Полночь: 12:09

Я сидел на тупой лекции, куда меня засунул отец. Он разозлился на то, что я перечил ему, отказался идти работать в его компанию. Но я знал, знал, чем он там занимается.

Его кампания ”NBHB Electronic World” лишь жалкое прикрытие. На самом деле в своем стеклянном офисе он отмывал деньги зарубежных инвесторов и все бы ничего, но вот только вкладывали они деньги в развитие проституции в нашем городе. Узнал я об этом случайно, вернувшись как-то раньше домой из школы.

Отец засунул меня в частную школу, чтобы я пять дней из семи жил в специализированной привилегированной школе с такими же богатыми ублюдками, как он сам. Это была единственная школа подобного типа за Уралом, о чем часто любил повторять отец. Он гордился моим обучением, а я ненавидел эту школу и их вычурный кодекс поведения. Самодовольные хлыщи с полными кошельками денег – вот кто они. В их убеждениях не было места для жалости, сострадания и других человеческих чувств.

В тот день я не пошел на тренировку, решил серьезно поговорить с отцом. Мне надоел его тотальный контроль, и я приготовил целую протестную речь.

Однако, подъехав к дому на мопеде, который подарил мне отец на шестнадцатилетние, я увидел еще несколько тачек, припаркованных на нашей подъездной дорожке. Как черные гробы, усмехнулся я. Видимо отец дома, и кажется, решил устроить пирушку. Что ж, сегодня не удастся поговорить.

Тихо ступая по холлу коридора, я направлялся на второй этаж, в свою комнату, когда услышал крики. Я замер посреди лестницы. Что-то мне подсказывало, что стоило пройти мимо, идти в свою комнату и не ходить на крик. Но я не мог просто уйти. Кому-то нужна была помощь, возможно именно моя.

Развернувшись, я пошел на звук. Из холла в сторону кухни шел коридор, украшенный аркой. Пройдя через него, я вошел в кухню-столовую. Крики становились громче. Кричала явно девушка, судя по голосу – молодая.

Открыв дверь, ведущую в кабинет отца, я замер. На большом кожаном диване лежала девушка. На ней по-ковбойски сидел мой отец. Его левая рука держала девушку за шею. Правой рукой он наносил ей удары. Девушка была совершенно голая. Ее руки были связаны, ноги в кровавых порезах. Вокруг отца стояло несколько мужчин. Одного из них я узнал – он был помощником отца в кампании.

– Что за… – начал было я, но отец буквально сразу же подлетел ко мне и зарядил пощечину.

От неожиданности я попятился. Но на этом отец не закончил. Он схватил меня за волосы и потащил из кабинета.

– Какого черта ты тут делаешь? Я не для того плачу херову гору денег чтобы ты путался под ногами, – орал отец, волоча меня по коридору к лестнице. – Чертов щенок, ты все испортил! Прямо как твоя чертова мамаша!

– Не смей так говорить о моей матери! – заорал я, стараясь вырваться из его рук, но он был сильнее.

– Не смей так говорить… – спародировал меня отец писклявым голосом. – Это ты не смей рыскать по моему дому! Завтра же жду тебя в офисе. Видимо пришла пора тебе самому зарабатывать на хлеб, пора показать тебе какова жизнь на самом деле.

– Иди ты к черту со своей компанией и своими дружками – извращенцами!

Этот выпад отец мне не мог простить. Он ударил меня о перила лестницы. Я почувствовал, как искры посыпались из глаз, а губа треснула. Отец схватил стеклянную рамку с фотографией и начал бить меня ей.

– Я научу тебя слушаться старших, – орал он продолжая бить меня треснувшей рамкой. Из нее посыпались стекла, на которые я наступал в тщетных попытках отбиться, но ему было плевать. Как будто незримое зло вселилось в него. – Ты. Будешь. Уважать меня. Сучонок, я твой отец!

Он бил меня по спине, рукам, голове – везде, где доставали его руки.

Спустя несколько минут я уже перестал чувствовать боль. Отец начинал замедляться, его злость иссякла или же закончились силы, но бить меня он перестал.

– Если не хочешь идти в компанию как настоящий мужик, то пойдешь на самые говяные курсы для тупых баб, которые я смогу найти! Посмотрим, как ты приползешь ко мне на коленях, – он наклонился ко мне и прошипел на ухо. – Я проучу тебя, как твою испанскую шлюху-мать!

Он отпустил мою голову и пошел вниз по лестнице в сторону кабинета.

Я остался лежать. Боль разливалась по моей спине и ногам. Меня никогда никто не бил, и сейчас помимо физической боли, на меня накатилось понимание того, что я – ничтожество. Я не смог дать отпор. Я ничего не решаю в этой жизни.

Внизу снова послышались хрипящие стоны и крики. Отряхнув руки от осколков, я закрыл уши. Сжавшись в комок, я так и остался лежать на лестнице смотря на фотографию, которой отец меня бил. Рамка высыпалась полностью, осталось только рваное фото, на котором мы втроем: мама, я и отец стояли на опушке леса, под лучами солнца. Мне было лет пять. Тогда, у нас еще все было хорошо. Тогда мы были семьей.

Месяц спустя отец прислал мне mail. Как и обещал, он нашел какие-то дурацкие парикмахерские курсы. Конечно, я не собирался стричь людей, но пойти против отца пока не решался.

И вот, я, семнадцатилетний лоб, сидел на курсах в окружении десятка девчонок. Они бросали на меня заинтересованные взгляды. Может быть курсы были не такой уж и плохой идеей, решил я и ухмыльнулся.

В начале второй пары, можно сказать, повезло – одна из девчонок начала мне строить глазки и бросать записки. Выглядела она как глупая малолетка, но вот ее подруга была очень даже хорошенькой.

Я согласился пойти прогуляться с ними, что уже было для меня непривычным делом. В школе для богатых детишек у меня не было друзей, я не хотел общаться ни с кем из этих зазнаек, однако сейчас делал исключение для какой–то бомжеватого вида выскочке.

Вернувшись в общежитие, я бросил сумку на пол, достал из-под кровати старый потрепанный чемодан, который принадлежал моему дедушке. Дед был человеком слова – крепкий и надёжный как скала. Если у моих сверстников и были кумиры, то это были звёзды, артисты и певцы. Моим кумиром был дедушка. Он воспитывал меня, учил отличать плохое от хорошего, научил мастерить мебель и рыбачить. А еще научил самому главному – думать. Просчитывать свои ходы наперед.

В его чемоданчике я хранил частичку своей души, ту, что умерла в тот день, когда отец избил меня в первый из многих раз, на лестнице. Когда отец пытал девушку. Когда отец превратился в монстра. После того вечера я стал находить много крепкого алкоголя в нашем доме – или же отец пил и скрывал это раньше или же что-то произошло, и теперь мне придется жить с таким человеком. Но в любом случае я хотел только одного: вырваться из его лап.

В чемодане деда я хранил наличку и поддельный паспорт, чтобы в удачный момент вырваться, сбежать от него.

Подбросив еще несколько купюр в чемодан, я стал собираться на встречу с девчонками. Не знаю зачем я туда шел, но сегодня мне не хотелось сидеть одному в школьном общежитие. Была суббота, все разъехались по домам и мне было скучно. Все напоминало о том, что отец не желал меня видеть дома.

В клуб нас никто не пустил. Точнее девчонок никто не пустил. Они вели себя как шестнадцатилетние дурочки: старались выглядеть взрослее, делали смешные рожи и томно вздыхали. Охрана клуба сразу же их раскусила. Я мог бы исправить ситуацию, мне это было по плечу, но я не стал. Они меня забавляли, я хотел провести с ними больше времени, а торчать в клубе среди потных раздетых девиц мне совсем не хотелось.

Я назвался Алимом. Даже не знаю почему. Как-то само пришло в голову. Наверное, я не хотел, чтобы они услышали мое настоящее имя. Компания отца процветала, но в свете последних событий связывать себя с ним я не хотел.

Мария буквально висла на мне, не давая вздохнуть, и я пожалел, что не дал понять о своих намерениях. Мне нравилась вторая девушка, подруга Мари. Но она молчала, шла немного поодаль нас, видимо стараясь не мешать, и вообще делала вид, что ее ничто не интересует.

Но я видел, как она смотрела на нас. Так смотрит уставший путник на стакан воды или кошка на мышку. Она хотела быть с нами, общаться и, возможно привлечь к себе, чуть больше внимания. И я бы дал его ей, стоило только сказать хоть слово, но она молчала. Что ж, верная подруга – преподнесла меня, как десерт на блюдце, для Марии.

Я уже было хотел переиграть ситуацию или предложить пойти в другое место, но тут телефон Мари зазвонил. Из разговоров, точнее монолога ее родственницы я понял, что происходит что-то неладное.

На Илоне совсем не было лица. Она побледнела, казалось, что ее что-то мучает. Они жарко спорили с Мари о том, где будет ночевать Илона. Для меня это казалось не важным: я слышал слова про дядю Илоны. Видимо не очень приятный тип, раз она не хочет идти к нему или же просто хочет погулять с подругой. Я хотел было предложить свое общежитие, но задумался. Я не мог ее туда привести – жил в мужском секторе без девушек. У нас был достаточно жесткий пропускной контроль, да и ей было бы неуютно находиться в комнате с другими парнями, да и свободной кровати не было. Хоть все и разъехались на выходные, но кто-то мог вернуться на ночь или рано утром. Можно было бы привести ее в отцовский дом, но я сразу же отмел эту мысль по очевидным причинам.

Пока раздумывал свои теории, девушки бросив друг другу в лицо последние фразы разошлись в разные стороны. Мария, схватив меня за руку, потащила прочь. Илона пошла в другую сторону.

Я растерялся. В мои планы не входило такое развитие событий. Но было поздно, Мари прилипла ко мне, как клещ. Она хмуро тащила меня за руку. Сквозь ее недовольное бурчание до меня доносились обрывки резких фраз. Илона же, все дальше удалялась прочь.

Я закрыл глаза руками. Не о таком вечере я мечтал. Но пока решил ничего не предпринимать. Я плохо знал девушек, чтобы вмешиваться в их отношения. Думал, что к утру они уже помирятся. Это же девчонки!

Мы еще около часа бесцельно слонялись по улицам, как беспризорники. Мария все это время безумно махала руками и пыталась мне что–то рассказать или доказать, но я ее совсем не слушал. Ее голос начал меня раздражать. Огромные кроссовки слишком громко шоркали по снегу, а ее рука постоянно терлась о мою – это тоже сильно нервировало.

– .... А ведь ее дядя тот еще козел. Да и телефона у нее нет. О чем я думала. Нужно было забрать ее с собой, – тем временем продолжала гундеть Мария. – Наверное, я плохая подруга. Но зато ты остался со мной. Ты мне сразу понравился. Думаю, ничего с ней не случится, погуляет пару часов и вернётся. Тетка поворчит и пустит ее.

Меня передернуло. Действительно, она была отвратительной подругой. Сначала бросила Илону на произвол судьбы, ранней весной, ночью, да еще и одну без телефона и денег, а теперь пытается вызвать во мне жалость. Нет, так не пойдет.

– Ты не виновата, – начал я. – Твоя тетка выгнала ее.

– Нет, – виновато потупилась Мария. – Это я попросила тетю Наташу, чтобы она освободила нам комнату. Я думала, что нравлюсь тебе…

Я закрыл лицо руками. Господи, что в голове у этой безумной девчонки! Она совсем двинутая, или безмозглая. Или же она просто молоденькая для таких забав, – подсказал мой внутренний голос.

Я решил действовать.

– Как думаешь, куда могла бы пойти Илона? – как бы невзначай спросил я.

Она думала не менее минуты. Я уже начал волноваться, казалось, я видел, как двигались шестеренки в ее голове.

– Не могу придумать, – выдавила девушка из себя. – Мы крайне редко бываем в этом городе. Илонка всегда таскается за мной ну или стихи пишет, песни разные…

– Подумай, где вы были раньше? – Начинал закипать я.