Божена Прекрасная

– Так уж и быть, Николенька.

Генерал с трудом поднялся и привлёк Божену к себе, поцеловал в висок.

– Как я рад, что тебе больше не надо красить волосы, я так люблю этот лён… О, Божественная…

Он, задыхаясь и краснея лицом, покрывал поцелуями её волосы, щёки и губы…

– Николенька, а как же кататься? – тихо засмеялась Божена.

– Успеется…

***

Что ни день, то наведывается в бывший свой дом Божена, где сейчас расположилась коммуна. Хотя почему бывший? Она по-прежнему считает усадьбу своей, а коммунаров – грабителями. Невидимый дух ходит по дому, по двору, заглядывает в коровник, где бабы доят бурёнок и пеструх, в конюшню, в амбары…

– Разбойники, грабители… – раздаётся её свистящий шёпот.

Доярка настораживается:

– Фрось, ты, что ль, говоришь чего?

– Нет, я молчу.

– Почудилось, значит, – успокаивается баба.

А Божена уже в кухне. На плите в большой медной кастрюле булькает суп, она достаёт из-за корсажа мешочек с высушенными и растёртыми в порошок ядовитыми грибами. Мешочек самый настоящий, стоит его выпустить из рук – и он становится видимым.

Божена высыпает две щепотки в кастрюлю:

– Кушайте на здоровье, гости дорогие, хлеб да соль вам, – говорит она, подражая манере деревенских.

От двух щепоток половина людей заболеет, а вторая половина помрёт. Тогда и уберутся проклятые из усадьбы.

В обед коммунары отведали супа, а к вечеру слегли с отравлением. Бледная как полотно повариха рыдала и клялась, что суп был самым обычным, она сто раз такой готовила.

– Захарыч, вот те крест, я же всё, всё как всегда…

А Божена только хохотала, глядя на муки заболевших.

– То ли ещё будет!

Весь день она была весела, поминутно смеялась. Горничной подарила свою пёструю шаль с яркими розами на чёрном фоне, прошитый золотыми нитями, а няне выбрала из шкатулки серебряное кольцо с уральским самоцветом.

– О, мадам Хелен, это очень дорогая русская шаль, спасибо! – восхитилась Жюли.

Женевьев тоже осталась чрезвычайно довольна подарком. "Мадам сегодня в духе, – подумала она, – это неспроста!"

Чтобы порадовать мужа, Божена выразила желание поехать вместе со всеми завтрашним утром в церковь. Генерал просиял. И оттого, что жена мила и весела, и оттого, что захотела поехать в церковь, и оттого, что здоровье у неё, кажется, идёт на поправку. Он, листая газету, тихонько мурлыкал полечку, которую разучивала с Боженой дочь Маша.

***

Они ездили молиться в православный собор Александра Невского на улице Дарю. Николай Григорьевич своей вере изменять не собирался и считал это едва ли не самым страшным грехом.

– Красота какая… – шептал он, с благоговение рассматривая луковицы башен-колоколен с золотыми куполами.

Внутри церковь украшена настенной живописью, изображающей Богоматерь, Спасителя, Святою Троицу и святых. Дети во время службы таращили глаза на картины с библейскими сюжетами. Крошка Майя, вытащив замусоленный пальчик изо рта, показывала на Христа, ходящего по воде.

– Па, там дядя!

– Это Спаситель, доченька. – Генерал обожал детей, младшую Майечку в особенности.

Божене в церкви опять стало дурно. Она едва стояла на слабых, как будто ватных ногах, чувствуя сильное головокружение. Всё так и вертелось, мелькало перед глазами: яркие фрески, иконы, светильники, пятна горящих свечей в руках молящихся…

Божена вытерла кружевным платочком лоб, прикрыла глаза, чтобы унять эту бесконечную круговерть перед глазами.

– Мадам, вам нехорошо?

Женевьев, присматривающая за детьми, первой заметила, что Божене снова стало дурно.

"Странно, – подумала она, – почему мадам всегда делается плохо в церкви?"

– Да, мне душно, я выйду на воздух.

Едва Божена миновала паперть, как почувствовала облегчение, а отойдя на десяток метров от собора, и вовсе позабыла про недомогание.

"А матушка спокойно ходила в церковь, – вспомнила она, – добрая была… Старинной книгой не пользовалась, да и мне отдавать её не хотела, перед смертью велела сжечь".

Божена хотела исполнить матушкину просьбу, но открыла кожаный переплёт, украшенный золотым тиснением, и рука не поднялась. Удивительно, что в книге ей всё было понятным: прорисованные знаки, схемы, подписи к ним, все незнакомые ранее слова и заклинания. Это сила, это власть… нет, добровольно Божена с ней не расстанется. Лежит книга в запертом на ключ ящичке вместе с чёрными свечами и мешочками высушенных трав.

Служба закончилась. Нарядные прихожане выходят из собора, лица у них умиротворённые, светлые. Вот и генерал с детьми и няней показался, а с ними какой-то незнакомый солидный господин.

– Дорогая, это русский доктор, Пётр Аркадьевич, – отрекомендовал он, подходя к Божене. – Он будет тебя лечить.

– Здравствуйте, – доктор поклонился.

– Здравствуйте… Но зачем, Николенька? У меня есть врач, месье Леру.

– Не доверяю я этому французику, вот Пётр Аркадьевич придёт и осмотрит тебя.

Что ж, или она отговорит мужа от этой затеи, или придётся перед доктором изображать себя больной.

– Буду очень рада, месье, – Божена обворожительно улыбнулась.

4

– Жюли, Жюли! – заволновалась кухарка в белом чепце и фартуке, увидев в кухне мелькнувший подол. – Спроси мадам что готовить на ужин: рябчика или курицу?

– Я не хочу лишний раз попадаться ей на глаза, – испугалась горничная, – вдруг она снова не в духе? Спроси сама.