Осталось жить, чтоб вспоминать

И как для лодки нужны вёсла,

И как для моря–– берега.

Ты нужен мне, как крылья птице,

Как небу звёздному – Луна,

Как трону пышному – царица,

Как всем влюбленным нужна весна.

Ты нужен мне, как чайке море,

Как розе утренней – роса,

Как для любви – лишь только двое,

Как ветер в море – парусам.

Обычно русские люди под водочку и вино начинают откровенничать друг перед другом, вот и я разоткровенничалась, только за чашкой чая. За три тяжёлых и суматошных месяца, что я устраивалась в Ленинграде, я так уставала, что мне некогда было предаваться своим воспоминаниям, а тут я расслабилась и выплеснула всё накипевшее и наболевшее перед Маринкой.

– То-то я смотрю, тебя что-то гложет. И ночью слышала, ты вчера и позавчера плакала… Это, что, из-за него? – сделала выводы Марина.

– А ты слышала? Извини, Марина, что не давала спать. Я думала, что ты не слышишь – я ведь одеялом с головой накрываюсь…

– Оль, вот что я тебе посоветую– брось ты думать о нём. Забудь, как страшный сон. Они не стоят того, чтобы из-за них так страдать и убиваться. Надо себя больше любить, а не их.

– Как это, как это? – скороговоркой прозвучал мой вопрос.

– А в-о-о-т т-а-а-к это, – с многозначительным видом объяснила Марина. – Надо не нам из-за них страдать, а пусть они из-за нас страдают. Это во-первых! А во-вторых, если и любить, то любить богатеньких, у кого уже и положение в обществе есть и "авто" есть. Зачем встречаться с бедными студентами, которые тебе ничего не предложат, кроме как сходить в кино.

– Понимаю, у бедных студентов ничего, кроме стипендии и зачётной книжки, нет. А тебе ведь хочется, если книжку, то "сберегательную"?

– Вот теперь ты правильно понимаешь, – одобрила мою сообразительность Марина после 3-й или 4-й чашки чая.– Вот возьмём военных. Чем не вариант? И умеют ухаживать красиво, и подарки дарят и в рестораны водят.

– Это, Мариночка, не мой путь и не мой вариант. Что касается меня, то я совсем не люблю военных.

– Это чем же тебе не угодили наши доблестные воины?

– Марина, я не против "воинов", вообще, мне просто не нравятся отдельные их представители и, в частности, как они знакомятся.

– И как же они по-особому знакомятся?

–И вообще, – добавила я, – у меня складывается такое впечатление, что во всех Высших военных училищах есть такой учебный предмет или спецкурс – "как надо знакомиться с противоположным полом". Из 10-и военных, которые пытались со мной познакомиться, 8 или 9 задавали мне один и тот же вопрос: "Девушка! Вы не скажете, который час?", хотя у них на левой руке были часы. После моего ответа следовал традиционный второй вопрос: " А у Вас сегодня вечером есть свободное время?" Вопрос–

без вариантов.

Марина вынуждена была согласиться со мной, потому что с ней таким же образом знакомились военные, но в конце нашей вечеринки всё же каждый остался при своём мнении. Марина в знакомствах отдавала предпочтение людям в военных мундирах, а я – Алену, своему любимому мужчине.

Через неделю я отметила своё 24-летие дважды – сначала в своём отделе, а потом вечером у нас дома с Мариной. Утром я купила бисквитный торт по дороге на работу, который мы после обеденного перерыва дружно съели всем отделом. Наша "шефиня" подарила мне лично от себя чайную чашку с блюдцем "в цветочек" с рифлёными поверхностями, изготовленную из лёгкого фарфора на ЛФЗ.

Удивительно, что прошло 34 года, за которые в моей жизни было столько переездов из одной квартиры в другую не только в пределах одного города, но и по всей стране, а этот лёгко бьющийся и раскалывающийся чайный прибор, целенький и невредименький, стоит себе и стоит за стеклом моего буфета. Толи подарок был сделан от всей души, толи получатель подарка (то есть я) уважал и ценил дарящего–скорее всего, верно и то и другое.

Вечером меня ждали приятные моменты – на моей кровати лежали 3 телеграммы-открытки от родителей, от брата и от Ирины. Марина в тот день вернулась из своего мединститута пораньше, поэтому она приняла телеграммы от почтальона и положила их на мою кровать.

Вид лежащих почтовых открыток на покрывале моей кровати, как острым ножом, черканул по моей памяти.

С момента получения того рокового письма от Алена вид письма на кровати или на диване до сих пор, хотя прошло более 30 лет, в душе моей вызывает жуткий холодок и возвращает меня к прошлому.

Когда я вижу иногда на своём диване что-то, чего я своими руками на него не клала, меня охватывает ужас, хотя я столько лет живу одна, и просто некому подбрасывать что-то на мою постель, разве что такое может себе позволить моя кошка Люся. Не раз замечала, входя в свою комнату, что-то лежащее посередине дивана. Этим "что-то" мог быть и маленький бархатный Микки Маус, Люсина любимая игрушка, и кусочек рыбы или курочки, с которым, вдоволь наигравшись, она запрыгивала на диван и держала около себя, как собственный трофей.

Наступил октябрь, приближалась дата – 4 октября исполнялось 2 года с того дня, как я впервые увидела Алена.

С утра был замечательный безоблачный тёплый день, слишком теплый для осени. После работы мне не хотелось ехать сразу домой, а хотелось побыть одной с мыслями об Алене.

Я как всегда села на подошедший трамвай № 2 и на нём доехала до Марсова поля. Я решила день рождения своей любви провести в одном из самых замечательных и самых любимых не только мной, но и многими ленинградцами, мест.

Когда я заходила в Летний сад, я словно попадала в какой-то волшебный или сказочный мир. Иногда казалось, что я нахожусь на съёмках фильма-сказки, где вокруг не вековые настоящие живые деревья, а бутафорские.

Когда видишь Летний сад из окон проходящего трамвая или автобуса, то кажется, что лиственный наряд его деревьев представляет собой единую зелёную гамму цветов, но это далеко не так.

При близком рассмотрении, когда сидишь на лавочке и рассматриваешь над собой кроны деревьев, то поражаешься богатому разнообразию оттенков зелёного цвета листьев на деревьях разной породы. Здесь можно увидеть от салатного и бледно-зелёного до ярко и тёмно-зелёного цветов.

Но особенно красив Летний сад осенью, когда он утопает в золотисто-жёлтом убранстве деревьев. Я любила бродить в одиночестве по многочисленным его аллеям, дорожкам и тропинкам, подбирая наиболее красивые кленовые веточки и рассматривая красоту оттенков их листьев– от зелёного, местами до жёлтого и гранатового.

Мне нравилось бывать в Летнем саду в начале осени, когда все дорожки уже покрыты золотистой листвой, но на деревьях ещё полно листвы, отчего деревья казались такими пышными.

В тот день я сидела на лавочке и пыталась по минутам и часам вспоминать наш первый вечер с Аленом – его жгучий пронизывающий взгляд, наши первые слова друг другу, первый танец.

Сердце сжималось от тоски и горечи. Желание увидеть его хоть на миг становилось невыносимым. Мне так хотелось, чтобы он знал о том, что я его люблю и помню.

Жить в Ленинграде было само по себе уже большим счастьем, но мне хотелось ещё ‘большего, почти невозможного – быть с Аленом. Мне так хотелось, чтобы он знал, что я теперь живу в Ленинграде.

Я сидела и мечтала, как, возможно, когда-нибудь я случайно встречу его на Невском проспекте или в каком-то другом месте в центре города. Не может такого быть, чтобы иностранный студент, учащийся в СССР, ни разу не побывал в самом красивом городе нашей страны.

Но приехать в Ленинград – это ещё не значило, что он может случайно встретиться со мной в таком большом многомиллионном городе. Удивительно, но этот момент меня почти не волновал – моё предвидение всё равно бы столкнуло нас друг с другом. Я надеялась и полагалась только и всецело на своё предвидение.

Я сидела и смотрела, как с деревьев падают листья, похожие на разноцветные бабочки. Но моё душевное спокойствие в один миг сменилось каким-то волнением и смятением. Снова сами по себе, без моего участия, мысли мои, как солдатики на плацу, стали строиться и перестраиваться в "шеренги", коими стали в моём мозгу рифмованные строчки. Я быстро достала из сумочки записную книжку, раскрыла её после буквы "Я" и на свободных чистых листочках стала писать то, что мне "кто-то" диктовал внутри меня:

Если вдруг случится беда,

Если друзья вдруг покинут тебя,

Ты тогда меня позови,

Только слово скажи: "Приди!"

Я приду и беду отведу,