Сказки белой совы

Яков молча порылся в кармане, достал монету, протянул сове. Сова ухнула в чёрное отверстие. В глубине прошуршали камушки.

– Наверх не выйду, – раздался приглушённый голос, – спутнику твоему не покажусь.

– А с монетой что делать? – вопросила сова.

– В дыру кидай, я поймаю.

Сова подбросила монету лапой и поддала клювом. Вышло лихо, словно всю жизнь только этим и занималась. Звука падения ни сова, ни Яков не услышали. Значит, монету поймали.

– Дальше что делать? – поинтересовалась сова у наступившей тишины. – Вот так всегда. Монету забрал – и поминай, как звали.

– Ничего не всегда, – прошелестело из-под земли, – я же объяснил. Идите к лабиринту, станьте у левого входного камня, он вас и отправит к Сейд-ярву.

– А это точно туда? – уточнила сова. – Там Куйва?

– А где ещё? Сразу скалу и увидите, мимо пройти невозможно. Думать плохо про него нельзя – он обидчивый и всё слышит. Впрочем, любой бы на его месте обиделся, столько в скале сидеть. Остальное на месте поймёте. И что делать, и как делать. Я вам не советчик.

– А возвращаться как?

– Возвращаться? – под землёй зависла пауза, Антип явно возвращением гостей не заморачивался.

– Ну да. Или ты считаешь, что мы там и поляжем?

Пауза затянулась уже совсем неприлично.

– Вряд ли, – наконец откашлялся чахкли, – наверное, всё-таки выживете.

Яков присел на корточки, стараясь не пропустить ни одного звука. Под землёй шуршало и кряхтело. Потом чакхли сообщил:

– Там такой же лабиринт.

– Да, – ехидно отозвалась сова, – ты открыл нам глаза. И что?

– Ну и станете также. Наверное, сработает. Всё! Пора мне. И так наговорил с три короба, да и времени сколько потерял.

– Время, положим, твоё оплачено, – возразила сова, – и мне очень сильно кажется, что я тебе переплатила.

– Нет! – крикнул Антип, – всё честно!

В норе опять послышался шорох, словно камушки осыпаются. На этот раз Яков посреди каменного шороха услышал быстрые шлёпающие шаги. И всё стихло уже окончательно.

– Пошли, – сказала сова и вспорхнула на плечо Якова, – тут недалеко. Прямо. Потом за тем валуном налево.

За валуном в самом деле открылся вид на россыпь камней, уложенных в двойную петлю. Петля располагалась не на ровной земле – камни лежали словно бы на грядках. Между ними росли кустики травы и брусничника. Яков нашёл глазами левый камень, и начал спускаться к нему по невысокому склону. За плечом пошевелился меч. Ощутимо пошевелился, словно ожил.

Вот и камень. Сова покрепче вцепилась когтями в ткань куртки, Яков потянулся и вытащил из ножен клинок. Меч замерцал еле заметными синеватыми сполохами. Сполохи стекали с острия, пытаясь дотянуться до камня. Яков осторожно протянул руку с мечом, и как только кончик меча дотронулся до камня, всё закружилось в прохладном ветре, на какое-то время утратив пространство, время и направление.

Когда сова открыла глаза – то обнаружила себя на мягком зелёном ковре из мха. Справа негромко плескалась вода. Слева начинались кустики, а за кустиками вздымались к небу скалы. Впрочем, к небу – это было громко сказано, не такие уж большие были скалы. Однако примечательные: на склоне, обращенном к путешественникам, чёрные пятна явственно складывались в гигантскую человеческую фигуру. От скалы даже на таком расстоянии сове сразу стало не по себе. Тяжёлая бессильная и безысходная злоба наползала, как волны тёмной мутной воды, потом отступала и наползала снова. В этих волнах что-то чувствовалось ещё, сова напряглась, пытаясь разобраться. Ага, вот оно. Усталость и обида. И одиночество, такое же безысходное, как злоба.

Где же Яков? Сова завертела головой во все стороны. Вблизи Якова не было. Пришлось подниматься на крыло, чтобы разглядеть окрестности. Яков лежал ничком за валуном, покрытым зелёными и бурыми пятнами лишайников. Сова опустилась рядом с ним. Меч на месте, шляпа скатилась с головы в сторону, сове пришлось тащить её в клюве назад к хозяину.

– Эй, – тихонько позвала сова, – ты как?

Яков шевельнулся, повернул голову, посмотрел на сову. Вставать он почему-то не собирался.

– Плохое место, давит. Чернота и злоба.

– Встать можешь, – встревожилась сова, – или тебя совсем расплющило? Это Куйва проснуться пытается. Голову поверни в другую сторону – увидишь.

Яков приподнялся, повернул голову. Тихонько охнул, разглядев фигуру на скале. Рывком сел, упёрся взглядом в сову.

– Ты мне ничего рассказать не хочешь? Кто такой Куйва? И что мы-то тут делаем?

– Куйва? – сова поковырялась лапой во мхе, – э-э-э… Куйва по местным легендам – великан такой, военачальник чуди, доставший, э-э-э…, она поковыряла мох другой лапой, подбирая наиболее нейтральные слова, – лопарей до такой степени, что отчаянная молитва их была услышана богами. Их, конечно, богами. Вот боги и приложили. Молнией. И осталась от великана только тень на скале, как после ядерного взрыва. Про ядерный взрыв надо объяснять, а то могу? Или про мирный атом?

– Не увиливай, – Яков сделал строгое лицо, – дальше рассказывай.

– Дальше? На скале тень Куйвы, а в скале дух Куйвы остались. Здесь, у скалы нельзя шуметь, нельзя грязнить воду в озере. И нельзя ни говорить, ни думать плохо о Куйве. Иначе – беда. Рыбы не даст, нашлёт непогоду, не пустит в озеро, да и обратно может не выпустить.

– Рыба нам зачем?

– Зачем рыба? – сова похлопала круглыми глазами. – Есть рыбу можно. Я сырую, ты пожаришь вон на тех камнях. Ладно. Авось не обидится достопочтенный, – сова изобразила даже какое-то подобие книксена в сторону скалы, – Куйва. Разбудил его кто-то. Куйва голоден, он крови хочет. Вот смуглолицых и притянул сюда. Если начнётся война, хоть мелкая, хоть какая, польётся кровь. Напьётся Куйва крови – сможет из скалы выйти. Тень станет телом, дух освободится. Ну, а дальше даже говорить не буду, что произойти может. Уговорить его надо как-то на голодный желудок, или что там у тени, снова спать отправиться.

Яков задумался. Меч за спиной вибрировал, он чувствовал лопатками эту вибрацию. Но доставать клинок не торопился: как бы не испортить древним оружием ситуацию ещё больше. Волны злобы, идущие от Куйвы оглушали и накрывали, путая мысли. И если вот такое вырвется на свободу, то… А что, собственно, будет?

Яков напряг воображение. Представил себе ситуацию и усмехнулся.

– Пошли, – весело сказал он, – знаю я, как уговорить.

Вплотную к скале не подошли. Разговаривать, запрокинув голову, с расплывающимися вблизи пятнами, неинтересно. Вот так, чуть поодаль. Если уж мысли Куйва слышит, то голоса всяко разберёт.

– Куйва, – позвал его Яков, – что ты задумал?

В ответ клинок завибрировал сильнее, тяжёлая липкая тёмная волна накрыла с головой. И сквозь эту волну послышался тяжкий вздох.

А потом и у совы, и у Якова в головах зазвучал голос. Неожиданно высокий и надтреснутый, не великана, а сухопарого старца:

– Уничтожу!..

– Кого уничтожишь? – поинтересовался Яков. – Обидчиков твоих давно на свете нет.

– Лопарей проклятых…

– Уничтожишь, – согласился Яков, – даже не напрягаясь особо. Их вон полтора десятка сотен осталось, тебе, так понимаю, даже позавтракать не хватит.

– И других уничтожу… – голос не запнулся ни на секунду.

– Да? Других говоришь? А как?