Одиннадцатое августа

– Дим, я тебе говорил, это масло с гроба Господня в Иерусалиме. Бога благодари. Это его работа. А когда выйдешь, поставь Ему свечку в церкви за то, что не ослеп.

– Хорошо, я так и сделаю.

– Не забудь. Хорошее быстро забывается. Но Бог тебя точно не оставил.

Через год я уволился из колонии. Инициатором перевода в торговый техникум стал протоиерей Николай Марковский и диакон Гавриил (Агабеков). Вдвоём они уговорили меня уйти из колонии. Им очень не нравилась моя спокойная и благословлённая протоиереем Николаем Щелочковым работа. За мной захлопнулась массивная железная дверь. Остались строчки, которые можно написать только на зоне.

Свет обрезан у глаз

Тишиною свинца.

И от тяжести век

Онемела душа.

Матушкины бриллианты

Отец Леонтий очень любил свой храм и прихожан. Он всегда старался порадовать их каким-нибудь сюрпризом. В марте 2010 года в Свято-Михайловском кафедральном соборе города Мариуполя объявили о приезде мощей блаженной Матроны Московской. Везли их издалёка. Частица её руки (десницы) покоилась в Северодвинске.

В день приезда мощей в соборе собрались сотни людей. Остальные выстроились в очереди на аллее, ведущей к собору. Приехал на Левый берег и я. Народу много, захожу в притвор. По углам сидят матушки (жёны священников), на раскладных столиках продают свечки, масло, иконки Матронушки. Выбрал где поменьше людей, занял очередь. Выстоял, наклоняюсь к окошку, говорю:

– Матушка, дайте то и то, – перечисляю.

Как вдруг мой взгляд остановился на пальцах матушки. О-го-го! Мои глаза ослепило от игры настоящих бриллиантов. На обеих руках красовалось не меньше пяти перстней и колец с бриллиантами и бриллиантиками.

Кольца Лорелейн Шварц не дают покоя мариупольским матушкам.

Я посмотрел на женщину. Наехало, что ли? На кой продавцу церковной лавки, находясь на послушании в храме, надевать весь свой ювелирный запас? Понятно, обручальное колечко, хоть из платины, не в счёт. В недоумении достал деньги, расплатился, вышел из очереди.

По углам, где сидели ещё две матушки, образовался зазор. Обычно в такие дни в книжных развалах можно найти что-то поинтереснее. Втиснулся в очередь и стал разглядывать книжки. Но и здесь тоже самое. Обе руки матушки излучают алмазные брызги. По три кольца на обеих руках.

Выбрался из очереди и теперь уже ради любопытства иду к третьему столу. Там сидит совсем ещё юная матушка. Встаю на цыпочки, перегибаюсь через очередь и теперь уже ради интереса ищу взглядом руки попадьи.

Меня начинает душить смех. Третья матушка, видно, совсем недавно включилась в алмазный марафон. Не отстать бы от наперсниц! Всего четыре кольца с бриллиантами.

Смотрю на всех троих. А они словно ослепли. Торгуют по немыслимым ценам, на очередное колечко деньги прикладывают (что ты, себе – ни-ни, на отопление храма).

Ну и Матрона! Чудотворица! При её появлении одни молиться начинают, другие бриллианты выставляют напоказ. Самое обидное, если жёны батюшек прочитают этот короткий рассказ, тут же перейдут в наступление.

– Клевета! Никто из нас отродясь бриллиантов-то не видал. Живём в нищете, нужде, чёрным хлебом с квасом перебиваемся. Какие могут быть бриллианты, когда кругом война идёт.

Или скажут: это всё мамино (перешло по наследству). Или: да, были бриллианты, остались от мирной жизни, но мы их проели.

Она и на самом деле идёт, эта древняя война человека с Богом.

Гвоздь

В 1999 году 14 июля я получил из США пять бумажных икон царя-мученика Николая II. Отправили их второго июля в день памяти святителя Иоанна Шанхайского. Три большие и две поменьше. Они лежали в огромном жёлтом конверте без письма.

Тогда купить готовые рамки со стеклом была проблема. Пришлось, болея желудком, из последних сил делать всё самому. Столярничал на балконе, и не заметил, как длинная рейка с торчащими гвоздями упала на пол. Уходя с балкона, я встал босой ногой прямо на гвоздь. Меня удивил звук скрипящей двери. Оказывается, так скрипит мышца, в которую входит гвоздь. Когда гвоздь выдернул из ноги, кровь горошинами покатилась на ковёр, половик в прихожей. На ногу встать было невозможно, пришлось прыгать на одной ноге по квартире. Вычитал вечерние молитвы и лёг спать.

Икона царя-мученика Николая. Именно их рассылал центр памяти святого царя-мученика в США.

Проснулся я без боли в ноге. Проникающей раны не было и в помине. Не поверив, стал искать при помощи зеркала, на ощупь, следы. Следов не было. Ужас пробрал меня. «Померещилось, не было никакого гвоздя», – стал себя успокаивать. Как вдруг взгляд мой натолкнулся на чёрные горошины крови, пунктиром лёгшие на светлый половик. Да и на рейке остался торчать злополучный гвоздь – одиннадцать миллиметров зашло в глубь ноги.

Я болел непрестанно пятый год, но Бог-чудотворец не обращал на мои муки никакого внимания. А тут явное и совсем непонятное исчезновение раны от пяти икон царя-мученика. Ужас долго не покидал меня. «Как же это так – была рана и нет её», – всё спрашивал сам себя и не находил ответа.

Святые мученики Киприан и Иустина

Есть брошюры «Как защитить себя от чародейства» и подобная ей «Как защититься от чародейства». Их какие только епархиальные издатели не издавали, крадя друг у друга оригинал-макеты, диапозитивы и просто ксерокопии хорошо раскупающихся книжек. Обложка этого «православного самиздата» конца девяностых чаще всего перепечатывала икону святых мучеников Киприана и Иустины современного московского иконописца.

Вот на них следует остановиться подробнее. Икона представляет из себя следующее. На фоне жиденькой северорусской природы стоят высоченные мужчина и женщина. Мужик по виду русак, эдак с год не стригший своих волос. Женщина миловидна, но какая-то блёклая. В руках у мужчины евангелие. Вдали течет река, по виду Ока до Серпухова. Вот и вся иконопись. Полный фонарь. Окно в другой мир.

С точки зрения канонов, принятых в православной иконописи, всё нормально. «Иконописец писал», скорее всего, кого-то из своих приятелей и приятельниц. А, может, самого себя и свою супругу. Этого человека можно понять – нет у нас иконы святых Киприана и Иустины, которую можно взять за образец. Не от чего было оттолкнуться. Киприана и Иустину люди не видели давно.

Та самая икона священномученика Киприана и мученицы Иустины как основа книжных обложек «Как защититься от чародейства».

Тридцатого июля 1998 года, измученный постоянными болями, огнём, разъедающим всё тело изнутри, заснул тяжёлым сном. Последнее, что помнил из обычного сна, духовник возле какого-то подземного перехода благословил меня и я спустился вниз. Вышел уже на другой стороне улицы и взяв вправо, стал подниматься на высокую гору. По горе вилась проторенная тропинка. Задрав голову, отметил, что Земля кончилась и надо мной небо с облаками царствия небесного. Так высоко никогда не поднимался.

На самом верху горы стояла маленькая церковь, весьма похожая на ту в Иерусалиме, что на Масличной горе – Марии Магдалины, где почивают мощи святой преподобномученицы Елизаветы и ключницы Варвары. Только меньше размером и очень красивая. Крещусь, вхожу в храм. Через цветные стёкла на пол падают разноцветные блики. Такое чувство, что внутри полно пыли, но её нигде нет. Было как-то не по себе. Роспись, иконы, подсвечники, амвон, алтарь – всё, как на Земле. Только людей в храме нет. Воздух настоян, напоён чем-то тягучим, крепким. Дух перехватывает. Воздух молитв.

Дохожу до амвона. На нём стоят два человека, женщина и мужчина. Пара. На женщине схима. Мужчина в рясе с большим крестом на груди. Но это епископ. В IV веке такие большие грубоватые православные распятия носили на толстых серебряных цепях только епископы. Священство не носило ничего.

Дохожу до женщины. Из-под рясы выглядывают туфельки, как на наших православных иконах. Поднимаю глаза. Наши взгляды встретились. О! Какие глаза! Оторопь взяла! Синь красоты неописуемой! Можно нырнуть и уже не вынырнуть никогда. Лицо редкой красоты на длинной шее. Но всё тело до подбородка забрано монашеским одеянием. Есть только лик, от которого захватывает дух! Смотрю. Молчу. И пара молчит.

Вдруг эта женщина снимает с себя часть одежды схимницы, которую носят на шее и надевает её на меня. Подарок. Только что он означает, мне неведомо. Как и само название этой части одежды схимницы. При этом она не произнесла ни слова.

Делаю шаг. И вот я уже стою напротив мужчины. В отличие от женщины с ростом и лицом фотомодели (но нынешние дивы по сравнению с нею просто убогие замарашки или уродки), мужчина мал. На голову ниже её. Их рост резко контрастирует по сравнению с обычным ростом мужчины и женщины. Всё наоборот. Женщина высока, мужчина низок. Примерно метр пятьдесят пять, не больше.

Лицо мужчины представляло из себя по виду лицо подвижника или пустынножителя. Густая чёрная борода. Растёт прямо от глаз. Но она не заслоняет серебряного креста. Тот покоится поверх бороды. Глаза карие, маленькие. Кожа у обоих смуглая или это следы южного солнца. По строению лица мужчина и женщина являются эллинами.

Это, однозначно, греки, а не русские, сирийцы или персы. Волосы мужчины густые, чёрные, с синим отливом и едва заметной проседью. Лицо очень и очень суровое. Мужественное. Видно, хлебанул через край скорбей и ужасов. Сердце словно запеклось у этого низенького человека. Он ничего мне не дал. Руки у обоих были свободные.

В какой-то момент я подумал, что всё это бесовские призраки. Меня просто разыгрывают. Тут же по моим ногам пробежал едва заметный ветерок. Покрывала или монашеские одежды немедленно ответили лёгким покачиванием в такт ветерку. Это ощущение тихой, спокойной прохлады было настолько реально и в тоже время необычно, что я до сих пор помню то состояние.

Самое главное, что осталось в моём сердце – духовное слияние, в котором пребывала эта пара. Такого единства, единения душ, соединения душ, взаимопонимания душ, на Земле просто нет.

Православные семьи. Семьи священников. Что о них можно сказать? После того, что я почувствовал, глядя на эту пару небесных жителей, о каком-то смысле создания таких семей можно только молчать. Это биологические фермы размножения и воспитания человеческих мальков. Физиология совокупления по уставу для одних. С очень быстрым переходом к половому воздержанию для других. И только!

Формы христианского быта. Настолько заземлённого по сравнению с увиденным, что даже красота земных женщин после лица Иустины стала казаться мне каким-то уродством. Вокруг себя я находил только вырождение. Она, эта форма, наполненная полноценной христианской жизнью, смирением, терпением, причащением, не приведёт ни в эту церковь, ни к этому удивительному союзу двух душ, ставшей одной. С сохранением свободы каждого. Трудно осквернённым языком объяснит состояние тех, кто в раю. Ещё труднее достичь его! Те, кто взял на себя подвиг супружества, именно подвиг, а не его имитацию, будут ниже.

Во мне всё умерло. Выйдя из церкви Киприана и Иустины, точно так спустился вниз. Вновь в какой-то момент почувствовал – небо стало другим. Небесное сменилось земным. Я вернулся в тело, на Землю. А сам сон рассказал духовнику только спустя три года. Он молчал. Тогда я спросил его.

– Батюшка! Этот сон прелесть?

Священник покачал головой. Нет. Вновь вопрошаю.

– Для чего мученица Иустина дала мне часть своих схимнических одежд?