– Привет, – окликнул его знакомый парнишка, которому он подарил книги. Леонидов поздоровался, с волнением посмотрев на молодого человека. Это был первый его читатель. (Галя и Петров не считаются. Они были близкими людьми. Они субъективны. А этот!) Парень, уставившись на него, смотрел как-то странно… и молчал, а Леонидов не решался спросить.
– Так это, оказывается, ты написал? Писатель!
– Ну, я! – ответил Леонидов.
– Знаешь, – продолжил тот, потом поправился, – знаете. А вы мне должны кучу денег!
– Не понял, – удивился Леонидов.
– Ты… Вы говорили, что книжка понравится? Ну, я только детективы читаю, а это…
– Что? – переспросил Леонидов.
– Короче, я прочитал вашу книжку.
– Ну?
– Что, ну? Читал долго. Книжка длинная. Проехал свою остановку, въехал в чужую зону, добрался до конечной. Сидел как дурак и читал. Потом вошли контролеры и развели меня на тысячу рублей! Вот так!
– Ну, извини, – засмеялся Леонидов.
– Понимаешь, – в запале продолжил тот, – я читаю только детективы, фэнтези, короче, попсу всякую, а тут… Я никогда раньше не проезжал своей остановки.
– Хочешь, чтобы я отдал тебе эту тысячу? – спросил Леонидов.
– Дело не в этом, я хотел спросить… А нет еще таких же книг? Ну,… те я уже прочитал. Нет чего-нибудь ещё? Я бы заплатил. Только не сейчас – с получки отдам обязательно.
Леонидов с удивлением посмотрел на парня. Тот не шутил, говорил серьезно. Он не думал, что так можно выражать свое признание.
– Пишу одну, – ответил он. – Скоро закончу, дам почитать, других пока нет.
– Жалко, – ответил парень, – да ты не заморачивайся про штраф – это я так, в шутку. Классно! Чтобы отшибало мозги – такое бывает только с девчонкой или за бутылкой, а тут… Совсем по-другому. Короче, пиши, писатель. Будет готово, дашь почитать, договорились?
– А ты пока деньги на следующий штраф готовь, – засмеялся Леонидов.
Парень ушел, а он стоял в тамбуре, смотрел в окно и думал. Яркий лучик солнца ворвался в эту крошечную железную клетку, осветив его задумчивое лицо, пакет с книгами и людей, которые с мешками и рюкзаками проходили мимо. Этому солнцу со своей высоты было интересно смотреть на человека, который вел себя по-другому, иначе, нежели остальные, прочие в этом вагоне, в поезде, в этом городе, в жизни этой. А Леонидов все стоял и смотрел в окно. Мимо пролетали деревья, дорожные столбы, полустанки, люди, стоящие на платформах, городки и поселки, и только солнце было постоянно, оно висело на призрачной высоте и никуда не исчезало, светило и согревало, а время тоже замерло и не торопилось.
– Летаем, – подумал Леонидов, глядя в окно. – Вот почему – «Летаем»! Иначе и не назовешь.
– Ты куда пропал? – очнулся он, услышав знакомый голос. Рядом стоял хозяин поезда…, пяти поездов, и дышал легким утренним перегаром.
– А, это ты? – с сожалением оторвался он от своих мыслей. Потом полез в карман за деньгами – платой за «точку».
– Прогуливаешь? – спросил тот и засмеялся. – Я тебя несколько дней искал, думал, что соскочил с моих поездов.
– Держи, – Леонидов вынул пятьсот рублей, протянув ему, – как договаривались.
– Не совсем так, – ответил человек, глядя на деньги, – условия изменились.
– Но, у меня больше нет, мы договорились, какого черта? – возмутился Леонидов.
– Ты меня не понял, – сказал тот, тоже достав из кармана пятьсот рублей, которые протянул Леонидову.
– Не понял?
– Почему не сказал, что книги твои? – строго спросил хозяин поездов.
– А что говорить? – ответил он.
– Короче, возвращаю деньги, – сказал это и добавил: – Будешь работать бесплатно, считай, что ты мой гость.
– Да? Ну, спасибо, – удивившись, протянул Леонидов, – а зачем деньгами? Вернул бы книги и все.
– Книги не верну, – ответил парень, – книги я взял себе. Купил у тебя. Четыре штуки, а пятую продал. Так что, держи, – и сунул деньги. Леонидов стоял ошарашенный. Он не знал, что сказать. А хозяин поездов, (пяти поездов!), достав из сумки одну из его книг, произнес: – Оставь мне это…, типа…, ну, как это называется, – и протянул ручку.
– Автограф? – подсказал Леонидов.
– Ну, типа того.
Леонидов покраснел, черкнул на титульной странице и вернул книгу назад.
– А больше почитать нечего? – спросил тот.
– Пока нет. Пишу, – ответил Леонидов.
– Ну, допишешь, дай почитать, – сказал тот, пожав на прощанье руку, собираясь уйти. – Расписание не потеряй, летаем строго по этому времени. Давай, писатель! Бывай! Пиши! Рад был познакомиться.
И он исчез в глубине вагона. А Леонидов долго стоял, рассматривая купюру, которая сверкала в свете яркого солнца. Когда-то он зарабатывал пачки таких денег, а тут стоял, и не мог оторвать взгляда от этой бумажки.
– Таких денег? – подумал он, – нет, таких он не зарабатывал никогда. За его книги это был первый гонорар.
30
Клейзмер снова отправился на встречу со своим городом. Он шел к его улицам и площадям, гранитной набережной замерзшей Невы к людям, живущим там. Вчера ему не составило труда унести ноги от целой армии блюстителей порядка. Ему это ничего не стоило. Он был способен на многое, на все! Вот только не знал, с какой стороны подступиться, подойти к тем людям, чтобы ему не мешали. Он «завелся» (как иногда говорят), и теперь путь у него был один – из надоевшей квартиры в город. Он шел по его улицам, легко, с удовольствием преодолевая километры пути, озираясь по сторонам. А в руках нес старенький музыкальный инструмент, скрипку, которой вчера так и не дали доиграть, и теперь он шел, оглядываясь и улыбаясь…
В незнакомом дворике увидел толпу ребятни, играющей в войну. Они построили из снега две высокие горки и, прячась за ними, расстреливали друг друга твердыми снежками. Клейзмер постоял, посмотрел на них, вынул инструмент и заиграл. Дети сначала не поняли, потом прислушались и замерли, остановив веселую игру – эту бессмысленную войну. Они смотрели на него и слушали, внимая удивительным звукам. А высокий человек с черной развевающейся бородой на холодном ветру, все продолжал играть, выводя ноты, словно таинственные символы на снегу. Он чертил в морозном воздухе неизвестные формулы, которые не требовали доказательств. Просто играл, а музыка уже заполняла весь темный двор-колодец, зажатый серыми бетонными стенами. Пространство становилось больше, музыка громче, дома раздвигались, и уже огромная площадь была под ногами, а посреди нее стояла толпа детворы и заворожено слушала музыку без мелодии, без нот, и только звуки будили в маленьких детских сердцах что-то неведомое ранее…
Вдруг смычок выпал из его руки и, словно острый кинжал, вонзился в высокий сугроб, а человек схватился за лицо, залепленное мокрым снегом. Он не успел отряхнуться, а в него уже летели десятки, сотни снежков, они больно колотили по голове, по всему телу, попадали в скрипку, которую тот пытался удержать, но, все было тщетно. Ребятня с диким восторгом продолжала свою войну. Появился удивительный противник, высокий, бородатый, с длинными волосами – прекрасная мишень! Его не защищала никакая стена, и они смело шли в атаку.
– Ни фига себе! – воскликнул парнишка, который и начал эту войну. И теперь все эти маленькие люди смотрели наверх. А на крыше одного из домов стоял черный бородатый человек, продолжая играть на скрипке.
– Давай! Стреляй в него! – опомнился мальчик, – наверх, на крышу!
Детвора забежала в подъезд, а снизу остались самые меткие стрелки, продолжая вести прицельный огонь.
– Бей его! Выше! Еще выше! – корректировал расстрел парнишка. Тут один белый тяжелый снаряд попал в окошко, и звон разбитого стекла возвестил о конце игры. Дети разбежались кто куда, и только этот человек остался один там, наверху, растерянно глядя вниз. Потом и он исчез.
Репортаж с места событий: