– В Европу хотят, на халяву пожить, – в разговор включился другой мужичок, – а финны не пускают, границу закрыли. Вот и митингуют.
Яков подавился вопросом, кто такие финны, покивал головой, задумался. Похоже, портал выбросил их куда надо.
– И давно они у вас? Не наглеют?
– Попробовали бы, – мрачно проговорил третий, заросший бородой по самые ноздри, – быстро бы укоротили. Тут не Европа, расшаркиваться не будут. С осени стали появляться, сначала велосипеды все скупили, теперь старые машины скупают.
– Зачем? – удивился Яков.
– Так бедные такие, нищие совсем беженцы, – с издёвкой ответил мужик, – А границу здесь пешком запрещено пересекать. Вот покупают старьё, границу переедут – и бросают. У финнов уже вся площадь перед таможней машинами забита.
– А теперь что?
– А не знаем. Шумят, жалуются, что кушать нечего, в гостинице живут – не платят уже несколько дней. А как в магазин зайдут – так еле мешки выволакивают со жратвой. Бабы пытались собой торговать, да наши боятся – кто их знает, какие у них болячки. Вон на бумажках написали «Меркель, помоги», так она и увидела их отсюда.
И снова Яков сдержался, чтобы не спросить, кто такая эта Меркель. Он повернулся к толпе на площади и внимательно всмотрелся. Увиденное ему вовсе не понравилось. Мужчины были не старше тридцати с очень характерно развитыми предплечьями. Агрессии не чувствовалось, вернее, не так. Агрессия была, но словно в замершем виде, и на эту местность она не распространялась. В гортанных голосах Якову чудились отсветы пламени и огромный готический собор, чёрный от лучей уходящего в бездну солнца.
Яков докурил, попрощался с мужиками и пошёл через площадь, прислушиваясь к своим ощущениям, всматриваясь в толпу не столько глазами, сколько внутренним чутьём. Толпа напоминала сбившуюся растерянную отару овец перед сломанным мостом. Какой-то инстинкт гнал их на закат, а туда не пускали, туда не было дороги. И овцы толпились, сбиваясь, не пытаясь пока переродиться ни во что другое, в растерянности и недоумении. Мысль о том, чтобы повернуть обратно, в их головах не присутствовала вовсе.
Расставшись с Яковом, сова полетела к сопкам. Ещё от лабиринта она заметила острым птичьим зрением некую нору под корнями старой берёзы. Что означала нора – сова догадывалась. Подлетела – убедилась в своей правоте и негромко заклекотала.
Из норы донеслась какая-то возня, и на поверхность выбрался маленький уродливый человечек. Человечек был наг, нос имел лаптём, а глазёнки круглые и любопытные.
– О, привет, – воскликнул он, – давно я тебя не видел.
– Привет, чахкли, – ответила сова, наклонив голову и разглядывая его жёлтым глазом, – не изменился ты совсем, Антип.
– Чего мне меняться, мы же вечные, как сопки эти. Но и ты такая же, даже перья белее стали. Не думал, что увижу ещё. Каким ветром занесло?
– Что происходит у вас, Антип? Сны предупреждают о беде, портал сюда выбросил, к лабиринту. Люди какие-то нездешние в городе.
Антип почесал затылок. Вышло смешно – короткая ручка с трудом достала до лысой головы.
– Куйву кто-то разбудил. Куйва проснулся – хорошего не жди. Надо как-то обратно усыплять.
– Ты думаешь, Куйва этих смуглых сюда зазвал?
– Ну, а кто ещё? Больше некому.
– Зачем?
– Крови хочет. Он всегда крови хочет, когда не спит. А тут такая возможность. Там, – Антип взмахнул рукой в сторону юга, – великое переселение началось. Одни народы решили занять место других народов. Им плохо живётся, а этим хорошо, сытно. Лёгкая добыча.
– А Куйва причём?
– А Куйва часть потока людского сюда притянул. Будет здесь война – Куйва крови напьётся. Много крови будет – может, и из скалы выйдет. Но тогда нынешняя беда счастьем покажется.
– А если уснёт?
– Тогда смуглые уйдут. Они и не хотят здесь оставаться, да дальше им дорогу перекрыли. А деньги скоро кончатся, станут грабить. Драки начнутся. Ты их видела? Одни мужчины, не старые, в силе. К оружию привычные.
– А куда уйдут?
Антип снова почесал затылок:
– Неведомо куда. То уже не наша забота будет. Если Куйва уснёт – всё останется в равновесии.
Сова церемонно поклонилась маленькому человечку:
– Спасибо, Антип. Пора за дела приниматься.
Человечек потоптался с ноги на ногу и заявил:
– Спасибо мало. Монету оставишь. Всё равно же сюда, к лабиринту вам возвращаться.
– Монету? А как же мы по порталам прыгать будем?
– Так и будете. Монета более не потребна, меч сам разберётся.
Сова подумала. В самом деле, монету надо оставить, мало ли что. У Антипа она будет в сохранности, а раз просит – значит, нужна монета. Чакхли деньги любят, но не до умопомрачения.
– Договорились, – кивнула она круглой головой, надо только за спутником слетать.
– Договорились, – эхом отозвался Антип, – до встречи.
И шустро юркнул в свою нору. Оттуда снова послышалась какая-то возня, потом словно камушки осыпались и всё стихло. Сова попробовала заглянуть в нору одним глазом, вывернув набок шею, но в норе было темно даже для неё. Отошла, покрутила головой, определяя направление, и бесшумно полетела в сторону города.
…Яков покрутился по площади, вслушиваясь в настроение собравшихся. Как и понял сразу – здесь ловить было нечего. От смуглолицых струилась опасность, по-прежнему в законсервированном виде, и растерянность.
И совы не было по-прежнему. Вряд ли она сунется в скопление людей, поэтому Яков неторопливо выбрел с площади и пошёл по другой улице с пятиэтажными хмурыми домами из серого кирпича. Внизу домов пестрили вывесками разные магазинчики и конторы и росли невысокие деревья с уже распустившейся молодой листвой. Через некоторое время дома закончились одновременно с асфальтом. Город оборвался внезапно, словно черту провели. Асфальт, правда, метров через сто начинался снова, но башмаки Якова за эти сто метров успели покрыться красноватой местной пылью.
Яков неторопливо брёл по дороге, поглядывая на чахлые деревца по её краям. Ёлки были странные, таких он раньше не видел. Они чем-то напоминали покорёженные и общипанные кипарисы. Впрочем, попадались и нормальные сосны с янтарной корой – посреди полян, покрытых седым ягелем.
А вот сову Яков, разумеется, не услышал. Она бесшумно опустилась прямо у него перед носом на асфальт, похлопала крыльями, складывая их поудобнее, наклонила голову и уставилась на Якова жёлтыми круглыми глазами. В совином взгляде проглядывало нечто непонятное. Не то сочувствие, не то сожаление. А может быть, и сомнение, словно птица не знала, с чего начать разговор.
– Посмотрел, – вопросила сова, – как тебе смуглолицые?
– Опасные, – признался Яков, – но не сейчас. Словно кто на сворке держит.
– Правильно увидел, – сова кивнула, – пока придерживают их. Торопиться надо. Сейчас мы пойдём в одно место, потом к лабиринту. А там уж лабиринт доставит куда надо.
– И куда надо?
– Увидим.
Сова подвела Якова к норе под стволом старой берёзы.
– Монету дай.