Осталось жить, чтоб вспоминать

Оказывается, ещё на 3-м курсе на французском отделении факультета романо-германской филологии были отобраны и, как через решето, просеяны и отсеяны несколько «счастливчиков». Эти несколько человек, как через дуршлаг, были отфильтрованы от остальной массы студентов и представляли собой людей с хорошей родословной и с безупречным своим прошлым и с таким же безукоризненным прошлым своих родителей и родственников до «седьмого колена».

Таких у нас нашлось только 2 или 3 благонадёжных человечка. Среди их числа оказалась Елена – моя тогдашняя коллега.

Так уж получилось из-за бюрократических волокит и проволочек, что до 1-го сентября не успели прийти соответствующие документы, и поэтому Елене пришлось действовать по 2-му варианту развития событий – это на тот случай, если из Алжира или из другой арабской страны, где нужны были молодые специалисты со знанием французского языка, не придёт вовремя официальный вызов для выезда на работу заграницу.

Помню, как Лена влетела в мою комнату с радостными возгласами о том, что наконец-то пришёл из Алжира официальный вызов, и ей надо срочно уезжать из Приютного. Я сначала не поняла, почему с этим счастливым известием нужно было непременно лететь ко мне, как будто от меня что-либо зависело. Как позже я поняла, многое зависело, в частности, и от меня.

– Ленуля, я очень-очень рада за тебя. Это невероятно! Я даже об этом не знала! Почему ты раньше ничего не говорила об этом? – всё ещё удивлённая и не верящая в такое развитие событий, я вопрошала Ленку.

– Оль, да я сглазить боялась, поэтому и молчала, – ответила Лена.

– А у нас, что, на французском отделении такой отбор проводился для работы заграницей? – продолжала я не верить таким новостям.

– Да, но это нигде почему-то не афишировалось. Нас проверяли, как ты правильно подумала, до «седьмого колена». Прошлое и настоящее моих родителей внушали "органам" полное доверие, поэтому мои родители оказались достойными того, чтобы их дочь работала заграницей.

– Прими от меня поздравления, – я была рада и за Ленку и за её "седьмое колено." – Так почему ты дома, в Краснодаре, не осталась дожидаться вызова?

– Очень много было волокиты с документами. Они пришли, сама видишь, очень поздно, и теперь у меня могут возникнуть большие проблемы, из-за которых я не смогу поехать в Алжир.

– Лена, но я тут причём? Как говорят, с какого боку? От меня ты чего хочешь? Не могу уразуметь, – недоумевала я.

–Ты понимаешь, что меня здесь не отпускают. Я уже была у директора школы и у товарища Морозкина. Они категорически «против». Говорят, что для поездки в Алжир найдут в стране много желающих помимо меня, а желающих приехать сюда, в Калмыцкие степи, нет.

–Но тут они правы, Лен… Кто ж, кроме нас с тобой, 2-х дурёх, приехал сюда? Никто!

–Говорят, сиди, мол, и не рыпайся. Понимаешь, если я уеду, то некому будет вести мои уроки французского языка.

–Ты хочешь сейчас сказать, – не дала я Лене договорить фразу до конца, – что я-я-я возьму твои классы с французским языком?!

– Оль, выручай! – с большой надеждой попросила меня коллега.

–Н-е-е-е-т, Ленусь! Ты меня, конечно же, прости, но я не буду вести уроки французского языка. Даже не проси, не уговаривай и не умоляй! Да, и потом, я просто фи-зи-чес-ки не потяну столько часов…

–Оля, помоги! Сделаю для тебя всё, что захочешь, только помоги – согласись взять мои классы.

–"Что захочешь"? – переспросила я её. – А я как раз хочу не брать твои классы и часы. Лена, я не знаю французский так хорошо, как знаю английский.

– Оля, но ты что говоришь? Ты с университетским высшим образованием не достаточно хорошо знаешь язык, чтобы преподавать в 5-х–10-х классах? Не говори глупости.

–Тебе непременно надо "делать ноги" отсюда – всё бросать и ехать сейчас в Краснодар. А французский язык пусть в классах заменяют английским. Вообще, какая-то странная и недальновидная политика местных властей – к ним сюда не едут специалисты русского языка и литературы, а они – и французский тебе язык и английский тебе язык. А почему бы им на следующий учебный год не подать в МГУ на отделение восточных языков заявку на преподавателей со знанием японского или китайского языков? –пыталась пошутить я, чтобы хоть как-то разрядить неприятную ситуацию.

– Оль, мне не до шуток сейчас, – грустно и со слезами на глазах ответила Елена. – Что же делать?

– Лена, ты уезжай! А я уж буду опять своим хрупким телом "амбразуру" закрывать, – предположила я, как далее будут развиваться события.

– Зав. РОНО обещал, что не даст мне трудовую книжку, – возразила коллега.

– Лена! Какая трудовая книжка! Всего 2 месяца работы. Знаешь, – подумав, как дальше действовать, предложила я Елене свой вариант. – Мы сейчас пойдём к товарищу Морозкину или к моему директору и будем сообща решать этот вопрос. Мне в Элисте министр обещал, что через год отпустит меня и выдаст на руки трудовую книжку с соответствующей записью в ней. Но ты ведь, Лена, понимаешь, это была всего лишь устная договорённость со мной, а надо как-то документально оформить наше соглашение … И я знаю, как это сделать.

– И как же собираешься дальше действовать, – удивилась Елена забившему из меня фонтану идей.

– Я соглашаюсь взять все твои часы, хоть могу и сдохнуть к концу учебного года, не дожив до светлого дня получения трудовой книжки. НО…товарищ Морозкин даёт нам честное-пречестное слово и при нас, в присутствии 4-х человек, оформляет заявку на 2-х преподавателей иностранных языков на следующий учебный год. Один документ у него остаётся, а другой – у меня. Ну, как? Сойдёт такой вариант решения наших проблем? – спросила я Елену Прекрасную.

– Осталось теперь лишь проверить на практике, – согласилась со мной Елена. Мы тут же отправились осуществлять наш совместно разработанный план.

К счастью, получилось всё так, как мы с Леной разработали и запланировали.

Лену на следующий день, как ветром степным сдуло, а я честно тянула свою лямку до конца учебного года.

Я уже не сомневалась, что будет подана заявка на новых 2-х преподавателей со стороны РОНО. Нормальный человек, а товарищ Морозкин производил впечатление как раз такого нормального человека, понимал, что одному преподавателю просто физически невозможно иметь почти 3 ставки часов – это даже по КЗоТу запрещалось, а иногда было наказуемо.

Итак, за свою будущую свободу я уже не волновалась. Можно сказать, что после этих французско-алжирских событий я могла уже жить спокойно, если бы не моё печальное прошлое, которое не оставляло меня в покое.

ГЛАВА 10. ВОЗВРАЩЕНИЕ В РОДНЫЕ МЕСТА

Единственное, чего я тогда желала – это наступление зимних школьных каникул, во время которых я собиралась беспрепятственно со стороны 2-х администраций школ полететь сначала в Краснодар, а потом к родителям в Сочи.

Меня снова неумолимо, как магнитом, тянуло в Краснодар, хотя я ещё на выпускном вечере дала себе слово больше никогда не приезжать и не приземляться на краснодарской земле, пусть даже транзитным рейсом.

Но желание снова быть там, где я встретила свою любовь, где жил и учился мой любимый человек, оказалось сильнее моей воли и данного себе слова. Я была, как наркоман, подсаженный на наркотик, и этим наркотиком был Ален и моя любовь к нему.

Я прилетела в Краснодар 31 декабря, за 5-6 часов до наступления Нового 1976 года.

Естественно, что сразу с аэропорта поехала к нам в общежитие, к своим девчонкам, но из 4 человек "своими" только были Тамара и её младшая сестра Надежда, учившаяся на юридическом факультете университета, а две другие девочки были для меня новенькими.

Я ехала из аэропорта по уже хорошо мне знакомой дороге, и в памяти моей прокручивались картинки, как ровно год тому назад я также ехала из аэропорта и сгорала от невыносимого желания увидеть Алена. Я тогда по минутам рассчитала, когда постучу в дверь Алена и увижу его… чему, как теперь известно, не суждено было сбыться.

Когда я вошла на 1-й этаж здания общежития, меня охватило такое ощущение, что я вернулась к себе домой, а так оно и было – долгих 5 лет это студенческое пристанище являлось для меня родным домом, а девчонки по комнате были мне, как сёстры.

Я увидела много знакомых лиц. Все студенты были весёлые и радостные, кричали, смеялись и поздравляли друг друга с наступающим Новым годом.

За столом на вахте сидели знакомые ребята, которым и в голову не приходила мысль потребовать от меня какие-нибудь документы, хотя теперь я была никто для моего общежития – просто посторонний человек "с улицы", который при входе в здание обязан был предъявить свой паспорт или какой-либо другой документ, подтверждающий его личность.

Дежурным было неведомо, что я уже окончила университет и больше не проживала в общежитии, тем ни менее я беспрепятственно прошла мимо вахты и поднялась на свой родной 3-й этаж. Перед дверью нашей комнаты остановилась, чтобы немного передохнуть и собраться с мыслями, но тут неожиданно открывается дверь, и прямо на меня толи с чайником, толи со сковородкой из комнаты выскакивает Тамара, чуть ли ни сбивая меня с ног… потом наши радостные крики, громкие возгласы. На шум выскочили все остальные обитатели нашей комнаты.

Я была так душевно тронута радостью девчонок после моих годичных "скитаний" по калмыцким степям и дорогам, что показалось, что я нахожусь среди родных людей. Я была счастлива снова оказаться там, где мне были рады. Меня сердечно тронула та искренняя радость, с которой я была встречена своими бывшими "сорумницами".

Если бы не приближающийся с каждым часом и с каждой минутой Новый год, то тот вечер стал бы моей маленькой пресс-конференцией на тему: "Каково жить и работать по распределению в глуши." Похоже, тема – очень актуальная для всех не блатных студентов.

Встреча Нового 1976 года стала памятной для всей нашей страны – в тот вечер первый раз на экранах своих телевизоров Советских народ увидел фильм, впоследствии ставший самым или одним из самых любимых фильмов – "Ирония судьбы или с лёгким паром."

Мы встретили Новый год у себя в комнате, после просмотра фильма спустились на 1-й этаж, где у нас проводилось празднование с музыкой и танцами. В тот вечер играл незнакомый мне вокально-инструментальный ансамбль с какого-то факультета. Временами, когда музыканты делали небольшой антракт для своего отдыха, включался магнитофон с записями самых популярных в те годы песен и мелодий.

Когда поставили кассету с песнями греческого певца Демиса Руссоса, и зазвучал этот волшебный, проникающий до глубин души голос, волна воспоминаний нахлынула на меня, сердце моё не выдержало – оно снова разрывалось на части от боли, горечи и обид.

Я вспомнила, как ровно год тому назад мы были вместе с Аленом среди его друзей и земляков, и оба были счастливы. Тогда казалось, что ничто и никто не может разрушить счастье, когда двое молодых людей искренне любят друг друга, и никто другой ни ей, ни ему не нужен. Я была уверена, что наконец-то нашла свою "половинку", которую человек находит, если ему посчастливится, и не находит, если ему в жизни не повезёт.

Так больно было смотреть на счастливых и веселящихся людей, когда у меня самой душа и сердце разрывались на части.