Антикварный магазин в Дубулты. Библиотека журнала «Вторник»

У Антонины была и другая сила – сильный взгляд. Бывало, только посмотрит, и сильная боль сразу уходит. И от других бед мог спасти ее взгляд. Она избавляла людей от пьянства, падучей болезни, даже от безумия.

Ее уважали в деревне, но и немного побаивались. Из-за взгляда. Его мало кто мог выдержать. Только отец Флавиан и еще два старца.

Лечение недугов, помощь людям всегда было основным занятием Антонины. С детства хромала, и глаза немного косили. Мальчишки, да и сам Флавиан – они с Антониной почти ровесники – дразнили ее. Звали косой хромоножкой. Оттого она от всех держалась в стороне, а потом пристрастилась ходить к одной из старух, которая знала полезные травы, заговаривала недуги. Так со временем и переняла ее дело.

Детских обид Антонина не помнила. Будто забыла, как другие девки смеялись над ней из-за хромоты, косоглазия, как почти никто из парней не звал ее погулять. Двое, правда, начинали ухаживать. Но она отказывала им. Почему, было ведомо только ей, Антонине.

Насмешки не озлобили Антонину. Ее душа осталась чистой. Отец Флавиан знал об этом, ведь исповедовал ее, как и всех других. Она всегда помогала каждому, чем могла. Всегда люди надеялись на нее.

Теперь же, что не делала целительница с детьми, ничем не могла помочь им. Даже ее взгляд оказался почти бессилен. Медленно, но верно хвороба захватывала детей. Они становились все более слабыми. Некоторые уже не могли ходить, жаловались на сильные боли.

Затем начали болеть некоторые взрослые. С ними происходило то же самое, что и детьми. И снова Антонина не могла помочь. Бессилен был и отец Флавиан со своими молитвами. А дела становились все хуже… Скоро ему пришлось исповедовать девочку. Она мучилась от болей в боку, едва говорила. Через неделю ее похоронили. Антонина своим взглядом смогла избавить ее от сильных мук перед смертью. Сутками сидела возле нее, и боли ослабевали. Оттого девочка ушла тихо, будто заснула.

Отец Флавиан не помнил, кто на поминках по ней подал эту мысль – но она почти тотчас завладела всей деревней: болезни пошли после того, как упал камень, а, значит, это зло от него. И по детям оно ударило в первую очередь, потому что они частенько играли около камня.

Верно это, решил отец Флавиан, правильно. Но почему же раньше, когда болезни только начались, об этом никто не подумал? В том числе и он, отец Флавиан.

Сгинул бы этот камень отсюда, глядишь, все наладилось бы. Так рассуждали все.

Но что они могли сделать? Знали: сами, даже если всей деревней возьмутся, камень с места не сдвинут. К властям староверы обращаться не стали. Те их не очень жаловали. Даже новую часовню взамен совсем обветшавшей – еще лет пять и развалится – не разрешили построить!

Тогда написали о беде в Ригу, барону фон Векстелю. Ответа не последовало. У него в Риге была своя жизнь.

Скоро уже не одна, а три новых могилы было на кладбище, что возле деревни. Во всех лежали дети. Антонина облегчила им последние дни своим взглядом, а спасти не смогла. Она много занималась и другими больными, поила их отварами, настойками, читала свои заговоры. Но им становилось все хуже и хуже.

При смерти было еще двое детей. И кузнец, здоровый мужик, который ничем никогда не хворал.

Староверы старались держаться подальше от черного камня. Но это не помогало. Он был очень близко к деревне. Теперь уже почти все в ней недужили. Кто сильно, кто-то лишь начинал болеть.

Горько было решиться, но на сходе люди высказались за одно. Надо уйти из деревни. Другого выхода нет.

Дома пустели один за другим. Все произошло за каких-то несколько дней. Люди покинули дома. Ушли в другие деревни староверов, к родне.

Глава 5

Юрмала, наше время

Я остановился в гостинице «Лиелупе». Это высокое, узкое здание похоже на белоснежный корабль, бросивший якорь в Рижском заливе. Здесь тихо, высокие сосны. На пляже обычно малолюдно. Первые три дня проведу здесь. А потом перееду куда-нибудь…

Разместился и сразу вышел на море, поздоровался с ним, шумным в сильном сегодняшнем ветре. Маме позвонил, вместе его слушали.

– Тоже хочу сюда, – грустно сказала она.

Но ей не стоит уезжать далеко из Москвы. Возраст, а, главное, здоровье…

Я постоял на берегу, затем отправился погулять по некоторым из самых дорогих мест. На автобусе доехал до центра Юрмалы – Майори. А отсюда уже пешком – в соседние Дубулты. Так сложилось, что мое знакомство с Юрмалой, ее узнавание когда-то началось с этого места. Здесь я и хотел побывать в первую очередь.

На улице, по которой я шел, было тихо. Пик курортного сезона не начался, а рабочий день еще не закончился. Мне всегда очень нравилось идти этой дорогой – она ведет к самому любимому месту Юрмалы.

…Оно все ближе и ближе. Я уже вижу высокую стройную лютеранскую церковь Дубулты, деревья вокруг нее. Кирха песочного цвета, он такой теплый в лучах солнца. Она чем-то похожа на рижские соборы. Сходство не только в готических чертах облика. Оно – во впечатлении, производимом храмами, в заложенном изначально и усиленном годами их настроении.

По пути к храму я миновал площадь, где когда-то стоял памятник Ленину. Вождя изваяли в длинном плаще, будто хотели сделать похожим на латышского рыбака, а заодно защитить от прохладного ветра и балтийской сырости.

Сама Юрмала находится между Рижским заливом и полноводной рекой с ласковым названием Лиелупе. А центр Дубулты, куда я направлялся, самая узкая в прямом смысле слова часть курорта. Лиелупе здесь ближе всего к заливу.

Я снова в Дубулты… Ветрено и прохладно, несмотря на солнце в почти безоблачном небе. Железнодорожный вокзал станции с его удивительным образом изогнутой крышей. Уютные улочки. Если пройти еще немного – будет православная Владимирская церковь. Она деревянная, стоит прямо в соснах, выкрашена в голубой цвет….

Мне и хорошо, и грустно. Мама и отец уже не могут сюда приехать. Мама всякий раз, когда я возвращаюсь, засыпает вопросами – где был, как выглядит сейчас то или иное место.

Печально и оттого, что поехал без Марины. Женат, а отдыхать отправился в гордом одиночестве. Какой же это брак, черт возьми? Кажется, начинаю злиться. Скучаю по ней? И да, и нет. Когда мы живем мирно, нам хорошо, но так часто ругаться… Ладно, говорю себе, все это пока надо отставить в сторону. Не стоит сейчас копаться в себе.

По давней привычке зашел в магазин с вывеской Gramаtas («книги» в переводе с латышского – прим. автора). В 80-х, последних годах Padomju Latvia (Советская Латвия – в переводе с латышского – прим. автора), мой отец ухитрился собрать здесь чуть ли не пятую часть нашей тогдашней библиотеки. В Латвии не было такого книжного голода, как в Москве. Теперь здесь книги, в основном, на латышском. На русском их мало, и они дороже, чем у нас, в России.

*****

Кажется, знаю все в Дубулты. Нет, вот оно – новое.

Антикварный магазин. Раньше его здесь не было. Он между Gramаtas и банком. В одноэтажном доме с узким фасадом. Решил, конечно, зайти. Меня всегда привлекали редкие вещицы.

Открываю старую, сохранившуюся еще с ранних советских времен, дверь. Звенит колокольчик, предупреждая хозяина о моем появлении, но никого в магазине не видно. Здесь еще прохладнее, чем на улице. В очень большой, вытянутой в глубину дома комнате, которую он занимает, нет яркого света. День на исходе, солнце клонится к морю. А окна антикварного глядят на другую сторону.

Я иду вдоль этой комнаты, неторопливо, – какое счастье, когда не нужно никуда спешить! – рассматриваю выставленные предметы. Разнообразие поражает. Любителю старины есть из чего выбрать. На полочках книги самых разных годов издания и самой различной тематики, статуэтки, деревянные шкатулки, вазочки. Под стеклом выставлены украшения, монеты – советские, латвийские, немецкие, даже шведские. Мое внимание привлекают несколько старинных серебряных сакт (сакта – любимое традиционное украшение латышей, брошь, отделанная янтарем или недорогими камнями – прим. автора.) Рядом с ними – перстни. Тоже сделаны, скорее всего, в 19-м веке. Впрочем, что толку их разглядывать – эти вещицы не по моему карману.

Отдельное место в магазине занимает атрибутика четырех армий – русской императорской, советской, гитлеровской и довоенной латвийской. Такое сочетание можно встретить только здесь, в Латвии, такова история этой земли.

Я внимательно изучаю все это и невольно вздрагиваю, когда слышу женский голос. Приятный, с волнующей легкой хрипотцой:

– Lab dien! («добрый день» в переводе с латышского – прим. автора) – приветствует неожиданно появившаяся продавщица (а, может, хозяйка?) антикварного.

Она стоит около входа в магазин, рядом с кассой. Видимо, все это время она находилась в каком-нибудь подсобном помещении. Здороваюсь с ней. Тоже на латышском. Хорошо ее вижу. На нее падает свет. Эта женщина привлекательна. Кажется, ей чуть более тридцати.

Одета в темную блузку, застегнутую на все пуговички, узкую прямую юбку чуть ниже колен. Судя по всему, она старается соблюдать дресс-код, подобающий строгому продавцу антиквариата, но что-то в ее внутреннем «я» явно протестует против этих ограничений. Свидетельство тому – туфельки классической формы, но с открытым носом. Ухоженные ноготочки пальчиков ног покрыты лаком бордового цвета.

Она невысокая, очень стройная, прическа недлинная: светлые, слегка выгоревшие волосы спускаются чуть ниже шеи. Элегантная косая челка, закрывающая высокий лоб. Загорелое лицо, высокие скулы, небольшой прямой нос. Черты лица – не вполне латышские, но и не русские. В них – что-то не балтийское, восточное.

У нее очень красивые глаза – миндалевидные карие. В этих больших глазах – ум и грусть. Не сегодняшняя, давняя, сильная. И еще она явно напряжена. Слегка сжала губы. Пристально глядит на меня. Почему, не знаю…

Мне жаль, что в ее красоте – печаль, дума о чем-то тревожном, нерадостном. И все-таки, я чувствую, огонек жизнерадостности в этой женщине есть. Наверное, жизнь вылила на него много воды, но погасить не смогла. Такие люди обычно не слабы духом.

Несмотря на печаль в глазах, сейчас она не только внимательно смотрит на меня, но и явно собирается заняться мной, как клиентом ее магазина.

Кстати, много ли их, клиентов, приходит сюда? В основном, видимо, местные. А туристов, наверное, немного. Магазинчик малозаметен, расположен не в самом оживленном месте Юрмалы. А отели находятся, в основном, в Дзинтари и Майори. Там всегда более многолюдно.

Некоторое время мы просто смотрим друг на друга. Мне, собственно говоря, нечего сказать. Зашел больше из любопытства, не собираюсь пока ничего покупать.

Вскоре она прерывает молчание:

– Вы что-нибудь хотите выбрать, я могу вам помочь? – спрашивает уже на русском.