Сказки белой совы

– Проклятие Куйвы сильно и могуче. Воду отравлю, на целый десяток озёр хватит. Лук мой уцелел, он на пару вёрст бьёт без промаха, сам цель находит. За минуту целых три стрелы выпускает. Никто не спрячется.

– Так. Уже что-то. А стрелы какие к луку подходят?

– Есть у меня стрелы, – голос сделался озадаченным, – зачем спрашиваешь? Не украдёшь, этим луком только Куйва пользоваться может.

– Лук, значит? И десяток озёр. Слушай, а ты себе представляешь, как мир устроен?

– Вначале было яйцо, – доложил голос, – потом Великая Ель выросла из этого яйца. Половинка яйца стала небом, вторая половинка землёй. А скорлупа уберегает мир от внешних драконов и опаляющего света чёрной звезды. Мир так и называется: Мурр-манн, еловое яйцо.

– О как, – Яков присвистнул, такого варианта сотворения мира он ещё не слышал, – интересно. Но я тебя не о том спрашивал. О географии, вообще-то.

– Что такое география? – переспросил Куйва.

– Ты в мыслях только слова слышишь или и картинки видеть можешь?

– Куйва всё может и видеть, и слышать. Здесь от Куйвы не спрятаться.

– Тогда смотри.

Яков подошёл к самой скале, натащил веток можжевельника, соорудив себе нечто вроде лежанки или топчана. Уселся на неё, снял из-за плеча меч в ножнах, положил себе на колени, и прислонился спиной к скале, закрыв глаза.

Сова угнездилась рядом, ещё и крылом прикрыла меч. И тоже прикрыла глаза, сосредотачиваясь. Мысли читать она не умела, могла увидеть только тени от этих мыслей – эхо настроения думающего.

Яков с закрытыми глазами просидел часа три. Сове даже вздремнуть удалось. Под прикрытыми веками носились оранжевые багровые блики, иногда всё заволакивало свинцовой пеленой, мелькали багровые и темно-зелёные сполохи и переливы.

– Теперь ты видел всё, – торжественно объявил Яков, – понравилось?

Голос Куйвы был растерян и уныл, злоба из него ушла, осталось только тоскливое непонимание происходящего:

– Но я не умею больше ничего. Только убивать.

– Но ты видел? Ты видел, что как только про тебя узнают, ты не проживёшь и одного лунного восхода. А узнают, Куйва. Что делать с теми, смуглолицыми, которых ты приволок в здешние края?

– Может, они уйдут? – неуверенно предположил голос, – Куйва их держать не будет больше.

– А обратно вернуть не сможешь?

– Совсем обратно не смогу. С места не Куйва их сорвал, мне не дотянуться туда.

– Ладно, – сжалился Яков, – ты их отсюда убери.

На дюжину вдохов дышать стало совсем легко, сове представилось, как тёмная волна меняет своё направление и мчится куда-то на юг. Потом тяжесть вернулась вместе с голосом:

– Куйва сделал, уйдут бе-жен-цы, – по слогам выговорил голос новое слово, – завтра никого не останется.

– Ты куда их отправил? – вопросил Яков.

– Тебе какая разница? – мрачно заметил Куйва, – здесь их не будет, мешать не будут.

– Куйва, а кто тебя разбудил? – поинтересовалась сова, – ты тоже видишь сны?

– Вижу, – печально подтвердил голос, – лучше бы не видел. После снов о великом прошлом проснуться пятном на скале – удовольствие сомнительное. Никто не будил, просыпаюсь иногда сам. А тут кровью далёкой запахло, вот и обрадовался. Рано обрадовался. Лучше уж в виде пятна на скале остаться, чем горсткой песка под ногами.

– Куйва, а Гиперборея была? – сова не была бы совой, если бы удержалась от этого вопроса.

Голос замолчал надолго. Даже пятно на скале поменяло яркость, словно выцвело. Уставший Яков, перестав церемониться, открыл свой рюкзак и вытащил оттуда тряпицу с тщательно завёрнутым салом и хлебом.

– Будешь, – предложил он сове, – или за леммингами полетишь?

– Какие лемминги, – удивилась сова, – до них ли сейчас? Буду, конечно.

Они дружно вгрызлись в ломти хлеба с салом, пользуясь затишьем и прекращением этой давящей волны.

– Была, – вдруг снова зазвучал голос, – в самом деле была. И тогда меня не Куйвой звали. А как – я не помню, совсем старый стал. На озеро посмотрите.

Сова с Яковом дружно оглянулись на позолоченную низким солнцем гладь Сейд-ярва.

– Видите?

У кромки берега, слева, перед неожиданно лохматыми в этих местах ёлками, темнело овальное пятно. С правого края в пятно заливалась вода. И если бы не этот изъян, контур овала был бы идеальным.

– Что это, – спросила сова.

– Там вход в убежище. Был. И убежище было, теперь ничего нет. Только сейды каменные остались. Вы, когда обратно соберётесь, не к лабиринту идите, а вон к тому сейду, что ближе всех к дыре.

– А что случилось с Гипербореей, – возбуждённо вопросила сова. Глаза у неё стали совсем круглые, и перья на макушке встопорщились от любопытства.

– А вот этого, женщина, я тебе не скажу.

– Женщина?! – возмутился Яков, – а говорил, что видишь всё.

– Вижу, – охотно согласился голос, – ты хочешь сказать, что это мужчина?

– Сова это, птица белая, полярная. Правда, разговаривает.

– Ну, вот я и говорю, – согласился голос и неожиданно зевнул. – Прощайте.

И всё стихло. Исчезла давящая волна. Остались тишина, лёгкий плеск воды и шелест листьев на деревьях.

Яков с совой доели немудрёный свой ужин. Затем Яков встал, оттащил от скалы ветки, раскидал их подальше. Нацепил обратно меч в ножнах. Подобрал с земли шляпу и аккуратно поместил её на голову.

– Молчит, – доложил он.

– Куйва? – уточнила сова. – Чувствую.

– И Куйва, и меч молчит. Успокоилось. Кажется, нам пора.

Сова взобралась на плечо Якова, этот способ передвижения ей очень понравился. И они двинулись по склону к сейду-порталу у Сейд-озера.