Он знал это, он чувствовал! Оставалось только рассказать кому-то еще. Рассказать всем! И глаза откроются. Поэтому, шел и улыбался.

На Невском, припорошенном снегом, сновала совсем не праздная толпа, люди спешили по своим делам, и только Казанский Собор спокойно застыл в самом центре и никуда не торопился. И он тоже не торопился. Достал инструмент, встав на ступенях перед Собором, и задумался. Уже хотел взять смычок и начать играть, он был готов к этому, но что-то мешало. Он не был публичным человеком, не выступал на улицах и площадях, лишь перед аудиторией. А теперь… Теперь замер, растерялся и смотрел по сторонам. Разве он сможет? Он должен! Он так хотел этого! Всю свою жизнь он готовился, а теперь стоит, переминаясь с одной замерзшей ноги на другую, и скрипка безвольно повисла в руке. И тут Клейзмер подумал, что все эти люди и ступени, на которых он стоял, и небольшая площадь что-то ему напоминают. Что-то очень и очень знакомое. Когда-то он видел нечто подобное. Где видел? Когда?

Какой-то молодой человек, с интересом остановился поодаль, ожидая. Клейзмер уставился на него, а парень на Клейзмера. Так какое-то время они разглядывали друг друга.

– Чего ты ждешь? Играй! Говори! Ведь ты хотел, ты столько к этому готовился! – снова подумал он.

– Ну, что, – сказал парень, – сыграешь или как? Давай, не тормози!

Клейзмер замер на возвышении-ступенях, смотрел на парня, на прочих зевак, которые любовались Собором (наверное, туристы), а теперь с интересом уставились на него. И тут он прозрел! Конечно! Он видел это раньше, он делал это много раз! Просто, ступени – это кафедра, люди внизу – публика, а площадь – аудитория, которая собрала всех для встречи с ним. Это лекция, которых в жизни он прочитал сотни, тысячи. Делал это в своем городе, в других странах. Только математика сейчас – это скрипка, а музыка – высшая математика, и теперь он будет преподавать ее с этих ступеней!

Он выхватил смычок, как указку.… Нет! Как оружие… Снова нет! Как волшебную палочку и трепетно прикоснулся к инструменту, а люди замерли в восторге и недоумении. Клейзмер водил смычком по струнам, и небо поднималось на немыслимую высоту, солнце светило ярче, превращаясь в огромную звезду, которая согревала город своими горячими лучами, а за ней…