1984
Портрет художника
Е. Барскому
Краснощек мой приятель, осанист и рыжебород…
Причеши да одень его в бархат, и в гости – к фламандцам!
В золоченые рамы, где праздник и страж у ворот,
прислонясь к алебарде, завидует яствам и танцам…
Но приятель и сам скипидаром и краской пропах!
Он стоит у холста – и сопит, и мычит без зазренья.
И камчатский пейзаж – первобытный и злой – нараспах
из-под кисти растет, разверзаясь на три измеренья…
Вот оно – вдохновенье! О, лишь не спугните теперь!
Тихий ангел – жена разложила закуску по блюдцам.
Кто-то в дверь постучался, гостями распахнута дверь!
Он:
– Я занят! – рычит, и под нос: – Ничего, перебьются…
Если б я был художник, я б сделал, наверно, портрет,
где приятель сидит у картины со стопкой портвейна,
а другою рукой обнимает жену… впрочем, нет —
это было уже у голландца, Рембрандта ван Рейна…
Ладно, пусть остается рука на плече у жены,
пусть он машет другой, вдохновенно бурча о работе,
я гляжу на нее – даже кисть отложив, сведены
ее пальцы все той же привычной и цепкой щепотью.
Разойдемся во мненьях, стаканом о стопку звеня —
под камчатским пейзажем, где катышки пепла на пемзе…
Как он спорит, собака! И все же он любит меня,
я не знаю, за что – но по сути плачу ему тем же.
1985
«Третье лето, махнувши рукою на юг…»
Третье лето, махнувши рукою на юг,
на Камчатку с мольбертом летает мой друг
над просторной страною,
и рисует пейзажи, и писем не шлет.
Я бы тоже слетал, только мне не везет —
то одно, то другое…
А недавно картину он мне подарил,
словно дверь в недоступную даль отворил —
в край державы и света.
Был суров и тревожен камчатский пейзаж:
склон вулкана в тумане и солнца вираж
ярко-рыжего цвета…
Я прошел в эту дверь уж не ведаю как,
заскрипел под ногой вулканический шлак,
осыпаясь по склону,
и белесое облако, свет заслоня,
в свое влажное чрево втянуло меня,
будто рыба Иону…
А когда развиднелось опять предо мной, —
вся страна необъятно легла за спиной
и за кратером диким,
ощутив адской серы тоску и дурман,
я увидел, как берег грызет океан
именуемый – Тихим…
А потом я представил и тот Новый Свет,
где включают корейскому «Боингу» вслед —
все радары Аляски,
и все правят в камчатское небо маршрут,
и пари заключают: собьют – не собьют, —
вплоть до самой развязки!
И тогда с края света я – Свету тому! —
прокричал, что есть силы, в гремучую тьму,
жаль, услышат едва ли:
– Не прошу, чтоб вы хлопали нас по плечу,
лезли с дружбой, хвалили, я только хочу,
чтоб вы нас понимали!..
1985
«В электричках утром теснотища…»
В электричках утром теснотища —
стой, не охай, вплоть до Ленинграда…
Сотня выйдет в Колпине, и тыща
снова влезет – всем куда-то надо!
Набежит, с перрона в тамбур хлынув —
мокрый вал беретов, шляп, косынок!
И в лицо – охапку георгинов,
в белой марле едущих на рынок…
И опять мелькает мгла сырая.
Долго длится время поездное…
Где же ты, попутчица былая?