Антикварный магазин в Дубулты. Библиотека журнала «Вторник»

Магазин в Дубулты отобрали. Петр с детских лет знал, что он будет антикваром и никем иным. Что ж, он им и стал. Проработал почти всю жизнь – вплоть до начала 90-х – в государственном антикварном магазине в Риге. Суррогат того, чего он ждал от жизни. Наемный служащий, не покупатель и не продавец собранных вещей. Собирателю, жившему в нем, тоже приходилось несладко из-за маленькой зарплаты.

Потом наступили новые времена, Латвия снова стала независимой, прежним владельцам начали возвращать собственность. Иванидису вернули дом в Дубулты, где прежде был антикварный магазин. Уже год спустя Петр возобновил дело предков. Магазин был открыт. Наверное, это время стало самым счастливым для уже пожилого грека. Он вернулся к своему настоящему делу.

К сожалению, не смог долго им заниматься. Магазин проработал всего лишь полгода. С Инесе, его единственной дочерью, случилось несчастье. Ей было тогда чуть более двадцати.

Несколько лет она очень серьезно занималась спортивной гимнастикой. И вот однажды произошла довольно обычная для этого вида спорта история – Инесе сорвалась со снаряда. В результате травмы нижняя часть тела оказалась обездвиженной.

Дочь была всем для Петра Иванидиса. С пяти лет он один воспитывал ее.

Мама Инесе, Мария, рано ушла из жизни – эту молодую высокую латышку за считанные месяцы съел скоротечный рак. Она была почти на двадцать пять лет младше Петра. Высокий красивый грек с примесью русской и немецкой кровей всегда был любим женщинами. И сам очень любил их. Оттого, возможно, как сам рассказывал дочери, долго не мог ни на ком остановиться.

Пока, наконец, его не выбрала Мария. Эта молодая женщина первой полюбила его. Сначала он не воспринял ее чувство серьезно, но к самой ней – молоденькой целеустремленной учительнице из почтенной семьи, половина которой была репрессирована, сослана под Барнаул – отнесся с самого начала с нежностью. А нежность быстро переросла в любовь. «Кто-то должен был, наконец, взять меня в руки», – шутя, говорил он после того, как они поженились.

Когда Инесе родилась, ему было около пятидесяти. Она стала для Петра Иванидиса поздним и безумно любимым ребенком.

«Моя принцесса», – так всегда называл ее отец. Его восхищало в ней все – слова, поступки, каждая черточка лица. Ему страшно нравилось, что она маленького роста. «Как моя мама», – растроганно говорил он, глядя на Инесе. И глаза дочери, ее губы тоже напоминали Петру его мать, Анну.

После смерти жены Иванидис не позволил горю лишить себя сил. Знал, что кроме него у Инесе никого нет. Дальние родственники Марии были не в счет. Правда, у него самого была двоюродная сестра, но с ней он почти не знался, имея на то свои причины.

Петр Иванидис старался любить и заботиться о дочери за двоих. Научился разбираться в одежде для девочек, во многих других вещах, о которых большинство отцов имеет самое смутное представление. Вникал во все ее школьные дела, не пропустил ни одного родительского собрания, привечал всех ее подруг, общался с их матерями. Закалял: с середины мая и до сентября по пляжу она ходила только босиком. Может потому никогда и не простужалась

Он развивал ее. Сам Петр получил хорошее образование. Когда учился в Латвийском университете, там еще было много преподавателей дореволюционной школы.

Прогулки с отцом по дюнам, вдоль моря, стали главной школой для Инесе. Она многое узнала. Но отец дал ей не только это. Он помог дочери открыть для себя красоту и глубину мира. Помог полюбить море, сосны…

И в православную Владимирскую церковь в Дубулты они ходили вместе. Здесь отец оставлял ее одну, а сам поднимался наверх – туда, где стоят певчие. Он много лет пел в церковном хоре. Вырос в религиозной семье, но сам в церковь стал часто ходить после того, как родилась дочь.

Отец и дочь вели между собой самые разные разговоры. Петр много рассказывал о своей семье, от которой к этому времени остались лишь они вдвоем – отец был единственным ребенком у своих родителей. Ни один раз они проходили мимо здания, где когда-то находился принадлежащий семейству Иванидисов магазин. Боль отца, лишившегося родного дела, с детских лет стала болью и для Инесе.

Петр Иванидис много рассказывал дочери об антикварном деле, всех его тонкостях. Верил, что когда-нибудь дочь займется именно этим. Пусть даже ей, как и ему, придется всю жизнь работать на государство.

Говорил он с Инесе и о доме с башенкой, где она выросла. Этот дом возле моря построил первый Иванидис, осевший на Балтике. Здесь рождались и умирали все его потомки. После войны, когда денег в семье стало мало, домом долго не занимались. Петр не пожалел средств, даже влез в долги, но привел в порядок семейное жилище. Хотел сохранить дом не только для дочери, но и для ее детей.

Люди, хорошо знавшие Петра Иванидиса и Инесе, обращали внимание на то, что он мог улыбаться, мог быть весел, лишь когда рядом была дочь. Все думали, что он до сих пор скорбит по жене. Но в этом заключалась лишь часть правды.

Он и, правда, скорбел по Марии. Но его скорбь была во сто крат сильнее из-за чувства вины перед ней, которое жило в нем. Петр Иванидис все рассказал Инесе, когда она закончила школу.

Она узнала, что нес в себе ее отец всю жизнь. Она не смогла его осудить. Только утешала его.

*****

Возвращенный магазин стал не нужен Петру Иванидису после травмы дочери. Теперь его место было сначала возле ее постели, а затем – инвалидного кресла. Лишь Господь знает, сколько сил и денег он отдал, чтобы вылечить ее. Инесе консультировали не только латвийские врачи, но и доктора из Германии и Швейцарии.

Магазин пришлось закрыть. Времени на торговлю не было. Самые дорогие вещи из него и из своего запасника, частично сохраненного в советское время, Иванидис продал. И при этом почти не торговался.

Ему было воздано по трудам. Через полтора года после травмы Инесе поднялась на ноги. Ходила с трудом, отец поддерживал ее под руку. Пришла очередь лечебной физкультуры. Набор упражнений подобрали врачи, но тренером Инесе был отец.

Петр Иванидис консультировался со специалистами, читал книги. Они выходили на тренировки ранним утром, девушка не хотела, чтобы кто-нибудь видел ее неуклюжие движения. Иногда она уставала до такой степени, что отец нес ее домой на руках. И так было не один месяц.

Гимнастика помогла Инесе полностью восстановиться. Она снова начала заниматься спортом. Конечно, в соревнованиях, как прежде, не участвовала, но это не самое основное.

Петр поставил свечи во Владимирской церкви в Дубулты, чтобы поблагодарить Господа Бога, апостола Петра и Пантелеймона-целителя за избавление дочери от болезни. Хотел было снова заняться магазином, но пришла другая беда. Торговые дела пришлось опять отложить.

Потрясение от травмы, пережитое Инесе, мучительные размышления о будущем в те месяцы, когда она сидела в инвалидном кресле, произошедший тогда же разрыв с парнем, которого она любила, – он отказался от нее, – все это породило новую болезнь. Не физическую. У Инесе началась депрессия. Настолько сильная, что ее пришлось поместить в психиатрическую больницу.

Она пробыла там почти полгода. Лечение почти не оказывало воздействия. Инесе много плакала. Начала курить. Чем дальше, тем больше. Порой целые дни сидела непричесанная, в нелепой, большого размера больничной пижаме на подоконнике в курилке отделения. Смотрела на людей, проходивших по улице. Думала о том, что у многих из них было счастье. А себя считала навсегда вычеркнутой из жизни.

Петр Иванидис думал только о дочери, снова забыв про магазин. Очень часто приходил к ней, наблюдал за ней, не зная, что предпринять. Положиться на врачей и оставить дочь в больнице в надежде, что его принцесса со временем поправится?

Так поступили бы многие, но пожилой грек после раздумий принял другое решение. Под свою ответственность он забрал Инесе домой. Здесь она принимала те же таблетки, что и больнице. Но основной терапией стали прогулки с отцом, разговоры с ним. В ее душе находили отклик его успокаивающие слова, каждое из которых было продуманным, выстраданным его любовью. Лечила ее и родная сердцу природа. Все это помогло Инесе преодолеть кризис.

Не прошло и месяца после возвращения домой, как она начала улыбаться. В миндалевидных глазах стали изредка появляться веселые огоньки. А вскоре выписанные в больнице таблетки стали ей не нужны.

Из депрессии она вышла другой. Более сильной. С меньшей верой в людей. Особенно мужчин. И с большей любовью к отцу.

Из-за травмы и депрессии Инесе не смогла закончить педагогический техникум. Петр Иванидис не особенно переживал из-за этого. Он сам научил ее многому. Инесе знала четыре языка. Не только русский и латышский, которые были родные для нее. Но еще английский и, конечно, самый главный для ее отца – греческий. Он часто разговаривал с дочерью то на английском, то на греческом.

…Инесе хорошо помнит каждую из прогулок с отцом. Вот он стоит возле самой кромки пляжа. Солнце уже близко наклонилось к морю. Кричат чайки.

Ее отец смотрит на нее. Высокий, худощавый. У него орлиный нос. Усы и волосы седые. Седой… Он такой почти столько, сколько Инесе себя помнит. Поседел разом, когда не стало ее мамы.

– Я всегда с тобой, моя принцесса, – говорит ей отец.

В его голубых глазах – доброта и любовь, его энергия.

Петр Иванидис унаследовал цвет глаз от немецких предков со стороны одной из бабушек. Инесе с отцом – греки больше по фамилии. В них течет русская, латышская, немецкая кровь…

Глаза отца, его взгляд… Это взгляд человека, живущего ради нее, отдававшего и отдающего ей все свои силы. Вскоре Инесе до конца поняла это. Когда с ним случилась беда.

Глава 7

После того, как прошла депрессия, они вместе работали в магазине. Инесе перенимала мастерство отца. Его антикварную квалификацию. Но добрая спокойная жизнь продолжалась недолго.

Его парализовало. Это произошло в магазине. Точнее в кладовке, в которую в очередной раз спустился Петр Иванидис. Обеспокоенная долгим отсутствием отца, Инесе пошла за ним, и увидела его, лежащего на полу. Он был в сознании, но полностью обездвижен. Разговаривать тоже не мог. Сказалось напряжение последних лет.

Инесе понимала: пробил ее час. Теперь она должна была стать такой же сильной, каким был он во время ее болезней. И Инесе показала, на что способна. Ухаживала за отцом, приглашала к нему врачей, сама покупала книги по медицине, читала их, стараясь разобраться в его недуге. Что-то находила, говорила врачам. Они, кстати, иногда принимали ее советы.

К сожалению, добиться удалось немногого. Говорить Петр Иванидис начал, но еле слышно, и быстро уставал. Одна, левая рука, стала немного двигаться. Что ж, это только начало прогресса, утешала себя Инесе. Но больше состояние ее отца не улучшилось. Старый грек так и остался парализованным. В таком состоянии он пробыл почти восемь лет. Инесе не отдала его в больницу. Все эти годы он был дома, а она большую часть времени находилась с ним.

Не оставляла попыток вылечить его. Ухаживала за ним, кормила, как маленького. Много читала ему. Это было необходимо ее отцу – на протяжении всей жизни она каждый вечер видела его с книгой. И еще они, как и прежде, много разговаривали. Инесе вслушивалась в каждое тихое слово отца, а когда он обессилевал, то читала его мысли в глазах.

Кроме отца, ей ни до чего не было дела. Инесе закрыла магазин – ей было не до торговли. Сначала магазин просто не работал. Потом она вывезла из него товар, часть забрала домой, часть продала, а помещение сдала в аренду. Отец и дочь жили, в основном, на эти деньги.

И еще она вязала. Оставшиеся от матери спицы и разноцветные клубки шерсти стали ее спутниками в свободные от ухода за отцом часы. Варежки и носки с латышским орнаментом хорошо покупали туристы.

При всей нагрузке, которая легла на Инесе, она не запустила себя. Модно одевалась, старалась выглядеть не просто хорошо, а быть лучшей. Это поддерживало ее, повышало внутренний тонус, давало силы. На нее смотрели мужчины. И отец, она видела, был очень рад, что его дочь, его принцесса хорошо одета, ухожена.

– Будь такой, как твоя мать. Она была не только красива, она умела замечательно выглядеть, – говорил Иванидис дочери, когда она росла.