Там кедры врезаются в небо

– Так верст шестьдесят, паря, точно будет. Дня два, поди, топали?

– Ну куды там, сёдни уже по светлому вышли, – гордо протянул Сашка.

Лёшке было интересно слушать Саньку, как он быстро переключился на местный диалект. Они зашли в большую избушку. Внутри, по центру, была большая кирпичная печь, по углам стояло несколько железных кроватей с панцирной сеткой. Было тепло.

– Куриво есть? Уши пухнут!.. – спросил Сашка.

– Сигареты покончались, завтри сменщик ужа приедет, тока самосад, вона кисет на столе…

Студенты бросились к столу, где рядом с тряпочным мешочком лежала газета, и сразу начали мастерить себе самокрутки. Табачок был, конечно, не первосортный, больше было крупных стеблей, от чего тот походил больше на махорку. Сашка смастерил себе «козью ножку» – цилиндрик, куда вошли три добрых щепоти, по принципу – как сворачивали бумажные кульки, торговавшие на остановках стаканами семечек городские бабульки. Лёшка скатал сигарку поскромнее, но уже после первой затяжки понял, что её ему хватит покурить на несколько раз, пробирало так, что из глаз покатились слёзы.

Сдав пушнину и собрав необходимые материалы для отчёта по преддипломной практике, через пару недель они снова встретились на занятиях в институте…

Дорога в жизнь

Я не последний и не первый
хочу бежать под шелест крон,
иначе взвинченные нервы
порвет трамвайный перезвон.

    Геннадий Морозов

Алексей вышел из высоких, обшарпанных деревянных дверей Иркутского сельскохозяйственного института и приостановился на площадке из тротуарных плит возле лавки, где на протяжении пяти лет он сидел со своими однокурсниками на переменах. Нетерпеливо, будто в чем-то засомневавшись, раскрыл темно-синие корочки с огромным тиснёным гербом Союза Советских Социалистических Республик и крупной надписью под ним: «ДИПЛОМ». Внутри, на вклеенном вкладыше с водяными знаками, в строке «специальность» пером каллиграфа было аккуратно выведено чёрными чернилами: «биология – охотоведение». Документ был подписан размашистыми вензелями ректора, ещё какими-то двумя подписями и заверен в левом нижнем углу синей гербовой печатью. От недавно изготовленного удостоверения пахло типографской краской. Этот запах, свойственный новым книгам, с детства связывался у Лешки с чем-то таинственным, интересным. «Ну, вот и открылась дорога в жизнь…» – подумал он.

Спустя месяц он прибыл в охотничье управление Красноярского края, где по распределению он должен был получить должность охотоведа в Хакасском госпромхозе. Однако оказалось, что на его место каким-то образом получил назначение и уже уехал туда его однокурсник Виталорий – Виталик Воронков, который при получении направления имел гораздо ниже средний балл, соответственно, меньший выбор.

– Вот тебе и социалистическая справедливость! – сказал он молодой девчонке из отдела кадров, сообщившей ему эту неприятную новость.

Оставалось два места, охотоведа госпромхоза на Таймыре, с его бескрайней тундрой, северными оленями и песцами, или государственного охотничьего инспектора в только что созданном структурном подразделении при краевом управлении – оперативном отряде. Третьего было не дано…

– Блин, кто-то на Камчатку, кто-то на Сахалин, а я из Иркутска в Красноярск, – сказал расстроенный выпускник.

– Да не переживайте вы так! Поработаете у нас, а там, может, место, в каком-нибудь другом промхозе освободится, – посочувствовала нескладная веснушчатая девушка.

– Ладно, зачисляйте в свой оперотряд, – сказал Лёша и написал заявление, подумав при этом: «Все равно получу открепление и убегу в тайгу, а здесь его получить будет проще!»

Как оказалось, позже в этот же оперотряд были зачислены Павел Ситников и Алексей Аносов, его однокурсники, которые приехали в это управление после того же распределения. Отряд подчинялся первому заместителю начальника краевого управления Владимиру Кирилловичу Жалимову, его только что приняли на эту должность. Он не имел никакого отношения к охотоведению и совсем недавно был отправлен с каким-то скандалом на пенсию из службы Госавтоинспекции. Полковник в отставке сразу решил организовать военную дисциплину на новой службе охотничьего надзора. Утренние поверки и построения стали раздражать многих старых работников, однако всем приходилось терпеть. Лёшку, напротив, это забавляло и создавало благоприятную среду для его иногда саркастических шуток над новым начальником. Такими же объектами его насмешек стали работники, прогибающиеся под нового шефа.

Жалимов требовал, чтобы его «личный состав» приходил на эти утренние летучки с записными книжками и ручками. Вначале Лёшка постоянно забывал про это, но вскоре ему попался в универмаге красивый толстенный карандаш, будто облитый по белому фону яркими, разноцветными красками, с толстым красным грифелем, и малюсенькая записная книжка, чуть больше спичечного коробка. На очередных утренних сборах Алексей появился с новыми атрибутами. Полковник долго смотрел поверх очков на новоявленного Полунина, но ничего не сказал при хихикающих сотрудниках. После небольшой политинформации и раздачи патрульных листов Жалимов попросил Алексея остаться. «А вас, Штирлиц, я попрошу остаться!» – вспомнил Лёша продолжение нового (в то время) анекдота про раскрытую ширинку стареющего Мюллера.

Полковник долго смотрел на Алексея исподлобья тяжёлым взглядом, его правая бровь нервно подергивалась. Лёшке стало понятно, что, если бы это происходило в службе автоинспекции, от него бы сейчас не осталось и мокрого места. Однако он был уверен, что здесь бывшему милиционеру так вести себя не получится, и продолжал удерживать на своем лице искусно созданное удивление.

– У меня будет особо секретное задание? – вдруг таинственно спросил он.

– Смотрю я на вас и думаю, может, вам в цирк лучше пойти работать? Я помогу!

– А мне со зверюшками как-то больше в лесу хочется общаться, я ж для этого пять лет учился. А тут в армию угодил. Дайте мне открепление, Владимир Кириллович, пожалуйста, – уже жалобным голосом протянул Лёшка.

– Открепление дать, конечно, можно, только вот ведь его заслужить надо. Давай мы с тобой так договоримся: ты полгода добросовестно трудишься, показываешь пример другим, бросаешь свои цирковые выступления, а я по истечении испытательного срока напишу тебе хорошую характеристику и отпущу на все четыре стороны.

– Так я ж за эти полгода, как птица в клетке, захирею, мне же в тайгу надо, на волю!

– За свою волю люди веками боролись. Так что давай, зарабатывай…

Алексей вышел из кабинета озадаченный, он понял, что начальник оказался вовсе не таким уж глупцом, как ему казалось, и, ежели сразу зацепил его на свой крючок с наживкой, видно, придется ему полгода ходить по струнке.

– Ну что, получил по самые помидоры? – встретил его в коридоре хитро улыбающийся Димка Беленюк.

– Да не то что по самые, но зацепил, конечно, за живое, гадюка! – ответил Лёшка.

С Димой Лёша подружился как-то сразу, с первой встречи у него создалось ощущение, будто он всю жизнь его знал. Он был ровесник Лёшки, а самое главное, человек был открытый и с чувством юмора. Был местным и уже пару лет работал в охотничьем управлении, у него всегда можно было навести справки по состоянию дел на работе и вообще обо всём в городе.

Димка знал многое, и знал это от женщин. Димыч, как звал его Лёша, был страстный бабник. И не то чтоб он не пропускал ни одну юбку, кроме юбок симпатичных, конечно, просто он умел залезть в душу к каждой даме, независимо от возраста, красоты и её душевного состояния. Он, казалось Лешке, знал подход к любой женщине, так как был, по своей сути, дамский угодник, оказывая всем знаки внимания, а это всегда ценила слабая половина. Они любили потрепаться с ним, как с лучшей подругой, в свободное время, иногда забывая про всякие рамки приличия. А Димка часто пользовался этим «по секрету» в служебных и других целях. Высокого роста, с кудрявой темно-русой шевелюрой, серыми, всегда лукавыми, живыми глазами и небольшими юношескими усиками. Большой нос не портил его, а скорее, наоборот, придавал в женском представлении некий шарм. Лёшке же с Димкой было интересно, он получал определенный жизненный опыт в общении с противоположным полом посредством его знакомых женщин и подруг. А подруг у Димыча было несколько, он этим гордился и с юношеским максимализмом хвастался перед друзьями, частенько приглашая их по очереди то к себе на работу, то на коллективные гулянки.

Иногда в гости к своим подружкам Димка брал Лёшку, который, по его мнению, умел корректно себя вести и правильно включался в его розыгрыши. Димыч любил проводить эксперименты с прекрасной половиной человечества и время от времени просил Лёшу в этом поучаствовать.

Однажды Димка уговорил Алексея зайти к его подруге Кате с бутылкой вина и коробкой конфет, которые он купил сам же. Вместе они уже несколько раз заходили к ней домой, но на этот раз, по его замыслу, Лёшка должен был предложить ей выпить с ним вина тет-а-тет. Ему было страшно интересно, впустит ли она Леху к себе. Катюша была очень симпатичной девушкой, стройная, изящная, эрудированная, и очень нравилась Димычу. Но он, непонятно в каких целях, вдруг решил устроить ей проверку…

– Ты, главное, не выдай себя смехом, а то она всё поймет! – наставлял перед подъездом Димка.

– Ну а если впустит, тогда что делать?

– Не впустит! А впустит, тогда проходи, я минут через десять как бы случайно зайду.

Катя, на удивление, легко запустила Лёшку к себе в квартиру.

– Честно говоря, хорошо, что ты зашел, ты мне нравишься! – неожиданно сказала она.

Лёшка смутился, но виду не подал и спокойно вошел с вином и конфетами в руках в её уютную квартирку.

– Штопор и бокалы на кухне, в шкафу над мойкой. Я принять душ собиралась.

– Хорошо, я на кухне подожду, – ответил Лёшка, еле скрывая вдруг нахлынувшее волнение.

Дима позвонил в дверь уже через пару минут. Лёшка открыл ему и заметил его невеселый вид.

– Где она? – натянуто спросил он.

– В ванной!

– Уже в ванной? Гм… Надо было и тебе с ней! – съехидничал Димыч.

– Да ладно тебе, не жена же. Лучше иди на кухню вина накати! – успокаивал приятеля Лёшка.

– А я, наверное, домой пойду, сам заварил эту кашу, сам теперь и расхлебывай!

– Пошли на кухню, вместе бахнем, – вдруг предложил Димка.