Бурное

Карахан и себя повелел похоронить так, чтобы от места его вечного пристанища был виден мавзолей Айша биби. Все три мавзолея сохранились до наших дней.

Экскурсовод замолчала. Сидящие на первых рядах слушали её рассказ молча, а в хвосте автобуса с криками и смехом играли в сифу. Чья-то панамка летала по салону. Экскурсовод обвела детей рассеянным взглядом и села. Отпила воды, достала зеркальце, пудру и помаду. Прошлась бархоткой по щекам и носу, подкрасила губы, вытянув их уточкой. Ирина наблюдала за ней, не моргая. Эта женщина как будто никогда не слышала правил, которым учили Ирину мама и бабушка.

В селе Головачёвка автобус свернул на неприметную улочку. Немного проехал по узкой дороге среди деревьев и остановился. Дети с шумом вывалились из автобуса. Взрослые построили их по парам и подвели к мавзолею. Точнее к тому, что от него осталось, – арка, колонна и одна стена. Над руинами как над гробом спящей красавицы высился стеклянный саркофаг.

– А если пнуть, разобъётся? – спросил кто-то из мальчишек.

– Это защитный купол, чтобы спасти здание от разрушения, – пояснила экскурсовод, – посмотрите на плитки. Каждая из них ровно восемнадцать сантиметров, по числу лет Айши, а на восемнадцатом ряду мастер высек арабской вязью строку: Осень… Тучи… Земля прекрасна…

Трава давно высохла и ощетинилась соломинками. С тополей от набегавшего ветра летела листва, кружилась в воздухе и оседала на землю. На горизонте высились вечные пики. Солнце светило ярко, но не жарило как летом. По голубому до приторности небу плыли редкие облака.

8

Ирина повернула назад, в село. По памяти направилась к дому, где жил Нуралы. По сторонам улицы высились аккуратно побеленные деревья, выкрашенные в небесно-голубой цвет заборы и ворота. Всё осталось почти так, как она помнила. Только цветники, над которыми в детстве гудели пчёлы и осы, так что лучше было не приближаться, пропали, вместо них вытоптанная растрескавшаяся земля. И виноградников нет. Где же виноградники?

И вдруг Нуралы будет не рад её видеть? Или уехал? У неё всего один день, и едва ли она приедет в Бурное когда-нибудь ещё.

Ирина увидела его издалека, знала, что это он, но не могла поверить. Её желания редко сбывались. Но это определённо Нуралы сидел на скамеечке около ворот своего дома и смотрел, как она приближается. Наверное, тоже думал, что это мираж. Она подходила, а он сидел и не отводил взгляд.

Когда между ними осталось не более трёх метров, Нуралы встал. Он набрал вес, стал крепким мужчиной с жилистыми руками. Лицо его загрубело, приобрело красноватый оттенок, веки нависли над глазами, сделав их ещё более узкими. Он стал похож на своего отца, каким помнила его Ирина. От прежнего Нуралы осталось только что-то неуловимое во взгляде и осанке.

Он шагнул ей навстречу и раскрыл руки для объятий. Ирина упала в них как падает путник в свою кровать, возвратившись из дальнего странствия. Ей так не хватало его обожания! Все эти годы она была никому не нужной одиночкой в чужой стране. Все её мужчины были заняты собой. И она так устала с дороги, от постоянных авралов на работе, от одиночества, что слёзы навернулись ей на глаза.

Нуралы и Ирина стояли, не в силах разомкнуть объятия, между ним было столько несказанного, что они молчали, пока не открылась калитка. Женский голос спросил: Кiм б?л, Нуралы?

Нуралы и Ирина вздрогнули и отступили на шаг друг от друга. Ирина поняла, что женщина спросила, кто это.

Нуралы ответил на казахском. Ирина во все глаза смотрела на женщину. Та была немолода. На ней был халат и шерстяной жилет, несмотря на летнюю жару. На ногах носки и калоши. Её груди, не обременённые бельём, свободно колыхались под одеждой. Она улыбнулась, жестом пригласила войти в калитку. Ирина с удивлением поняла, что во рту у женщины блестят золотые зубы.

– Это моя жена Алия, – сказал Нуралы.

– Рада знакомству, – ответила Ирина и прощла внутрь.

По заасфальтированному двору верхом на машинке катался годовалый мальчик, он и высокая девушка уставились на Ирину с таким же беззастенчивым интересом, какой проявил к ней пастух на холмах.

– Вот, Ирина, это мой внук Ералы, – сказал Нуралы, – это наша келин[2 - Келин – невестка. В буквальном переводе слово келин означает пришлая, пришедшая из другой семьи.] Маншук.

Высокая девушка безрадостно улыбнулась. Возможно, ей ещё не было и двадцати, но лишённое всякого вкуса одеяние из буро-малинового халата и калош, надетых на носки, задушили в ней очарование, свойственное юным девушкам.

– У меня четверо детей, два сына, две дочки, – с гордостью продолжал Нуралы, – одна дочка в Алмате учится, в университете. Сын женился, с нами живёт, внук вот растёт.

Жена его смотрела открыто и добродушно. Ирине показалось, что она понимает русскую речь. Но с Нуралы она снова заговорила на казахском. Он так же ответил ей.

Ирина не могла вспомнить, была ли она раньше во дворе Нуралы. Знала, где он живёт, но в гости, кажется, не заходила. Когда Нуралы был ребёнком, ему не отмечали дней рождения, и других поводов навестить его не было.

Три чахлые яблони – это всё, что было из растительности во дворе. Большую часть занимали две машины: седан и микроавтобус. Ирина оглядывалась, пытаясь отыскать образы бурненских дворов её детства, – цветники, виноградники, грядки, – но натыкалась на какие-то тазы, заткнутые тряпки и брошенные инструменты.

Этот двор, семья Нуралы в этот момент показались Ирине бесконечно чужими.

– Проходи в дом, – пригласил Нуралы.

Мальчик лет десяти на минуту выглянул из сарая, показалось, что кроме Ирины его никто не заметил. Дети в казахских семьях не были важными фигурами.

– У меня мало времени, знаешь, вечером поезд, – сказала Ирина после паузы, – я ещё хочу посмотреть наш дом, на рынок сходить. Так что я пойду.

– Заходи, будь нашей гостей, – настаивал Нуралы.

И снова сказал что-то жене на казахском, она в свою очередь – снохе. Видимо, велела ей стол накрывать, поняла Ирина.

Высокая девушка-келин кивнула и зашла в дом.

– Без чашки чая не отпустим тебя, – серьёзно сказал Нуралы.

Его жена закивала головой. Традиции гостеприимства оказались выше ревности. И слишком быстро отпустить гостью, которая обнималась с хозяином дома у всех на глазах, будет стыдно перед соседями.

Ирина сделала шаг к воротам, стремясь уйти, Нуралы с женой подхватили её под руки и повели в дом. Внук остался во дворе один.

Ирину провели в комнату с большим обеденным столом посредине. Блюда с орехами и конфетами, печенье, баурсаки и сыр уже ждали гостей.

Ирина пошла мыть руки. Отметила, что Эмре поставил бы пять звёзд за чистоту туалета. Умывая лицо, она смотрела на себя в зеркало и на синих дельфинов, которые плескались на кафельной плитке.

Зачем она здесь? К чему ей надо было увидеть постаревшего Нуралы, его жену, сноху, внука и того мальчика, очевидно, сына? Чтобы убедиться, что её жизнь прошла впустую? Что она ожидала от этой встречи? Ведь витали какие-то неуловимые фантазии о вечной любви.

Она рассердилась на себя. Достала из сумки косметику, подушечками пальцев вбила в лицо крем, наложила тон, накрасила ресницы. Окинула себя критическим взором, синяки под глазами закрасить полностью не удалось, они выдавали беспокойную ночь. Когда она вышла, хозяева сидели за столом и спокойно разговаривали. Ирина разобрала несколько слов.

Натянула на лицо улыбку и села за стол. Тотчас перед ней сноха незаметно поставила чашку с налитым едва ли до половины чаем.

– Я хотел спросить, Ирина, откуда ты приехала? Где живёшь? – завёл степенную беседу Нуралы. Как будто не он, а другой человек обнимал её у ворот.

– Я в командировке в Алматы. А живу в Мюнхене, – так же отстранённо в тон ему ответила Ирина.

– А где работаешь?

– В фармацевтической компании.

– В офисе сидишь? – с удивлением спросил Нуралы.

– Да, – Ирине захотелось спросить, что удивительного видит Нуралы, в том, что она работает в офисе, но она не успела.

– Замужем, дети есть? – на хорошем русском без акцента вклинилась в разговор Алия.

– Я в разводе, – Ирина помолчала, – детей нет.

Алия сочувственно покачала головой. Они ещё что-то спрашивали, Ирина коротко отвечала и думала о том, как бы ей уйти. В присутствии жены разговор не клеился.

Наконец с улицы раздался мужской голос, позвал Нуралы. Нуралы замешкался на минуту, потом твёрдо сказал, что должен ехать. Что был очень рад увидеться. Пожал ей руку, на пару секунд задержав в своей ладони, и ушёл. Просто вышел, без объятий и прощальных слов.

Без него ей здесь было нечего делать, поспешила уйти. Жена Нуралы набрала наскоро в пакет орехов и конфет со стола. Догнала её во дворе: «Сар?ыт»[3 - Сар?ыт – традиционные гостинцы, которые приносят с гостей или мероприятий. На языке гостеприимства положить саркыт для своих гостей значит выразить им благодарность и уважение (пер. с каз. яз)]. Ирина с недоумением взяла пакет, пробормотала слова благодарности и вздохнула с облегчением, когда вышла за ворота. Второпях покинула улицу, и на другой села на скамейку около дома, в котором, – она его легко узнала по резному коньку, – раньше жила семья Шнайдеров. Они уехали в девяносто первом, сразу когда рухнул Советский Союз.